О нем

Гордость шипит и царапается, но с каждым разом все слабее. Скоро она заткнется совсем, и я превращусь в скулящее, жалкое существо. Мать бы посмеялась. Если бы я точно не знал, что это – не ее рук дело, то решил бы, что это ее происки. Это было бы в ее стиле. Утонченная месть за свою смерть – превратить старшего наследника, великого Балема Абрасакса, в текущую сучку, готовую раздвинуть ноги по одному только требованию собственного младшего брата. Я жалок даже сейчас, хоть и не хожу за ним по пятам, как брошенная жена или покинутая любовница. О, я отдаю себе отчет в том, что до этого момента немного осталось. Я наливаю вина в бокал и возвращаюсь в кресло. Прослеживаю взглядом все изгибы тела Тита и закидываю ногу на ногу, в привычной уже надежде, что это поможет мне, что боль в стиснутом члене избавит от возбуждения. Напрасно. Тит прекрасен, и я уже не помню, было ли когда-нибудь по-другому. Узкие бедра, широкие плечи и лицо, как у девушки. Он любит удовольствия, и я – одно из них. Далеко не на первом месте его обширного списка. И я с этим смиряюсь, как и с тем, что он вспоминает обо мне в лучшем случае раз в месяц. Я даже его любовником себя не могу назвать, но мне все равно. Я хочу его в любую минуту в любое время суток, и он об этом отлично знает. Я живу только потому, что я ему не интересен. Ему не нравится со мной играть, иначе он давно раздавил бы меня, просто лишив той малости себя, которая у меня еще есть. Я хочу его. Всего. Залезть под кожу, втереться, слиться с ним. О, он много мне позволяет. Прикасаться к себе, вылизывать все его тело, ласкать до темноты в глазах. Мне всегда мало и каждая секунда, которую я провожу рядом с ним, для меня награда. Я бесстыдно вою и скулю, когда он грубо ставит меня на колени и берет, как одну из своих шлюх. Забавная ирония этой сучки судьбы: я имею весь этот мир, но мой младший брат имеет меня. По-другому не было никогда. Это Я раздвигаю перед ним ноги. И это Я подмахиваю ему, прося больше и сильнее. Мои слуги умерли бы от хохота, если бы узнали, но пока Тит позволяет мне хоть изредка делить с ним постель, мне безразлично чужое мнение. А гордость пусть рычит дальше. Я – Балем Абрасакс, и я счастлив от того, что меня трахает мой младший брат. Я делаю большой глоток, закрываю глаза и накрываю ладонью пах. Я возбужден, и это не новость. Но на этот раз плещущаяся в крови ненависть делает все слишком острым и болезненным. Я видел их. Тита и Кейна. Их сплетенные тела словно остались на моей сетчатке, как ожог. Я видел, как Тит задыхается и стонет, как подается навстречу каждому толчку двигающего в его теле члена ликанта. Завораживающее зрелище. Я не знал, что Тит может быть таким… таким покорным. Что может забыть о любви к комфорту, и трахаться на жестком полу. Я открываю глаза и взглядом ласкаю его ягодицы. Упругие, такие идеальные. Я видел, как Кейн мял и стискивал их, бесцеремонно и наверняка болезненно раздвигая для лучшего доступа. Почему?! Почему он, а не я?! Почему дикий неотесанный ликант имеет доступ к тому, о чем я могу только мечтать?! Он груб, резок и не знает, что такое нежность, но Тит стонет под ним так сладко, что я жалею, что у меня есть сердце, и оно еще живо. Я ненавижу Тита, но еще больше ненавижу себя. Я задыхаюсь от этой ненависти, но даже она не может помочь мне избавиться от моего наваждения. И сейчас я жестко и безжалостно ласкаю себя, пока есть время, пока Тит спит, и я могу безнаказанно им любоваться. Когда он проснется, все закончится. И ни мой обнаженный вид, ни его утреннее возбуждение – ничто не заставит Тита прикоснуться ко мне. Он встанет, примет душ, сверкнет белозубой улыбкой и снова исчезнет из моей жизни на долгие дни. А все, что останется мне – это лелеять свою гордость, потому что это единственное, что у меня осталось. Единственное, что еще держит меня. Я ненавижу тебя, Тит. Как же я тебя люблю.