I see the storm

Марко возвращается под утро. Чиро уже ни о чём не спрашивает, он просто раскрывает свои объятья и целует блудного любовника в макушку. С каждым таким приходом делать это всё сложнее и сложнее. В этот раз всё заходит в тупик. Ройс почти мгновенно отталкивает Иммобиле. Отталкивает с таким видом, будто больше ни в каких услугах не нуждается. Мямлит потом сухое «Прости», отводя взгляд. Чиро всё понимает без слов, ему не нужно искать правду в глазах Марко или искать по карманам куртки билет на рейс «Дортмунд – Мюнхен». Чиро непонятно лишь одно – Марко внезапно с ним холоден. Холоден до дрожи в коленях. Добиваться истины бесполезно, всё равно не расскажет. Иммобиле прощает ему всё до последнего греха. Но и его терпению приходит конец. – Пьер, дай мне его адрес. – Откуда мне знать, где он сейчас живет? Я с ним почти не общаюсь после его ухода. – Пьер, пожалуйста. – Тебе ещё раз повторить? – А к кому, скажи, мне ещё обратиться? – Ай, чёрт с тобой. – Пьер! – Я могу дать тебе его номер телефона. И всё. Большего не проси. Чиро до смерти хочется посмотреть в глаза самому главному своему врагу. Тому, кто за какие-то шесть с небольшим месяцев превратил его в ничтожество и сравнял с землей всё хорошее, что в нем было. Просто одним своим существованием убил. А Марко, его любимого, его родного Марко он убивает до сих пор. «На кого я теперь похож, господи?» – вопрошает сам себя Иммобиле, рассматривая отражение в зеркале. Никаких существенных изменений, не пластическую же операцию делали. Только глаза потухшие. Чиро кажется, что если он будет смотреть в них на секунду дольше положенного, то увидит там пепел. Когда Иммобиле пишет Левандовски с просьбой о встрече, он не представляет, насколько скорым будет ответ. «Как неожиданно, однако. Называй адрес, я буду завтра вечером».

I see the storm bubbling up from the sea And it's coming closer.

