*
Они присели на автобусной остановке. Такеши выдавил сразу две таблетки из блистера и закинул в рот. Странный вечер выдался. Начинался он с вполне приличного ужина. Спокойный, чуть насмешливый Сквало напротив, такой красивый и непривычный в галстуке-бабочке и черных подтяжках под пиджаком — так и хотелось облапать, пощупать Сквало в этой тонкой, дорогой рубашке, поиграться с ремнями, — со взглядом, который раздевал Такеши и резал на живую. И, вероятно, он решился бы на парный танец — здешний хозяин был их хорошим знакомым и должником, — если б девушка за соседним столиком не подавилась косточкой. Ужин был испорчен суетой. В квартире Такеши отсыпался Хаято, спасаясь от роли няньки своих племянников: Бьянки приехала в гости в Вонголу со всем семейством. Друга было жаль. Поэтому из ресторана они отправились в гостиницу. …Но в середине прелюдии в номер ворвалась военная полиция. Чертова облава, искали каких-то преступников. Вот тут Такеши слегка разозлился. Он слишком долго готовился к этому дню, не видел Сквало несколько месяцев, и если косточку он ещё пережил… Ребят, оглушённых атакой Ди Сквало, ему жалко не было. Через окно в соседний номер они впустили Ало и выкурили преступников в объятья второй оперативной группы, ринувшейся на помощь товарищам, когда те перестали отвечать по связи. Похватали шмотки и с хохотом ломанулись по внешней лестнице на улицу, сверкая голыми задницами. Под утро, пьяные в хлам, они целовались на набережной Палермо, на фоне восходящего солнца, среди куч мусора, вони свалки и водорослей, криков чаек и мутной воды у кромки, затянутой радужной пленкой и пеной. Обсолютно счастливые! Пока не обнаружили пропажу ключей, когда замерзли, и ко всему этому Такеши начал трезветь.*
Таблетки помогать не спешили. Такеши выдернул бутылку с остатками коньяка из кармана пальто Сквало и от души хлебнул. — Ты что творишь, придурок! Кто колеса спиртным запивает?! — Хаято говорил, что при головной боли таблетки быстрее действуют с выпивкой. — Блядь! Больше слушай Хаято! Умник, тоже мне. — Соврал? — Нет. Но от некоторых сочетаний колес и выпивки можно такой приход огрести, что розовые слоны будут нервно курить в углу. Дай коробку, что тебе там продали. «Мелоксикам». Что за хрень? Такеши пожал плечами. Сквало вскрыл коробочку, развернул инструкцию, пробежал глазами наискосок и осклабился. — Нестероидный препарат, направленный на снятие воспалительных процессов… Так-так… О! Регулярных болей у женщин! — Что? Каких… — Месячных, балбес! — Сквало шлепнул его по лбу смятой инструкцией. Такеши озадаченно поскреб в затылке. — Что, у тебя нет месячных?! — ужаснулся Сквало и встал. Шутки его нравились Такеши все меньше. — Бегом обратно в аптеку! Покупать эту, как там, хреноту, на которую ссут, чтобы... Такеши дёрнул Сквало за рукав к себе, ухватил за встрепанные волосы и поцеловал. Иначе бы они подрались: это чувство, разворачивающееся в груди, он очень хорошо знал. Может, прав был Сквало, когда говорил, что у него такой вид, будто он готов убивать. Во внутреннем кармане завибрировал телефон. Такеши не сразу понял, чей: его или Сквало, так тесно они прижимались друг к другу. Высвободившись из объятий, Сквало достал раскладушку, хмуро глянул на номер и хмыкнул: — Dobrie lyuli v takuyu ran’ ne zvoniat, Jig! — I tebe zdorova, Superbia! Дальше Такеши не слушал: русский язык ое понимал с трудом, а Сквало говорил быстро, много ругался и хохотал, так что хотелось ещё и отсесть подальше. — Ямамото! — трубка вдруг ожила и заорала по-итальянски на громкой связи, — надумаешь ехать в Россию, глупости все дома оставляй! У нас за нарушение общественного порядка по головке не погладят, по двадцатой статье впаяют штраф, а то и на общественно полезный труд раскрутят, сам в камеру запросишься — лишь бы туалеты не мыть! И это только за мелкое хулиганство. Что там с крупным, вообще вспоминать страшно, уголовщина! — и снова смех и что-то