Мишень выбрана.
Ночью Хосоку не спится. Подушка кажется слишком твердой, постель раздражающе сбивается, а плед слишком жаркий для такой теплой ночи как эта. Хосок закрывает глаза, а под веками — крепкие, горячие руки и мягкий язык. Под веками Джухон облизывает свои невероятные губы, и почему-то в строгом костюме. А еще, под веками младший сидит у панорамного окна и курит толстую сигару, закинув ноги в дорогих туфлях на стол из какого-то помпезного дерева. Хосок видит, как Джухон небрежно скидывает пиджак, как ослабляет темно-синий тонкий галстук, и как медленно выдыхает дым в потолок, позволяя тому вырываться из пухлых губ рваными неаккуратными клочками. Хосок внезапно видит себя. Стоящим на коленях. В распахнутой белой рубашке, и абсолютно нагим. Он тяжело вздыхает и распахивает глаза, отворачивается к стене и подминает под себя подушку. Напряженно сверлит светлую стену взглядом, пытаясь согнать на ней все свое раздражение, но белая подруга все такая же несговорчивая, и Хосок вновь закрывает глаза в надежде урвать хоть немного спасительного сна, но Сухая ладонь болезненно сжимает его острый подбородок, а большой палец обводит контур губ, немного надавливая. Дорогие массивные перстни поблескивают на смуглых пальцах, а короткие ногти несильно царапают чувствительную кожу. Хосок послушно приоткрывает губы, впуская один внутрь, засасывая лишь фалангу. Одна рука ложится на чужое крепкое бедро, вторая спускается к ширинке. Внутри живота вновь скручивается возбуждение, и Хосок измученно стонет в подушку, заглушая себя. Это все точно долбанный Джухон, его чертова фантазия, и Хосок уж точно во всем этом дерьме не виноват, это вообще-то Джухон с ним приключился, но отступать ему больше некуда, он хочет увидеть больше. Тонкие пальцы медленно тянут собачку вниз, оголяя. У Джухона красивые бедра, мягкая кожа и классный член — большой, с багровой головкой, он испещренный мелкими узелками вен. Хосок облизывает и закусывает контурные губы когда властная ладонь вплетается в его темные волосы. Его притягивают ближе, и он размыкает губы — принимая. Язык очерчивает головку, рука обхватывает основание. Хосок оттягивает собственные волосы, и несильно прикладывается несколько раз головой о стену. Стоит у него безбожно, словно у конченной малолетки, и оттого ему хочется плакать. Уснуть у него так и не выходит.Прицел наведен
Утро встречает Хосока сквозняками в общаге, и единственной чистой домашней рубашкой — белой и широкой, прямо как во сне. Ему хочется задушить себя этой же рубашкой, но приходится остервенело натягивать находку, и идти в кухню. И это просто явный стеб сверху, иначе как еще можно объяснить то дерьмо, что он видит? На широком подоконнике восседает Джухон. В черных скини и рубашке, явно после каких-то внеплановых съемок. Его красивые пальцы сжимают сигарету, а ноги широко расставлены. Он слегка потрепан и зол, пепел вокруг него раздувается серой мелкой крошкой. Хосок испытывает ярое чувство дежавю, и проглатывает вязкую слюну, появившуюся внезапно, стоило ему только увидеть Джухона. Он жадно шарит глазами по стройному телу напротив, и понимает, что пиздец. Кроет нереально. Перед глазами красочной пленкой проносятся картинки из вчерашнего сна, а ноги подгибаются. Хосоку хочется скулить. Лисьи глаза смотрят прямо на него. Читают. Изучают. Хотят.Контрольный выстрел
— Иди ко мне, детка, я соскучился. — Невероятные губы растягиваются в пошлой усмешке, а уголок рта трогает кончик языка. И это... Как будто у Хосока есть шанс. Хоть один гребанный шанс на спасение.