Когда Левандовски появляется на пороге его дома, Чиро не знает, как начать этот странный разговор. Даже поздороваться нормально не выходит. – Мне кажется, я знаю, о ком ты хочешь поговорить. Роберт хозяйничает в его доме, даже не спрашивая разрешения войти. Проходит в просторное и светлое помещение кухни, присаживаясь за барную стойку. – Если ты хочешь правды, он был у меня той ночью. – Я догадался и без твоих признаний. – Надо же, умный какой, – тон гостя надменный и властный. Обменявшись парой ничего не значащих фраз, они переходят к беседе по существу. – Последние дни мне снилось, как я избивал тебя, – итальянец говорит, что думает. Роберт с вызовом смотрит на Чиро. Мол, чего же ты ждёшь. – Бей. Чиро не может даже замахнуться, не то что ударить. Он прокручивал эту сцену в голове тысячи раз. И бил. По лицу, по телу. Роберт кричал, пытался вырваться, но тщетно. А сейчас – вот он, Левандовски, чего бояться. Рука не поднимается, будто свинцом налилась. – Ты слаб духом, Чиро. Ты не можешь. Ты никогда этого сделать не сможешь. – Почему он к тебе опять возвращается? – главный вопрос всего вечера. – Он не любит, когда с ним возятся, как с ребенком, он хочет чего-то настоящего. Он к тебе только от безысходности тянется. Роберт берет его за подбородок, заставляя посмотреть себе в глаза. – Он украл твою душу, хотя она ему к чертям не нужна. Он о неё ноги вытирает. А ты терпеливо это выносишь. – Почему он к тебе возвращается? – Чиро повторяет вопрос, как мантру, не замечая издевательств Левандовски. – Ты действительно хочешь узнать? Левандовски целует Иммобиле, не давая тому ответить. Целует смело и просто, так, что Чиро вздрагивает. Он отвечает ему, удивляя самого себя. «Поводившись со сволочью, в сволочь превратишься», – думает он перед тем, как окончательно поддаться Роберту. Они начинают медленно двигаться в направлении спальни. На той же кровати. На тех же простынях. Только вместо порочного ангела теперь настоящий дьявол. Чиро больно, поначалу он не показывает виду, терпит, кусая губы и зажмуриваясь. А потом в комнате раздается первый его стон напополам со всхлипом. Чувствовать на себе прикосновения Левандовски непривычно, чужие ладони проходятся по обнаженному телу, провоцируя дрожь. Роберт одной рукой хватает его за волосы, заставляя прогнуться в спине. И Чиро подчиняется. У него нет выбора. Марко эти кудри мягко гладил. А сейчас это властное притягивание кажется единственно возможным исходом. – Почувствуй себя им, – рычит Левандовски, всё сильнее вбиваясь в тело итальянца, – почувствуй... Джессика поставила зеркальный шкаф напротив кровати. Чиро впервые в жизни хочется придушить собственную жену. Он видит всё. Он видит горящие глаза Левандовски, он видит себя, медленно плавящегося в руках этого дьявола, он видит, как Роберт, нагибаясь к нему, оставляет на шее засос. Он смотрит в глаза своему отражению, не понимая, что страшнее: темнеют они от злости или от желания. Голубые океаны высохли, осталась лишь чёрная пустота зрачков. И эта пустота затягивает Чиро так же сильно, как и водяной смерч на морском просторе. – Ты никогда не сможешь быть мной, ты меня никогда не заменишь, ни на поле, ни в постели, ни в его сердце, слышишь? Роберт смотрит на отражение Чиро в зеркале. Они сталкиваются взглядами. И в одну эту единственную секунду Иммобиле хочется умереть по-настоящему. Приноровившись к чёткому ритму толчков, Иммобиле начинает ловить кайф. Нужно же брать пример с Марко, извлекать выгоду даже из такой доведенной до абсурда ситуации. Умирать, так с песней. Кончать, так с протяжным стоном. Роберт прижимает Чиро всем телом к кровати, ослабев после достижения оргазма. Сила притяжения, кажется, увеличивается в разы. – Слезь, ты тяжёлый. Левандовски повинуется. – Почему он к тебе возвращается? – повторяет Иммобиле вновь. Ответ прост. Он лежит на поверхности. – Потому что он ненавидит, когда любят его. Он мазохист, дружище. И чтобы быть с ним рядом, я притворяюсь, что мне на него плевать. А ты не можешь. Роберт Левандовски оттрахал Чиро Иммобиле не только физически, он изнасиловал его морально. А в конце концов Чиро накрывает от осознания того, что он этой истории любви-ненависти был совсем не нужен. Он — третий лишний, ворвавшийся в их жизнь подобно вихрю, когда им и так непросто было вдвоём. Он – тот самый ноль, на который делить нельзя. Поделили. Что ж, теперь получайте результат. – Мне ему рассказать? Или ты сам? Речи о сохранении тайны даже не идет. Чиро не может произнести ни слова, чувствуя, как дьявол невидимым лезвием перерезал ему голосовые связки. Он смотрит на Роберта с такой болью во взгляде, что даже стойкий Левандовски такого не выдерживает. – Я бы извинился. Но ты сам виноват, дружище. Мороз по коже от этого фамильярного обращения. – Уйди, сволочь, – хрипит Иммобиле из последних сил. Фигуры на белом потолке, которые Чиро рисует в своем воображении, такие причудливые и интересные. Он готов придумывать их сколько угодно, только бы не вставать с кровати и не начинать новый день. Время вопреки законам вселенной ускоряет ход. А потом Иммобиле слышит, как кто-то громко хлопает дверью. Это не старый гость, забывший что-то, это новый. Роберт, уходя, дверь аккуратно закрывал, старался не шуметь. – Мать твою, Чиро, что ты наделал?! Левандовски рассказал Марко первым. А у Иммобиле снова не хватило духа. Чиро теряет связь с реальностью, продолжая рассматривать потолок, не находя в себе сил подняться. Он слаб и ничтожен. Не ори на меня, не срывай голос. Ненавидь меня молча. Ты думаешь, этот ураган прошёл? Ничего подобного. Мы втроем попали в бесконечный шторм. Не кричи. Прошу, не кричи. А впрочем, делай что хочешь. Нам из этого ада по-любому не выбраться.