Крылья обгоревшей бабочки

Вздохни, умоляю тебя, вздохни! Шум, крики, вопли и дымка зала. Умоляю, только дыши, умоляю! Пой, дыши и пой, твой страх тебя пожирает. Визг, это давит на твоё сознание. Ритм баса и эхом, таким тонким и полупрозрачным, как стук установки. Не падай… Знаете, это началось в день моего двадцатилетия, тогда я думал что переступив его порог, все будет только лучше. Знаете, в семнадцать мне сделали больно и, прожив эту жизнь, я запутался, где реальность, а где мой личный блеф. В этот отвратительный момент я бежал на месте от своей боли. И то, с каким страхом и отчаянием ты пытаешься выливать всё это в яму творчества. Твоё тёмное, вязкое и такое же приторно сладкое как голос, с долей гнусавости и эмоций эхо, эхо — твоей души. Такой же пустой и с тонной ненависти и наркотиков, презрения к себе. Просыпаясь, я чувствую всё своё тело. Мне больно встать, мне больно посмотреть на свет без тёмных очков. Мне страшно смотреть в зеркало. На то лицо, что выражает усталость, боль и потерянность, словно маска. Моя маска из косметики и красивого платья, и мне необходимо быть уверенным, мне необходимо быть тем, кто цепляет. Иди и думай, что тебя хотят! Будь элитной шлюхой! Будь настолько блядью и эгоцентриком, что ни один нормальный человек не захочет залезть к тебе в душу. Это состояние, когда лезут в твою грязь, вытаскивают её и обсуждают. Тонкая вуаль из язвительности и юмора, такого же чёрного, как крыло сгоревшей в костре бабочки. И это — моя правда, больная вуаль из правды. Знаете то чувство, когда тебе хочется жить как все? Отдавая сердца Крылья бабочки очень нежные, тонкие и прекрасные. Если взять бабочку за крылья, то она умирает. Стирается ее великолепный узор и шарм. Я бабочка? Еще в колледже я знал, что я странный. Тот человек, что будет раздражать вас, бесить и этим унижать в своём соитии. Меня часто били и считали глупым фриком, который явно любит «BDSM», но я не страдал мазохизмом понапрасну, нет. Мне просто нравилось смотреть, когда люди мнят себя особенными. Теми, кто будет восседать над вами. Мразями, что могут бить и бросать в грязь тех, кто явно не сможет дать вам отпор. Люди — мерзкие и прогнившие твари, и это мой окончательный вывод. Знаешь, давай я буду на «ты»? Так вот, когда эти «исключительные» в своей одинаковости люди бьют тебя, они — ничтожества. Я буду смеяться им в лицо и кричать о том, что они мрази, получать ещё больше до осколков своего сердца, пока не успокоюсь. Нет, я не циник, я просто болею за них. Когда тебе мучительно больно, то лучше пусть страдает твоё тело. Телу не нужно думать, а душа может сломаться. Я не такой. Я знаю, что я другой, но они этого не видят! Я так хотел, чтобы это увидели все. То, что я не половая тряпка. Знаешь, он был такой добрый, мягкий и так ухаживал. Я думал, что вот тот человек, который сможет меня разбудить от подросткового разочарования в мире но... Я показал ему себя. Я показал ему себя слабого, того, кого задевают слова окружающих, кому больно это слышать и того, кто играет на публику. Играет бунтаря и фрика. А он... Он просто трахнул меня в паре поз и рассказал об этом одногруппникам. «Гей и фрик», что может быть «лучше»? Наверное, это стало моим стартом. Я никогда не курил, но... А к черту «но»! Я лучше выкурю эту злосчастную сигарету. Хотя, ты ведь не против, да? Тонкая грань сорвалась. И, найдя пару «фриков» в барах, к своим двадцати годам я стал музыкантом. Играя в барах и надевая на себя женское, подводя глаза, мне нравилось смущать людей. Наверное, я