Парадоксы

Приятно, когда о тебе вспоминают, но часто выходит дешевле быть забытым. Фрэнк Хаббард

      — Как вы до такого додумались? Как это вообще могло прийти вам в голову? Вы хоть понимаете, что натворили? — МакГонагалл прервала свою гневную обвинительную речь и мельком покосилась в сторону скрипнувшей двери. — Входите, мисс Грейнджер, не стойте на пороге.       — Я лучше потом зайду, — робко возразила смутившаяся Гермиона.       — Нет, нет, я настаиваю на вашем присутствии, — МакГонагалл указала ей на пустующий стул. — Присаживайтесь.       Гермиона молча заняла предложенное ей место.       В небольшой учительской Хогвартса сегодня собрался почти весь преподавательский состав школы, что случалось довольно редко. Среди присутствующих не хватало лишь профессора Трелони и директора Снейпа: прорицательница, по своему обыкновению, почти не покидала башни, а Снейп был вынужден отлучиться в Министерство Магии по срочному делу.       В центре кабинета сидела полноватая черноволосая девушка. Её можно было назвать симпатичной, если бы не выражение крайней тоски и вселенской грусти на лице. Опущенные уголки губ, глубокая складка, залёгшая между бровями, слёзы, безостановочно бегущие по щекам — она выглядела настолько несчастной, что Гермиона ощутила острый укол жалости. Она припомнила, что брюнетку звали Джулия Эртон. Судя по всему, именно эта ученица Хаффлпаффа и стала причиной переполоха, случившегося в Хогвартсе прошлой ночью.       — Семнадцать человек по вашей вине в Больничном Крыле! — всегда сдержанная и спокойная профессор Стебль теперь почти кричала. — Я очень надеюсь, что вам стыдно, поскольку мне за вас крайне стыдно!       — Это вышло с-случайно... — заикалась Джулия, пряча лицо с покрасневшими от слёз глазами.       — Случайно? Случайно? — от возмущения Слизнорт привстал в своём кресле. — То есть вы хотите сказать, что абсолютно случайно разлили любовное зелье сильнейшей консистенции в семнадцать кубков разных юношей? Хороша случайность!       Бедная девушка все сильнее вжималась в спинку своего стула, красная как рак от стыда и унижения.       — А вам, Гораций, — внезапно ополчилась МакГонагалл на Слизнорта, — неплохо было бы знать, чем занимаются студенты в лабораториях в свободное время. Я говорила, что все эти ваши эксперименты кончатся плохо!       — Позвольте, Минерва, я не могу стоять над учениками и контролировать их круглосуточно!       — Думаю, нам не стоит обсуждать это сейчас, — тихий голос Мракса волшебным образом подействовал на всех — профессора перестали переругиваться и шептаться, даже громкие всхлипы Джулии на время затихли, а Гермиона и вовсе затаила дыхание.       Праздничная ночь стала настоящим испытанием для всех преподавателей и старост Хогвартса. Выяснилось, что ингредиентов для приготовления антидота против такой лошадиной дозы Амортенции, да ещё и на столько человек, в школе попросту нет. Вдобавок ко всему, больные вели себя буйно, лечиться категорически не хотели и рвались к предмету своей страсти так, что в конечном итоге, измученные ревностью, передрались. Под утро четверых, находящихся в самом тяжёлом состоянии, забрали в больницу Святого Мунго, а для всех остальных, наконец, приготовили антидот. И, вероятно, единственной, кто был рад этому, стала Гермиона Грейнджер, для которой вся суматоха была настоящим спасением.       Она избегала смотреть на Волдеморта.       Безукоризненный внешний вид, чуть заметная насмешка в голосе и улыбка на губах, так ярко контрастирующая с холодным взглядом синих глаз — такие знакомые черты этого страшного жестокого человека. Кем тогда был тот вчерашний незнакомец и что означали его слова?       