Этот мир так прекрасен за секунду до выстрела

Дождь. Серая дождливая погода накрыла тюрьму. Небо… Небо посерело от дождя. Туман застилает глаза. И, если вытянуть руку, то ты увидишь лишь белесую материю, и ничего более. Солнце, уступая свои права дождю, уже давно скрылось за серыми облаками. Гроза. Дождь был без грозы. Чтоб разыгралась гроза, нужен был ураган. А их ураган исчез. Исчез бесследно. Больше всего грустили небо и дождь. Небо корило себя за то, что тогда позволил себе отпустить. Вины неба там не было. Облака… На небе не было ни единого облачка… Дождь их размывал. Были только серые тучи. Тучи, застилающие небо уже неделю. Эта неделя была полна грабежа, убийств и многих других преступлений. Поэтому в тюрьму с камерой смертников привезли много людей. Но… За грозовыми облаками всегда есть чистое голубое небо. Тогда… Где же его небо? Почему, после стольких неудач, судьба не дает ему увидеть это небо? Почему он видит только серые облака и дождь сквозь решетку на окне машины? За что его обвинили? Почему смертная казнь? Почему расстрел?! В чем состоит его обвинение? В том, что он родился? Жил? Или в том, что не чтил закон? В чем? Почему вышестоящие люди могут свободно распоряжаться чужой судьбой? Сердце останавливается. Бежать некуда. Да и не успел бы… Маленький ребенок перестал верить в будущее. Его у него нет. Этого не изменить. Он в ожидании… Ожидании своего призрачного ангела. Ангела, что приходит под спокойную свирель ветра. Ангела, что избавит от страданий. Он сдался не сразу. И душа умерла тоже не сразу. Его душа умирала долго, но первую стрелу пустила смерть. Смерть родных и близких сердцу друзей. Их крики при пытках. Их мольбы. И то, что он не мог им помочь. Цепи… Цепи держат человека на протяжении всей жизни. И этого не изменить. Существует ли свобода? Пожалуй, нет. Мы находимся в кандалах этой суровой реальности, которая не будет подстраиваться под нас. Так и эти цепи держали его. Он хотел. Он пытался. Выбраться из этих оков. Помочь. Не вышло. А потом лишь тьма. Пустота. Безразличие ко всему окутало его. Он стал протестантом. Сражался за мечты других, ведь своих не имел и видел в этом свою судьбу. Ему всегда было безразлично, убьют его сегодня или оставят на потом. Он знал, что это однажды произойдет, и это его успокаивало. Так было легче. В борьбе за выбранную им справедливость приходилось неоднократно убивать людей. Сжигать дома. Подставлять невиновных. Это уже не давало груза на сердце. Каменное сердце. Жизнь на грани. Вот так она и называется. Машину качает из стороны в сторону. Каждый камень, что составляет эту разрушенную дорогу, чувствуется из-за тряски и подлетов. Колеса стучат. Сквозь решетку виднеется серое небо. Серое плачущее небо… Как это все раздражает. Пустая формальность. Его убьют, и нечего тут решать. Но при том всех заключенных всегда везут в тюрьму. Специальную тюрьму для смертников. Их словно везут в театр, на представление. Но постановка всегда одна и та же – казни. Ужасные. Отвратительные казни. Есть самая простая казнь – расстрел. А так ли это? Нет. На самом деле, все не так просто. Казнь эта может превратиться в подобие Ада, стоит управляющему сократить число человек, что будут вести расстрел, или же намеренно отдать приказ вести огонь сначала по ногам, выбивая кости. Чтобы тяжелые металлические пули ломали хрупкий белый фарфор, выбивая болезненные стоны и брызги крови, с которыми мешались ошметки мяса. После идет обстрел выше – пули попадают в органы, разрывая плоть и принося невыносимую боль, редко, но можно почувствовать как твоя же кровь заливает твои легкие, а после – неминуемая смерть и галочка в списке о проведенной казни. Просто для отметки. Еще есть казнь более изощренная и применяемая для особо жестоких преступников – электрический стул. Забавная вещь, если ты сидишь не на нем, а перед ним, на скамье тех, кто имеет какое-либо отношение к данному преступнику. Вот привели человека вниз и усадили на железный и обшарпанный стул. Положили на предварительно выбритую макушку мокрую губку для проводки электричества, а сверху – и аппарат, пускающий ток. Надели сверху мешок, лишь бы не смотреть в лицо мученика, когда тот вопит от боли. Смерть не моментальная. Командующий отсчитал секунды, и ток был пущен. Руки заключенного смертника изворачиваются в своем жутком предсмертном представлении, выгибаясь под немыслимыми углами, царапая железные подлокотники и внутреннюю сторону ладони, раздирая ее. Комнату оглушает крик. Но проходит около минуты, и агония тела прекращается, а крики смолкают – смертник мертв. А если же извернуться и пожелать еще более ужасную смерть этому человеку? Да. Может быть хуже. Стоит всего лишь оставить губку сухой, и электричество, не имея проводника, будет медленно прожигать кожу, следом пытаясь пробраться по костям к мозгу. До сердца импульсы дойдут не в тот же момент. Глаза могут просто взорваться, орошая мешок на голове кровавыми следами, а тело может загореться, не имея выхода электричества в пространство. И, таким методом, время смерти становится очень продолжительным. Естественно, этот способ запрещен, но кто в военное время обратит внимание на развлечение исполняющих солдат? Верно. Никто. Машина остановилась. Ну вот, скажи: «Привет» в лицо смерти. Что, не можешь? Верно. Все равно не хочешь. А за что цепляться в этом мире? В