таки стал парижской шлюхой, которой, наверное, когда-то да и был, лет так сто назад, играя порой за выпивку (довольно дешёвую и дерьмовую) и наркоту. Когда ты обдолбанный, тебе уже не кажется что ты в дерьме. Люди — какое-то зло, которое хочет либо порвать тебя, либо поиметь в твой тощий зад. Тогда и мир краше, и приключения захватывающей. Пару раз я убегал от разъярённых кавалеров, которые, находя член в моих «трусиках», хотели либо убить и трахнуть труп, либо просто уебать до потери пульса. Ты же согласен с тем, что перспективы явно не из лучших? Так вот жил себе, бегал от местной гопоты и латентных пидоров с нездоровыми фантазиями или же надрачивал схожим музыкальным фрикам в толчке. Знаешь, когда ты женственный, то девушки хотят тебя довольно страстно и с таким рвением, что я перетрахал почти всю женскую половину клубов и баров Лондона, в которых мы выступали. И вот, наступил момент, когда я встретил «шпалоподобного» Стефана — странного паренька из моего класса. Я шёл с гитарой на одно из пабных шоу в моем исполнении. «Король лузеров» — мне более нечего добавить. А ведь Олсдал вроде играл в школьном ансамбле, и я решил его остановить. Когда я затормозил его рядом с одной из станций метро, он, как истинный джентльмен, сбил меня с ног… Минута молчания. И его: «Девуш… Брайан?» — ха, я думал, он меня не узнает. Далее я предложил ему послушать наше выступление. Вообще, странно, что я узнал его и решил остановить. Хотя… Молко, блядь, это в твоём духе! Это было странно. Как минимум странно. Человек, что всю школу был ко мне нейтрален, вдруг начал навязывать своё: «Ну я готов быть кем угодно, возьми меня в группу, ну Брай» — ну и что мне оставалось делать? Наверное, это была импровизированная благодарность за то, что просто не трогал. Да и что таить греха, он был отличный музыкант. И так началось путешествие тонущих идиотов с самым дерьмовым названием «Placebo». Дальше дни летели как один. Дурь, алкоголь, новые знакомые, мимолётный трах. Как-то в один чудный день частью нашей команды стал Хьюитт; и вот, уже первый альбом с названием куда смешнее, чем казалось бы… «Placebo - Placebo». Привет, 96-ой! Дальнейшее знакомство с музыкальными фриками, стадионы, залы, Крис Корнер, Мэрилин Мэнсон и Эмили. Моя квартира никогда не отличилась педантичностью, но было и у неё отличие. Бедноватый район и окно, которое выходит на кирпичную кладку похожего в застройке дома. Не самое лучшее местечко в Лондоне, но именно тут можно найти любую дурь. Именно тут она умирает. Я нахожу её тело. Это была не любовь, нет, это было раскаяние — вязкое и тягучее; и твоя душа в вине, как в навозной яме. Полупрозрачная дымка из табака в баре. Наверное, там я раскидал все осколки своего сердца. Знаешь, я думал, что я умру, когда валялся на полу съёмной квартиры и в глазах мелькала стена «My sweet prince, you one the...». Я прожёг свои пальцы и сжёг душу. Слёзы катились градом. Прохожие думали о том, насколько нужно быть мудаком, чтоб обдолбаться в такую срань с самого утра?! Больно, холодно, больно. Боже, как хуёво проваливаться под пол, когда нет и веточки, сорняка, чтобы ухватиться за него. Спроси меня, жалею ли я о героине? Нет. Это изменило меня, сотворило во мне стержень. Теперь я не тот наивный ребёнок, который думал о том, что стоит лишь переспать пару раз и это «любовь». Неужели я буду следующим?! Я слаб, опять мотаю слёзы на кулак в кафе. Под «трип-хоп» я вхожу в «декадентстный» клуб и делаю шаг вперёд — я пью за того, кто умер, я пью за честь