Ценности

За окном медленно спускалась вечерняя тёмная пелена, окутывающая собой весь город. Уже давно стихли и без того редкие птичьи песни, так сильно отличающиеся от летнего и весеннего звонкого щебетания. Ярко горели фонари, освещая спешащим домой прохожим путь. 'Ночь, улица, фонарь, аптека', почему-то сами собой вспоминаются слова из великого стихотворения Блока. А в этой квартире, в кухне обычного Московского дома вкусно пахнет котлетами и картошкой, пожаренной вместе с недавно замороженными грибами. Из динамиков телевизора вещает диктор, снова и снова возвращаясь к главной теме выпуска новостей. Из комнаты, расположенной на другом конце коридора, доносятся громкие строчки из весёлых детских песенок, так хорошо знакомых каждому из нас. На первый взгляд может показаться, что в этом доме царит любовь, спокойствие и идиллия, которую не может нарушить совершенно ничто. Вот только здесь всё иначе. Напряжение, витающее в воздухе, кажется, уже давно взяло эту кухню под свою власть, под свой тотальный контроль. Злость, волнение, даже ненависть и всё-таки нотки любви. Всё это сливается в одно чувство, рождает одну смесь эмоций, чрезвычайно тесно переплетающихся между собой. - Где ж тебя носит?! - сорвавшись, уже не имея возможности сдерживать свои эмоции, воскликнул Федор, со злостью разрубив помидор на части. Рука уже инстинктивно потянулась к бутылке водки. Вылив в себя содержимое рюмки и немного поморщившись, Черных снял со стены небольшую фоторамку. Любимая красавица-жена и их маленький ребёнок на руках. Самые дорогие люди на одной фотографии, самые родные. За дочку, за жену, за этих безумно любимых людей он готов на всё, ради них порвет любого. Но порой он и сам готов придушить свою обожаемую жену. Вот и сейчас, смотря в её серо-голубые глаза, в которых сверкают огоньки радости, готов и убить её за то, что ходит чёрт знает где; и расцеловать, сильно прижав к себе, радуясь тому, что наконец пришла. Из прихожей послышался щелчок дверного замка и раздался звон ключей, упавших на небольшую полочку в коридоре. Вернув фоторамку на законное место и быстро убрав бутылку с терпким напитком, Черных решительно вышел в коридор. - Я уж думал, что ты не придёшь сегодня, - щёлкнув выключателем, Фёдор припал к стене, скрестив руки на груди. - Не начинай. У меня сегодня ужасный день, - бросила Лаврова и, молча пройдя мимо мужа, проследовала на кухню. Ссориться, вновь ругаться сейчас ей совершенно не хотелось. Но, кажется, этому сбыться не суждено. - Кать, тебя послушаешь - проблемы в семье только у тебя! А я вообще как сыр в масле катаюсь! У меня тоже сейчас проблемы на работе, очень сложные и трудные проблемы, хочу тебе сказать. Но я и домой вовремя пришёл, и с ребёнком погулял, и ужин приготовил. Что же у тебя за проблемы, если ты даже домой прийти вовремя не смогла? - прожигая взглядом, допытывался Фёдор. - Я провалила операцию, не смогла раскрыть дело! Я рапорт сегодня подала! - Лаврова резко перешла на крик, будто где-то внутри переключился тумблер. Стакан с водой тут же с грохотом приземлился на стол, образуя подле себя прозрачное озеро. - Я это постоянно слышу. Это уже какой рапорт за этот год? - всё ещё стоя в дверях,будто боясь подходить ближе к жене, осведомился Фёдор. - Я готов поспорить, что завтра ты сообщишь, что забрала рапорт! - Не заберу! Я всё решила! - сказала Катя, пытаясь убедить ни сколько мужа, сколько себя саму. Она и сама-то была уверена, что вновь пойдёт к Переверзеву и снова попросит забрать рапорт. Расследования - это её жизнь, без них она не сможет, просто высохнет как река в пустыне. - Что это?! - наконец подойдя ближе, Черных заметил на лазурного цвета пиджаке дырку с растрёпанными краями. Ткань рукава вокруг порванного места приобрела коричневато-красный окрас. Федор, конечно, не эксперт, но цвет засохшей