Гермиона старательно пыталась не думать о губах, которые вчера так настойчиво впивались в её губы, о сильных руках, скользивших по спине, о его хрипловатом, словно бархатном, тембре голоса. Но память хранила все запахи, звуки и ощущения до мельчайших деталей, заставляя её раз за разом переживать те минуты, отчаянно краснея от стыда за саму себя.       — Но мне вот интересно, мисс Эртон, — Мракс, как назло, быстро провёл языком по нижней губе, и Гермиона зарделась, — что вы пытались тем самым добиться? Вы ведь понимали, что подвергаете риску ни в чём не повинных людей, понимали, что вас постигнет суровое наказание. Вы что-то хотели нам доказать?       Джулия покачала головой:       — Я не хотела, чтобы кто-то пострадал. Я думала, что у меня не получится зелье.       — Поздравляю вас, оно получилось, — едко проговорил Слизнорт. — Вы, мисс, представляете собой редкий случай, когда успехи студентов ужасают, хотя призваны радовать.       — Я не ожидала, что смогу сделать это зелье, — повторила Джулия. В её голосе прозвучали нотки истеричности, присущей людям, которых загоняют в угол.       — Мы поняли это, — терпеливо сказал Мракс. — Но зачем нужно было столько... жертв? Неужели вам не хватило бы одного безумно влюблённого в вас молодого человека?       — Профессор Мракс! — недовольно воскликнула МакГонагалл.       Гермиона невесело усмехнулась: ей было дико слышать рассуждения Волдеморта о ненужных жертвах.       — Мне не нужна их любовь, — полузадушенно проговорила Джулия. — Меня никто не замечал, и решила показать всем, что я… что я есть, понимаете? Что я не просто хожу, дышу и существую, а что я живу! Ведь не сделай я этого, меня бы никто не вспомнил! Большинство одноклассников даже имени моего не помнят! Я для них пустое место, пустое место, — она вскочила, уронив свой стул. — Вы хоть представляете, как больно и обидно может быть, когда ты понимаешь, что ничего, ничего не представляешь из себя! И пусть меня заметили хоть на одну минуту, мне после этого и умереть не страшно! Да, не страшно. Не страшно, — душевные силы покидали девушку, её речь становилась все менее разборчивой, а голос все тише.       В учительской воцарилась тишина. Каждому профессору, хоть год проработавшему в Хогвартсе, приходилось сталкиваться с подобными истериками, но от страха за детей этот опыт не избавлял, ведь всегда оставался риск, что подросток выполнит свою угрозу.       — Думаю, меры наказания мы обсудим позже, выслушав мнение директора, — прервала неловкое молчание МакГонагалл.       — Определённо, — поддержала коллегу Стебль. — Идёмте, мисс Эртон, я провожу вас до гостиной. Мне хотелось бы поговорить с вами наедине.       Она ласково обняла Джулию за плечи и повела к двери, что-то шепча ей на ухо.       Профессора тоже поспешили разойтись — у одних должны были вскоре начаться уроки, другие же отправились отдыхать после бессонной ночи. Уставшая МакГонагалл, по всей видимости, совершенно забывшая о Гермионе и данном ей поручении, ушла, негромко обсуждая произошедшее с профессором Флитвиком. Гриффиндорская староста уже хотела броситься вслед за своим деканом, но тихий властный голос пригвоздил её к месту:       — Стой.       Гермиона остановилась, потянувшись правой рукой к карману мантии.       — Это лишнее. Не доставай палочку, я всего лишь хочу с тобой поговорить.       — А мне нужно поговорить с профессором МакГонагалл, — нервно отозвалась Гермиона.       — Успеешь. Я хотел сообщить тебе, что Северусу теперь известно о наших отношениях. Ты должна быть в курсе.       — Простите, о чём? — Гермионе показалось, что она ослышалась.       — Я буду крайне признателен, если ты подберёшь другое слово, хорошо характеризующее все это, — невозмутимо заметил Тёмный Лорд.       Гермиона вспыхнула и чуть ли не бегом кинулась к двери.       — Кстати, мне понравилось, — внезапно лениво произнёс Волдеморт, заставив её окаменеть на пороге.       — О чём вы говорите? — хрипло спросила она, всеми фибрами души надеясь, что ответа не последует.       — О вчерашнем вечере, разумеется.       Сердце Гермионы ухнуло куда-то вниз.       — Давайте договоримся, — отчеканила она, стараясь сохранять хотя бы видимость спокойствия, — что мы больше никогда не вспоминаем этот эпизод.       Гриффиндорка дёрнула дверь, но та не поддавалась.       — Выпустите меня, — рассердилась она.       — А что, если нет? — Тёмный Лорд подошёл ближе, и Гермиона отшатнулась, больно врезавшись спиной о металлическую ручку двери. — Что ты сделаешь тогда? И почему ты так не хочешь вспоминать о вчерашнем?       — Потому что это безумие! — воскликнула Гермиона. — Послушайте, я могу понять, вы выпили и...       — Дело не в этом.       — Тогда в чём? — она была окончательно сбита с толку. — Мы, напоминаю, с вами враги!       — Ты уверена? — с любопытством спросил он.       — Да! — разговор принимал совершенно неожиданный оборот, и ей это не нравилось.       — Ты сама не веришь в то, что говоришь, — они стояли вплотную друг к другу так, что Гермиона могла рассмотреть каждую черту его красивого лица. — Будь ты моим врагом, ты была бы уже мертва.       Она не нашлась с ответом. С правдой не поспоришь, но признать его правоту для Гермионы было слишком значимым шагом.       — К чему это? — обессиленно спросила она. — Вы все только усложняете.       — Я так хочу.       Он навис над ней, и вновь, как и вчера, коснулся её волос, заставив девушку вздрогнуть.       — Не надо, — жалобно проговорила она, отстраняясь.       В глазах Волдеморта полыхнули красные отблески.       — Ты ставишь мне условия, совершенно забывая о том, что твоя жизнь и судьба в моих руках.       — Моя жизнь и судьба зависит исключительно от меня, — упрямо заявила Гермиона.       — Да что ты говоришь, — насмешливо протянул он. — Сейчас проверим.       — Я не понимаю вас.       — Тебе не обязательно понимать. Ощущай.       Он провёл пальцем по её щеке, спускаясь по шее, заставляя нежную кожу покрываться мурашками. Вторая рука скользнула ниже, оглаживая бедро, сминая ткань мантии. Гермиона прикрыла глаза, слыша, как гулко колотится её сердце, готовое выпрыгнуть наружу. Все происходящее казалось ей диким безумием, но безумием со сладковатым привкусом, от которого искушение закрыть глаза и упасть в пропасть становилось все сильнее. Её голова кружилась, щёки горели, низ живота странно тянуло.       — Скажешь, тебе неприятно? Но ведь это ложь. Как ты можешь владеть своей жизнью, — прошептал он, — если даже не можешь контролировать своё тело? Смотри, ты не можешь этому сопротивляться. Ты вся в моей власти. Ты моя.       Его последние слова набатом прозвучали в её сознании, моментально разрушая иллюзию. Она рванулась, вырвавшись из плена его рук.       — Нет! Я почти смирилась с тем, что вы используете меня в своих целях, но этого… этой...мерзости, — Гермиона не могла подобрать слов, её буквально колотило от гнева и отвращения, — этого не будет!       — Я не собираюсь использовать тебя, — его пальцы вновь легонько дотронулись до её руки, и от этого едва осязаемого прикосновения Гермиону словно ударило электрическим током. — Кого ты обманываешь? Дверь не заперта. Ты сама захотела остаться.       — Нет! — крикнула она как безумная и бросилась прочь.       От него. И...от себя.       Дверь действительно была открыта.