быть следующим трупом. Записывая эти слова в дневник, я слагаю на них свои тёмные тягучие строки. Это будут те песни, которые пленят даже Дэвида Боуи. Знаешь, в тот вечер меня первый раз трахнули трое. Мне было больно, обидно, страшно и тошно. Когда тебя берут не церемонясь, лапая твоё больное тело. Когда на тебе рвут блузку, бусы (от которых ты чуть не задохнулся), молнию брюк и трусы. Когда по ногам, стекает долговязая и бурая жижа. Ты уже сорвал голос и твои зрачки больше, чем Луна на этом сраном небе. В такие моменты я бы хотел позвать Стива, чтоб он набил им ебало, но я думаю о том, как же, чёрт возьми, больно. Моё лицо явно как диско-шар — такое же круглое и блестящее от количества потёкшей косметики. Когда последняя тварь кончила, они кинули меня рядом с мусором, это было так иронично. Падать ниже? Ха, я и есть — мусор. У меня есть фанаты и даже какая-то слава, а я... Я — мусор. Моя душа — это помойка, и всё так органично, что даже плакать нет сил. Валяясь под героиновым туманом и не помня лица тех, кто драл тебя пару минут назад, ты ощущаешь себя дождиком, что мирно капает. Кап-кап. Я как этот дождь. Взлетал к небу, жил со звёздами и так стремительно упал, смешавшись со слезами этого мира. Я — это слёзы тех, кому я сделал больно. Я не более чем разбившаяся капля. И так трудно дышать. Я умираю? Чёрт, так отвратительно и неправильно! ВЗДОХНИ!!! Умоляю, только дыши, умоляю! Пой, дыши и пой, твой страх тебя пожирает. Холодно… Сыро и воняет. Я поднимаю избитыми и исколотыми руками штаны и надеваю их. Кутаюсь в тряпку, что осталась от блузки. Поднимаюсь и, шатаясь, ухожу, просто ухожу. Какой-то чувак вырывает меня из лап смерти снова. Он просто не дал машине меня сбить. Он просто снова дал мне шанс на исправление. Дал шанс тьме поглотить меня. Black Market Music… Отрывая кусок надежды Почему-то я назвал адрес Стефана. Давай, этот рассказ я повествую ему? Он, на самом деле, многое сделал, а я... Я не тот человек, что сможет просто так сказать «спасибо». Это не потому, что я такой сноб, нет. Просто нету такого слова, которое могло бы прокричать, насколько же я ему благодарен. You have been left alone The creature of innocence You lie for what you're worth And struggle with your confidence And when your devil complains And tears you up, to start again And when you're lying on your stage And nothing works, just living hurts Forget, forget With the secret harmonic emotion Forget, forget With the secret harmonic emotion Напоминаю, что количество блядей, что побывали в твоей кровати — это не количество твоих друзей. Не путай дружбу и секс. Секс и любовь. Эмоции и «приход». Это может быть чревато тем, что один из вас никогда не отпустит ваш образ из своего сердца и сознания. Я какое-то время жил вместе с ним и это, пожалуй, лучшее, что случалось со мной. Он спасал мою дрянную шкурку от большего истирания. Знаешь, Стеф — тот тип мазохистов, что будут терпеть любого подлеца, если он гений и приведёт тебя к верхам. И мне, конечно же, казалось. Просто не мог объяснить тот факт, что он возится со мной, как мамаша со своим непоседливым чадом. Когда Стефан заметил на моих ногах и руках бурые, похожие на ожоги рубцы, он начал трахать мне мозг, да так сильно, что мне пришлось делить с ним место существования. И так, как ты понял, я к нему съехал. Дело было даже не в том, что меня выпихнул арендатор за то, что я просирал до тысячи фунтов в неделю на героин и прочую хрень, нет. Просто вот, если бы я был вашим соседом? Ахаха, вы