о том, как они протирали ковер у местного начальника полиции по молодости. — А цветное драже слабительного за конфеты принимали? — живо поинтересовался Сквало. — Пацан вечно лекарства путает, однажды пришел радостный, притащил упаковку, в которой уже половины «конфет» не было. Чуть душу в сортир не спустил! А сейчас вместо таблеток от похмелья купил таблетки для баб! — Сквало тоже заговорил на итальянском, глаза у него горели и смеялись. — Что ещё… — Такеши окунуло в шершаво-ледяную волну Пламени, — ты им рассказал… Сквало вздёрнул его, прижимая к пластиковой стене, буркнул что-то прощальное в трубку и заткнул рот поцелуем. Раскладушка соскользнула с плеча, звонко стукнулась об асфальт. К остановке подъехал автобус, но Сквало и не думал останавливаться и яростно проталкивал язык между зубов Ямамото, давил, мокро, кусаче целовал. Злость дрожала на острие тающего терпения, но сквозь нее пробивалось ощущение затянутой в кожаную перчатку прохладной ладони, проникшей под пальто и пиджак. Через несколько секунд Сквало отстранился, ухмыльнулся пакостно и выдернул рубашку Ямамото из-за пояса брюк. — Здесь?.. — Да кому мы нахуй нужны. Сквало стащил зубами перчатку и потянулся к ширинке. Протезом сгреб волосы на затылке, мягко надавил, и Такеши задохнулся от зубов на шее и горячих пальцев на члене. Дрочил Сквало неторопливо, но в изнуряющем темпе. Жарко и мокро облизывал горло и под ухом — воздух холодил влажную кожу до колких мурашек по спине и ребрами, а Такеши невидящим взглядом смотрел, как выходят из автобуса люди; не обращая на них внимания, проходят дальше, спешат по своим делам. Как трое подростков притормозили неподалёку и засвистели, кто-то из прохожих обернулся, смущенно натянул шарф на лицо и ускорил шаг. Все это сейчас было далеко. Близко — запах Сквало: недавнего дождя, коньяка, тёплой кожи. Уютный, расслабляющий. Ощущения его жёсткого длинного тела, жаркого дыхания, скользкого языка. Волнующие. Заводящие. От них продирало дрожью, в груди сжималось, а мышцы живота и бёдер томительно подводило. Оргазм толкнулся в кулак неожиданно, через целую вечность и десяток секунд спустя. Его отпускало. И злость, и головная боль, и непонятное напряжение. Впрочем, усмехнулся он с горечью, очень даже понятное. Хотел сделать вечер незабываемым, а вышло все чёрте как. Сквало обтер его платком и настороженно заглянул в глаза — серые как февральское небо над головой, полнились искристым теплом и тревогой. — А говорил, у тебя платка нет, — шепнул Такеши; расцеплять руки он не спешил. — Это твой, балбес. — Сквало расслабил плечи. — Ну что, еще что-нибудь учудим, или годовщина уже достаточно запоминающаяся? — Извини, Сквало, я хотел… — Эй! Ты чего как маленький! Отлично провели время! Если бы все было по плану, я бы от скуки сдох, — Сквало рассмеялся. Не не заржал, не хмыкнул, а именно рассмеялся, открыто и весело, сверкая остыми зубами и с ухмылкой, небрежно откидывая волосы за плечо. Такеши от этого не просто отпустило — наполнило солнечным светом, желанием дышать полной грудью. — Что там Джиг говорили про аморальное поведение? Пьяные поцелуи и секс в общественном месте входят в это понятие, как думаешь? — И стриптиз. Вот чего мы еще не успели! Раздеться, — азартно сверкнул глазами Сквало и расстегнул пальто. Во время стриптиза кто-то из оскорбившихся зевак вызвал карабинеров, и их все-таки взяли. Через час в отделение примчался злой и заспанный Хаято, чтобы внести залог и от души их обоих отчихвостить. — Вы бы ещё поженились, придурки! — А что, в Италии разрешены однополые браки? — Нет. Но во Франции можно. Или в Лас-Вегасе, по пьяни самое то, — Сквало подмигнул Такеши, направляясь к машине. В уме уже зарождалась идея, и Такеши широко улыбнулся, изображая привычную придурковатость: — Во Франции романтично. В Вегасе — весело. Можно и там и там. Хаято, будешь свидетелем? — О, нет, Ямамото, я же не всерьёз, забудь, забу-удь!..