Самое омерзительное чувство

Когда я вышел из этого здания с белыми стенами, у дороги уже стояла машина. Я знал, что он меня ждёт. Фрэнк всегда был до тошноты пунктуальным и слишком заботливым. Натянув капюшон чуть ли не до носа, я медленным шагом направился к автомобилю, стараясь скрыть всё своё разочарование и огорчение. Я был отвратителен. Казалось бы, ничего ужасного во мне не было – всего лишь изуродованное тело, шрамы от ожогов на лице. Это ведь ничего не значит, правда? Если человек любит, он не оставит другого, будь он хоть инвалидом. Но я чувствовал, что в тот самый миг всё изменилось. Я чувствовал, что Фрэнк не сможет больше быть со мной. Я проклинал всех людей, которые оказались рядом. Я проклинал стечение обстоятельств, время, Судьбу. Потому что, смотря на себя в зеркало, я ощущал лишь ледяные мурашки от отвращения к себе. 11 сентября 2001 можно считать датой моей смерти. В тот день растворилась любовь Фрэнка ко мне, в тот день моё сердце едва не перестало биться. Мы выехали со стоянки не спеша, я проводил взглядом городскую больницу и закрыл глаза. Тишина сдавливала рёбра, и я не мог ничего сказать, потому что знал, что он не хочет ничего слышать. Это медленно убивало меня. Сколько людей умерло не сосчитать, а мне посчастливилось остаться в живых, но я не ценил этого. Я мечтал о том, чтобы находиться под тяжёлой крышкой гроба – мне незачем больше было продолжать существование. Я знал, что мои мысли были ужасными, но я продолжал бредить смертью. Я продолжал ненавидеть каждую секунду своей так называемой жизни. А время всё шло. До жути медленно тянулись дни, а Фрэнк продолжал мне улыбаться, и как ни в чём не бывало заваривать кофе по утрам. Я спрятал все зеркала в квартирах, помимо ванной, но заходя туда, я сразу бросал полотенце на шкафчик. Фрэнк никогда не одобрял моей ненависти к своему лицу : он говорил мне, что я прекрасен любым; он говорил, что любит меня не меньше, чем было; он говорил, что жизнь продолжается и мне стоит забыть о том, что я теперь немного отличаюсь от других. «Немного», - на этом слове я всегда ухмылялся, как сумасшедший, до того больно мне слышать такую нескрываемую ложь. Фрэнк думал, что я ему верю, а я не хотел с ним спорить. Но каждый раз подмечал мелкие детали его поведения – то, как он порой подолгу изучал мои шрамы или то, что он стал закрывать глаза во время секса. Внутри меня всё сжималось от его бархатного голоса, когда он успокаивал меня после того, как кто-то снова выказал презрение от моей внешности. И это было не потому что я слишком любил его голос, а потому что чувствовал, что он согласен с каждым, кто косо смотрит на меня. Однажды я набрался смелости и сказал ему: «Пожалуйста, больше не нужно жалости. Жалость – самое омерзительное чувство во вселенной». Прекрасно зная, что за этим последует, я устремил взгляд на свои трясущиеся руки, которые по-прежнему были в мелких царапинах. Моё сердце билось настолько громко в тот момент, что я не столько ощущал каждый удар, сколько слышал. А он просто стоял и смотрел на меня. Спустя какой-то отрезок времени – я настолько потерялся в мыслях, что не понял сколько прошло – он развернулся и ушёл, не сказав ни слова. Я сидел на кухне, смотря сквозь каждый предмет, будто рентгеновским взглядом, пока Фрэнк в соседней комнате собирал свои вещи. Затем последовал хлопок входной двери и в ту же секунду я перестал слышать, как бьётся моё сердце. Казалось бы, ничего ужасного во мне не было – всего лишь изуродованное тело, шрамы от ожогов на лице. Но это разрушило весь мой мир.