Красное и черное

Греллю Сатклиффу безумно шел черный цвет. Он знал это, но упрямо одевался в красный – цвет чувственности и эмоций. Должно быть, потому, что ему безумно не хватало этого в жизни. Всегда сдержанные и рассудительные, жнецы были такими правильными, что хотелось запрыгнуть на стол и во всю глотку заорать что-нибудь революционное. Да и чем, как не криками (то ли революционными, то ли о помощи) были его длинные красные волосы и изящные красные же плащи. Но сегодня он шел на бал. И пусть он шел туда за очередной унылой душой, его выбор все-таки пал на черное. Балы ведь – средоточие веселья и красоты, правда? А в черном гораздо сподручнее покорять сердца. Элизабет Миддлфорд красный цвет не любила. Во всяком случае, на себе. Она искренне восторгалась кровавыми закатами и тайно мечтала о том, что какой-нибудь таинственный незнакомец однажды осыплет ее лепестками алых роз. Но надеть, скажем, красное платье? Немыслимо вызывающе! Настоящая леди должна быть милой и трогательной, нежной и беззащитной, как цветок… во всяком случае, так ее всегда учили. Достало. На бал Элизабет пришла в красном. В эффектном ярком платье с открытыми плечами, белизну которых подчеркивала высокая прическа. Искусный вечерний макияж сделал взгляд таинственным и глубоким, а губы – зовущими и чувственными. Маленькой Лиззи надоело быть ангелочком в рюшечках и бантиках. Это было приемлемо в детстве, когда она была невестой графа Фантомхайва и играла роль его прекрасной леди. Роль, бесспорно, была изумительна, но, вот незадача, граф исчез, когда ему было тринадцать. Исчез окончательно и бесповоротно, а Лиззи осталась. Нет, не Лиззи. Леди Элизабет, гордая наследница предводителя рыцарей Британии. Милые девочки, кажется, уже не в моде. Когда-то Грелль Сатклифф думал, что влюблен. Та женщина была восхитительна, эффектна, чувственная, иронична, но… слишком вульгарна, властна и... побита жизнью, что ли? Как оказалось, это недостатки, причем существенные. Окрыленному чувством жнецу нравилось думать, что поведение Анжелины – лишь игра на публику. Отчасти так оно и было, но довести свою партию до конца блистательная мадам Ред так и не смогла. О том, чем закончились их отношения, Грелль предпочитал не думать даже по прошествии лет. Занятно, но при всей свой мучительной жажде чувств и впечатлений жнец вовсе не был влюбчив. Да, он постоянно отпускал комплименты и не слишком приличные предложения в сторону того же Себастьянчика… и Уильяма… и еще полусотни демонстративно холодных мужчин и женщин. Над демонстративной холодностью вообще очень забавно издеваться. Но вместе с тем Грелль был далек от того, чтобы воплощать слова в действия. Как там старик Шекспир говорил? «Прочтешь ли ты слова любви немой? Услышишь ли глазами голос мой?». Так вот, и Себастьянчик, и Уилл, и мадам Ред были глухи и читать не умели. Юная Элизабет не знала, что такое любовь, но очень хотела узнать. Наверное, поэтому она и решилась надеть красное платье? Когда-то она любила Сиэля, но это было так давно и так по-детски… Он носил хулиганскую повязку на глазу, но смотрел печально и обреченно. Ей хотелось обнять его, пожалеть, заставить улыбаться, но это явно была какая-то другая любовь. Не та, о которой писал Шекспир. «Люди такие люди», — иронично думал Сатклифф, внимательно оглядывая зал. Он не помнил, чью именно душу должен забрать, но не спешил это выяснять. Времени еще было достаточно, так почему бы одинокому жнецу не развлечься? Тем более, что люди, со всем своим многообразием комплексов и психологических проблем, – всегда изумительное зрелище. Вон тот паренек у окна, например, только что пролил вино на платье девушки своей мечты – какое очаровательное смущение. Мужчины, сидевшие на софе, обговаривали грядущую свадьбу своих детей. Брак, разумеется, по расчету – нет, это не очаровательно, это банально. А две нервные дамы в уголке явно планировали отравить хозяйку дома. Светские интриги, запутанная ложь, фальшивые улыбки – просто чудесное коварство. А чуть в стороне, слегка облокотившись на колонну, скучала… его желанная Джульетта? Дьявольски соблазнительный ангел в роскошном кроваво-красном платье. Столь нежная, невинная, но… черт побери, откуда этот зовущий взгляд? Разве можно этому взгляду сопротивляться? И стоит ли? У незнакомца были зеленые глаза. Почти как у самой Лиззи, но более яркие и… неземные? Взглянув в них, юная леди Миддлфорд подумала, что обладателю таких глаз должен принадлежать весь мир. В этой зелени хотелось раствориться и забыть обо всем, в том числе и о том, кто она такая. — Шампанского, моя красавица? – очаровавший девушку господин галантно предложил бокал. – Наша встреча для меня подобна празднику. — Тогда наш с