крови может отличить без проблем. Молодой человек тут же взял жену за руку, желая разобраться в серьезности ранения. - А что, так сложно понять, что это?! - сильно морщась от боли, Лаврова всё же вырвала руку из крепких объятий мужа. - Это последствия проваленной операции! Ты прав, я завтра же заберу рапорт. - Я тебе не позволю! Мне надоело, что ты целыми днями где-то пропадаешь, надоело, что тебя то похищают, то следят за тобой, то нападают, то ты вон раненная ходишь! Подала рапорт - молодец! Правильное решение! - А сама решу! Сказала, что заберу рапорт, значит заберу! - под ногами Фёдора тут же разлетелась на маленькие осколки тарелка из красивого сервиза. - Это не обсуждается! Я не лезу в твою работу - ты не лезь в мою! - Вспоминая все твои истории, я понимаю, что моя работа - совершенно безопасное занятие! Ты моя жена - будь добра советоваться со мной! И перестань бить посуду! - Моя работа - моё дело! - ещё одна тарелка погибла от рук капитана. - Не лезь туда, куда я тебя не зову! И посуду не жалей, сам виноват! - как бы в подтверждение своих слов Лаврова запустила в мужа чашку все из того же сервиза. - Что случилось-то?! Ты можешь нормально сказать, как тебя ранели?! - Фёдор начинал закипать всё сильнее и сильнее. Внутри сидели и тревога за жену, и желание придушить, за то, что отказывается слышать его. - Не твоё дело! Ты картошку жарил? Вот и жарь! - Перестань огрызаться! Я имею права знать, что с тобой произошло! - сильно схватив девушку за плечи, едва не надавив на ранение, Фёдор встряхнул Катерину, желая привести её в чувство. - Что случилось?! Я слушаю тебя! - А я не желаю тебе это объяснять! Отпусти меня! - Я тебя никуда не отпущу, пока не услышу, что с тобой случилось! - прожигая жену взглядом дымчато-серых глаз, Фёдор ещё сильнее сдавил её плечи. - Начинай! Я жду! Или к тебе ещё большую грубость нужно применять?! - Я к тебе сейчас грубость применю! Достал уже меня! Вообще разведусь с тобой и с дочкой видеться не позволю! - Замолчи! Сейчас как врежу тебе за эти слова! - Фёдор уже замахнулся рукой в воздухе, но практически сразу же опустил руку. На кухне раздался протяжный крик, сопровождаемый детским плачем. Тут же опустив плечи жены, Фёдор резко развернулся. Возле двери, сильно прижимаясь к стене и закрывая ручками лицо, стояла их с Катей маленькая дочка. Рядом с малышкой лежал ровный листик бумаги, изрисованный с одной стороны. Совсем недавно девочка бережно держала его в руках, а увидев 'милую беседу' родителей, выронила его на пол. - Не бойся, маленькая моя. Всё хорошо. Мы с мамой больше не будем тебя так пугать. Не плачь, пожалуйста, - взяв дочку на руки и крепко прижав к себе, негромко говорил Фёдор, успокаивающе гладя малышку по спине. - Мы больше не будем ругаться, солнышко. Не плачь, успокойся. Мы с папой тебя очень любим, - взяв в руки рисунок, так старательно нарисованный дочкой, и подойдя ближе, Лаврова приобняла свою любимую семью, своих самых родных людей в мире. Кажется, только такая истерика их маленького и такого любимого человечка, только страх крошечной дочурки, смогли доказать Федору и Катерине, что им окончательно нужно менять свою манеру общения. Манеру, которая после Катиной беременности была забыта, но не так давно, около года назад вдруг снова начала входить в их моду. И вот они наконец поняли, что так быть не должно. Поняли, что ради счастья любимого и такого дорогого ребёнка стоит отказаться от многого, даже от такого нестандартного общения, почему-то когда-то так их привлекающее и манящее. Это, конечно, помогло им однажды начать совместную жизнь, заключив однажды противоестественную сделку, но время идёт и, значит, в жизни стоит что-то менять. Ведь поменяв что-то, переосмыслив некоторые ценности, жизнь получится сделать ещё более счастливой, а семью ещё более дружной и любящей.