бы, скорее, переехали на другой конец города только лишь для того, чтобы больше не созерцать меня. Ну... Как меня. Точнее, моих ночных гостей, истерику и вечный кайф. Я не лучший квартиросъемщик, да? Ты вот любишь Sonic Youth? Нет? Ну и быть тебе посланным, если не облитым дешёвым пивом человеком. Так вот, я сбился. То ли я перебрал, то ли ещё что, но факт, что я живу со Стефаном, мать его, Олсдалом. Как делить одну кровать с другом геем? Весело! Это было так весело, что когда он возбуждался, ты — вертелся, ты дразнишь его. На концерте можно было его поцеловать, перетрется об него, но дома. Наверное, когда он был пьян в дерьмо, он мог позволить сделать себе только минет, и при этом смотрел так... Боже, он так смотрел. Я не понимал, просто не мог понять, почему он так смотрит. Смесь стыда, боли и желания. Это было раскаяние за то, что он меня никогда не получит, и он прекрасно знает об этом. Знаешь, Стеф тот человек, что держал мою голову над унитазом. Тот, что кормил меня с ложки и тащил обсосанным в ванну. Это тот, кто помогал пережить сильнейшую ломку, жар, панику. Это тот человек, что помогал мне успокоиться и прийти в себя. Он помог мне выжить. Дал шанс жить и в дальнейшем даже стать отцом. Люблю ли я его? Наверное, да. Любит ли он меня? Наверное, как брата. Любовь ли это? Наверное, это что-то большее, чем любовь. Мы отпускаем друг друга и помогаем. Даже когда Боуи сделал нам предложение, я не верил, что буду столь популярен, но Стефан верил в меня, верил в нас. Он любил нас, а я дал этим «нам» жизнь. Наверное, дальнейшее — это просто моя глупость. Моя выдуманная депрессия на фоне разных красочных наркотиков, что подарили нам почти все песни. Приоткрыв покровы вуалей Знаешь, я не гей, не бисексуал и не натурал. Я не хочу вписывать свою жизнь в определённые рамки, книги или обложки журналов. Я — это просто явление. Яркое в своей черноте. Смотря на себя в зеркало и понимая, что 99% ошибок в своей жизни ты придумал сам, ты чувствуешь себя не просто «королём фриков», а ещё и идиотом. Когда тебя бросала очередная шлюха, а ты наивно полагал, что вот именно она твоя любовь! И потом шёл и травил своё тело литрами алкоголя и разнообразного цвета и формы наркотиками. Я рушил не только себя, но и группу. Я гнал людей прочь, отталкивал их.  Я кричал «НЕ ЛЕЗЬТЕ МНЕ В ДУШУ!», хотя сам же выворачивал чужие с потрохами. Это тонкая грань вуали и пелена дыма, словно бархатный занавес. Думаете, это игра? Но тогда кто же в вашей жизни режиссер? А сейчас, пожалуй, вернёмся к концерту, на котором я падаю замертво и слышу голос Стефана. Кто-то кричит «Дыши», а кто-то: «Это будет скандал!», «Опять ваш солист обдолбался», «Врача!», «Срочно», «О нет, это же огромная неустойка, Брайан, очнись, ты же срываешь концерт!» И знаешь, я не вижу их. Я вижу только этих двух юнцов, что создали нас. Чёрное каре и густо подведённые глаза: маленький паренёк налетел на высокого ровесника. — Дев... Брайан?! — удивился высокий. — Какими судьбами? Что с заставило тебя поменять пол? — не без насмешки произнесённые высоким юношей слова. На что вместо ответа низкорослый паренёк обнимает его и утыкается в его плечо. — Спасибо... И так немного опешивший Стефан стоит, не двигаясь. А Брайан... Он мысленно уже признался ему в любви и так смертельно благодарен за то, что он подарил им: самих себя подарил, и славу, и любовь, и легендарных Placebo. А Стефан знает, что у них непременно всё ещё впереди, и эти двое ещё покажут миру, кто аутсайдер. Свет. Вспышки. Камера. Блеск. ДЫШИ!