вами праздник смертельно скучен, — вкрадчиво ответила Элизабет, принимая напиток. Она еще никогда и ни с кем не позволяла себе такой тон и такие слова, но чувствовала, что ее визави это понравится. – Может быть, вы со мной потанцуете? Вы ведь хорошо танцуете? Не как половина присутствующих в этом зале мужчин, о таинственный незнакомец? — Обязательно потанцую, — хищно улыбнулся красноволосый бог. – Но будем последовательны. Сначала я подарю вам алые розы. Не прошло и секунды, как дурацкая голубая мечта Элизабет исполнилась. Она так и не поняла, откуда он взял охапку великолепных роз (казалось, он достал их прямо из воздуха), но уже в следующее мгновение ее окутал дождь из алых лепестков. — Но как… откуда вы… — на лице девушки появилось растерянное выражение. Впрочем, растерянность не мешала ей чувствовать себя богиней. Как будто в одночасье она стала властительницей мира, под стать своему личному волшебнику. — Меня зовут Грелль, — со смешком представился он. – А теперь мы можем танцевать! Лиззи проводила взглядом последний упавший на пол лепесток и проказливо улыбнулась. — Скажите, Грелль, вы любите танго? Грелль был готов танцевать с ней все, что угодно, хоть джигу. Но эта девушка сделала самый чувственный, самый страстный, самый изумительный выбор – танго. Он уже лет пять не танцевал этот танец, как-то не с кем было разделить эмоции, которые он дарит. Элизабет Миддлфорд не просто разделяла его эмоции, она вдохновляла и окрыляла. Неужто он встретил ту, что слышит чувства и читает глубины души? В зале давно никто не танцевал – гости отошли к стенам и увлеченно смотрели на поглощенных друг другом мужчину и женщину. Их движения были порывисты и экспрессивны, красный атлас ее платья и алый шелк его волос цепляли взгляд, они не сводили друг с друга глаз, и казалось, что в мире нет ничего более гармоничного, чем эта стремительная, огненная пара. — А что, если я признаюсь в любви? – как бы между прочим спросил Сатклифф, в очередной раз привлекая к себе партнершу. — Признавайся и неси шампанское – это нужно отметить, — рассмеялась в ответ Лиззи. Когда танец был окончен, а самые интригующие слова потонули в громе аплодисментов, жнец выхватил у ближайшего официанта поднос с бокалами и понес его своей даме. Грелль давно не был так счастлив, даже шампанское, которое он не очень-то и любил, внезапно показалось приятнее на вкус. Он наконец-то влюблен и, кажется, даже взаимно. Они знакомы всего ничего, но у жнецов вообще особые отношения со временем и пространством. Интересно, что будет, если он возьмет Элизабет в мир шинигами? Кстати о мире шинигами, то бишь о работе. Почти полночь, пора, что ли, разобраться с той душой, из-за которой он сюда пришел. А потом… потом они с Лиз пойдут гулять в сад! Там полная луна и ни одной любопытной физиономии, коих навалом в этом зале. Предвкушая многообещающее продолжение вечера, Грелль открыл рабочий блокнот и застыл, пронзенный ужасом в самое сердце. Он давно не был влюблен, но страх не приходил к нему еще дольше. На белоснежной странице блокнота рукою Смерти было выведено всего одно имя: Элизабет Миддлфорд. Лиззи растворялась в зелени глаз бога смерти и медленно забывала все, что наполняло ее жизнь. Ну и что, что ее отравили. «На этих высокосветских раутах вечно кого-то травят», — любил повторять ее отец. Оказывается, умирать в роскошном красном платье, глядя в глаза влюбленного в тебя жнеца совсем не страшно. Больно, разве что, но это пройдет. И жаль так скоро расставаться. Но когда-нибудь это закончится. Закончится же? Скорей бы уже все закончилось – тогда ей будет все равно. Почему, ну почему он сразу не прирезал бензопилой тех идиоток, что хотели отравить хозяев дома, но вместо этого отравили Элизабет! Впрочем, нет, это тоже его вина. Он сам же ее и убил, предложив отравленное шампанское. Лучше бы он умер сам, но яды на жнецов, увы, не действуют. Его чудесная, милая девочка лежит на полу, холодная и недвижимая. Краски покинули ее лицо, а яркое платье оттеняет неестественную бледность кожи. Погибшая, сломанная кукла, когда-то бывшая столь желанной. Только вот он еще не успел наиграться. Он вообще дорожил любимыми игрушками. Черт побери, неужели все так и закончится? Она исчезнет навсегда, оставив ему лишь пленку со своими воспоминаниями? У нее были такие прекрасные глаза. Зеленые, почти как у жнецов. Прекрасные… почти как… у жнецов? Грелль Сатклифф подхватил на руки безвольное тело леди Миддлфорд и стремительно телепортировался в мир шинигами. Он только что нарушил половину пунктов служебной инструкции и шокировал толпу гостей, ну да и смерть с ними – Спирс разберется. А ему… ему предстоит трудная ночь. Но кто сказал, что смерть – это конец?