Диалоги в пустоте

– Смотри, эта похожа на бабочку, – говорит Рицка, протягивая собеседнику на ладони печенье. – Да, ты прав, – улыбается в ответ Рицка, принимая сладость. Кончики пальцев легко очерчивают хрупкие контуры. – Осторожней, не сломай, – предостерегает Рицка. – Да какая уж разница, – пожимает плечами подросток. – Я думал, ты не станешь упоминать об этом сейчас. Аояги жмурится, стараясь убрать застывший перед глазами образ уходящего светловолосого счастья. – А ты можешь не вспоминать его удаляющуюся спину? – горько усмехается Рицка и отправляет печенину в рот. – Хорошо, что ты со мной. – Ты долго отрицал меня. – Просто старался не замечать. – Почему ты не рад себе? – Я себя не помню. Подросток отходит к окну и устраивается на подоконнике. – А в том, что я помню, радости мало. Рицка садится напротив. – Но мир радуется твоему существованию. – О чем ты? – Аояги внимательно всматривается в фиалковые глаза собеседника. – Твои школьные друзья радовались, когда ты был с ними. Соби радовался тебе. Значит, ты не плохой. – Я и не говорил, что я плохой. Я – не такой. – Не такой? Для себя или для других? Но разве бы они тогда дружили с тобой? – Именно! Рицка соскакивает с подоконника и волчонком носится по комнате. – Юико хотелось, чтобы я ее любил, а не дружил с ней. Яею хотелось, чтобы я подальше держался от его любимой. Маме хотелось, чтобы вернулся ее Рицка. Сеймею – чтобы я его любил и слушался. Соби хотел, чтобы я был ему Жертвой и наказывал. Кто из них хотел узнать, какой же я настоящий?!! Аояги сжал кулаки, а потом разом обмяк, словно всех сил лишился, и опустился на пол. – Почему? Почему все время не такой? – Не такой… – эхом вторит ему Рицка, усаживаясь рядом и опираясь спиной о спину. – Подменыш для мамы, предатель для брата, слабый для Соби… Нелюбимый откидывает голову на плечо Рицки. – Ты не можешь быть таким, каким хотят тебя видеть другие, потому что это убивает тебя. Но и собой ты не можешь быть, потому что ты не знаешь, какой ты. Ты не можешь сказать, кто ты. – Я знаю, кто я. Нелюбимый. – Нелюбимый? А может, ты настолько являешься собой, что стал неудобен другим, которые самими собой быть и не хотят? – Я устал… Устал думать, что… Что мама любит меня. – «Эта женщина» – так называет ее Сеймей. – Но ведь ее люблю я! – Это не имеет смысла… Она не хочет тебя. Мать, которая желает зла своему ребенку. Мать, которая ломает ему психику и калечит тело. Признай же, Рицка, эта женщина тебе чужая. – Но я люблю ее… – Как думаешь, а Соби любил тебя? – Этого мы точно никогда не узнаем наверняка, – пожимает плечами Рицка. – Сколько я ни спрашивал, я так и не узнал, какой он – Соби. – Пытался насильно подарить человеку свободу. Все же ты уникален в своей наивности и вере в людей, Рицка! – Я ошибался, – вздыхает Аояги. – Я думал, это ценно всем, если это ценно для меня. – Уверен, Сеймей разделяет твою философию. – Брат… Не думаю, что брат думает о ценностях других, но ты прав. Между мною и ним особой разницы нет. – Его «смерть» ты переживал очень остро и, тем не менее, простил. – Я не могу винить Сеймея. Полагаю, я и не знал его. С момента, как я помню себя, и до его мнимой гибели прошло несколько лет. Он всегда был добр ко мне, и за это тепло я отдал ему всего себя. Если он и использовал меня, то я сам в этом виноват. Я позволил. Подросток усмехается, вскинув голову и вглядываясь в темное небо без единой звезды. – Интересно – мы продаем себя за горсточку внимания и того, что мы называем любовью. – Я был уверен, что люблю Сея. Я ощущал его родным… – А Соби? Он постоянно утверждал, что любит тебя. Но ты не спешил ему верить. Разве он не дарил тебе тепло, как и Сеймей? Рицка протянул руку и стал выводить контуры бабочки на щеке Аояги. – Если… оглянуться назад, я понимаю, что не верил Соби не потому, что взрослый постоянно лгал, а потому… – слова прерывает тихий всхлип. Рыдания подступают к горлу, а пытаясь их подавить, мальчишка сам начинает задыхаться. – Потому… что… боялся, что он тоже… он тоже… как и Сеймей, умрет… Рицка поднимается и обнимает плачущего подростка. – Мы всегда ставим себя в центр Вселенной, – говорит он, успокаивающе поглаживая по спине. – Наша любовь и наша ненависть… Мы чувствуем себя виноватыми за наши чувства. Аояги всхлипывает все реже. – Соби не ушел бы, скажи я правду? – Кто знает. Возможно, до того момента вы были бы немного счастливее. Рицка вздыхает и надолго умолкает. Его мысли витают в прошлом. Он размышляет о том, как все же однобоко видится нам мир. – Эй, – Аояги тянет за кончик бархатного ушка, чтоб привлечь внимание. – Ты еще хочешь, чтобы Соби вернулся? Подросток внимательно следит за реакцией Рицки, но у того ни единый мускул в теле не напрягается. – Знаешь, что я понял? Аояги поворачивается и устраивается на полу, положив голову Рицке на колени. Подросток запускает пальцы в темные пряди, поглаживает ушки. Так похоже на прикосновения Агатсумы… – Я понял, что жизнь не дает второго шанса. Ответом служит тяжелый вздох. – Да, мне тоже жаль, – продолжает Аояги. – Вот смотри, мы живем так, словно у нас впереди вечность. Целая вечность для дел. Мы думаем, что всегда успеем, и сначала сделаем вот то, потом то, еще много чего, а потом уже перейдем к самому важному. Нужно просто подождать, пока обстоятельства сложатся удачно. – Это ты о том, что так и не поцеловал его сам? – Я всегда находил весомый повод, чтоб не сделать то, чего хочу. То школа и вечно не вовремя влезающие друзья, то мама, то поединки. Или же, – Рицка хохотнул, – настроение у меня неподходящее. Я хотел сказать Соби, как он важен для меня. Это грызло изнутри, сводило с ума. Но я не мог. Что-то останавливало меня в секунде до. А он… Соби смотрел с легкой грустью и пониманием. Будто бы знал, что я собирался сказать и не сделал, но не винил меня за малодушие. – Он считал, что это твое право. Сказать или нет. – Я думал, что успею. Но… Жизнь не дает второго шанса. Мы упустили это понимание когда-то давно. Так давно, что и не вспомнить. И теперь живем год за годом, все еще стараясь загладить тот, самый первый, ожог. А события и время текут сквозь пальцы. – И остается только сожалеть, когда, наконец, понимаешь, что ничего не вернуть. – Что дороги назад-то и нет. – Возможно, мы и учимся чему-то в этой жизни. Но развернувшийся урок осознаем только задним числом. Так и бегаем. По кругу. – Я знаю, в чем твоя беда, Рицка. Подросток поворачивает голову, окидывая собеседника усталым потухшим взглядом. – Просто в тебе слишком много любви. *** Соби стоит рядом, упершись лбом в стену, и молчит. Он не может достучаться до любимого, но знает, что с ним происходит. Потому что Рицка озвучивает все мысли. Он говорит много: то слово в слово повторяя предыдущие беседы, то вдруг окунаясь в неожиданные темы. Но все закручено вокруг одного – Аояги Рицка стремится узнать, почему он нелюбимый? Подросток разговаривает с самим собой, не замечая Стража рядом. А Агатсума больше не пытается заговорить. Он вслушивается в слова, вспоминая свою жизнь. Почему он сам не решался задать себе те вопросы, в которые сейчас погружен Рицка? Быть может, осознай эти вещи раньше, можно было не допустить… всего. Он оставил ребенка одного. На кладбище. С докладов Нисея Возлюбленному художник знал, что творится с мальчишкой. Как он гуляет, насквозь промокая под проливным дождем. Как он ночами напролет сидит у балконной двери. И вид его полон безысходности. Рицка словно пес, ожидающий возвращения умершего хозяина, – не поможешь, не докажешь. Как днем он идет не в школу, а в парк, и сидит на лавочке, где Соби подарил ему первый, насквозь пропитанный ложью, поцелуй. Как Зеро, Кио, друзья-одноклассники пытались помочь, но безуспешно. Агатсума знал это все и ничего не пытался сделать, изменить. А потом… Соби появился сразу же, как почувствовал обрыв нити Связи с Нелюбимым. Но было поздно. Младшего Аояги забрали в клинику, определив ему пожизненную палату. Рицка прав – жизнь не дает второго шанса. Сеймей приходил, но Агатсума пообещал ему смерть, если еще раз увидит рядом. И Возлюбленный поверил. Теперь Страж свободен. Вот так легко. Но уже поздно. Жизнь не станет отматывать время назад. Рицка. Мальчишка. Котенок… Он говорит страшные вещи. Вещи, о которых и знать не должен, а уже успел прожить. И в словах своих он прав. Действительно, как любить мир, который не хочет, чтоб его любили?.. – Что же ты чувствуешь, Рицка? – Ничего. Просто дыру внутри. И я знаю, что создал ее сам.