мире, где все, что тебе было дорого, сгинуло в недра памяти и воспоминаний, что отдаются огненным отголоском в израненной душе. Эта тюрьма ничем не отличается от других, но носит имя главной тюрьмы этого города. Странно. Ничего примечательного. Серое здание. Железные решетки. Ограды. Слышен звон кандалов. Выстрелов. Крики… Широкие ворота выглядят так, словно за ними находится, как минимум, военный бункер. Тяжелые. Сложно открываются. Людей встречают новыми кандалами. Так и Джи… Как только парня вывели из машины, его сразу поставили по стойке «смирно», не с первой попытки, правда, и надели на и без того стертые запястья тяжелые оковы. Исчез огонек надежды, которая угасла еще в детстве. Такую надежду еще называют призрачной. Ну и пусть… Все идет своим чередом… Как и должно быть. Раннее утро нового дня. Ничего необычного. Дождь прошел, оставляя после себя в воздухе приятный свежий аромат. Небо озарилось кровавым рассветом, медленно вдыхая жизнь во все живое и неживое в этом мире. По камням, сквозь капли росы на траве, бегали тонкие солнечные лучи, словно дети, играя меж собой. Пленных вели на расстрел. Вели с завязанными глазами и все в тех же оковах. Оковы уже не так сильно давили на запястья, или на это просто уже не обращалось должного внимания. Несмотря на столь яркий и по-своему теплый рассвет, помещение и вся местность тюрьмы пробирали до дрожи. Было холодно. Каждый камень на этой земле словно пронизывал мертвый холод. Предсмертные крики… Тускнеющее дыхание словно находилось в каждом камне. Каждой песчинке, из которой была построена ограда. Каждый шаг отдавался глухим звуком по пустым коридорам. Шаг. Вдох. Шаг. Шум. Кровавый рассвет уже не встречал их на площадке. Их встретила лишь колючая свежесть. Слишком морозный воздух сразу опалил лицо, и оставалось лишь прикрыть глаза, представить шум прибоя, и ты уже был на обрыве скалы пред океаном. Картина на этой местности давила на сознание, хоть заключенные ее и не наблюдали. Ощущалась холодная бетонная стена за спиной. Если провести по ней рукой, то, скорее всего, можно ощутить чуть липкие пятна крови тех, кого выводили на приговор вчера или ранее. Также можно почувствовать впадины – следы от пуль. Пуль, что, скорее всего, прошили чью-то плоть насквозь или пролетели, так и не испив чужой крови. Все это рисовало в голове не самые красочные картины. Земля под ногами тоже, вероятно, была орошена кровью, но на земле росла трава, день изо дня упивающаяся кровавой влагой. Заключенных поставили в виде строя перед стеной. Лицо их было направлено на лучи солнца, что постепенно своим холодным светом освещало небо, но глаза… Закрытые глаза его не видели. Пошел отсчет секунд… Последних секунд… – Заряжай! Послышался загон патрона и взвод задвига на ружьях. Как некстати, мысли судорожно мелькают в голове, все еще не давая покоя… А ведь как этот мир… – Целься! Бесшумно был произведен прицел. Чуть приподняв лицо, ты ощущаешь легкий ветер, что так ласково щекочет лицо и взметает пряди коротких волос. Вдали, за бетонной стеной слышно пение ранних птиц. Неугомонная свирель. Еще один звук, и ты там. Холод перестает быть таким колючим. Смутно ты понимаешь, что это… конец. Начало. Начало бесконечности. Обретенное путем страха. Смерти. Каждая нервная клеточка в теле отдает различные импульсы. Любой звук кажется решающим. Свист ветра напоминает мелодию старой скрипки с ненастроенными струнами. Но сколь легко и ловко неизвестный скрипач управляется с неисправным инструментом. Не понятно, откуда в теле разом ощущается столько легкости… Перо птицы было бы тяжелее. Ангел-хранитель, что оставил каждого из присутствовавших, лишь тихо замолвит словечко Богу. Там. На Небесах. А над грешной душой лишь пустит свою чистую слезу. В голове остается один вопрос… Насколько бесконечно прекрасен мир… А ведь этот мир… так прекрасен за секунду до выстрела. – Пли! Слышны неутихающие звуки выстрелов. Оглушающие. Сбивающие с толку. Запах порохового огня насквозь пропитал воздух. Вокруг его заглушают мученические стоны и крики. Воздух стал не только пороховым. Он пропитался багряной краской крови. В тишине сознания отголосками отдается сердцебиение. Натянутая до предела струна лопнула. И мелодия стала невыносимой, но вскоре утихла… Все вокруг утихло. Дым медленно вздымается от дула оружия. Один человек, с волосами цвета пятен крови на его лице, стоит, почти не дыша. Он жив. Он невредим. Вокруг этого человека лежат мертвые обезображенные тела. Руки неестественно вывернуты. На лицах застыл последний ужас. Повязки слетели с глаз. Слышатся шаги офицеров, уходящих с места исполнения приговоров, под четким приказом командира. – Есть ли страх в твоих глазах, Джи Арчери? – с его глаз кто-то снял повязку. Если человек искренне раскаивается в своих грехах, он может вернуться в то время, которое было самым счастливым для него, и остаться там навсегда. Может, это и есть Рай? В пустых глазах не было страха. В них не было ничего, кроме выступившей слезы от мыслей о мире. В тот момент хотелось зафиксировать вечность… Но пустой взгляд сменяется изумлением. – Здравствуй, друг. И... прощай, – взведенный курок револьвера в руках друга… Друга, что казался мертвым. В руках неба… Взгляд неба холодный. Отныне ледяной. И еще один не решенный вопрос… Кто мы? Незнакомцы из разных миров? Или быть может мы случайные жертвы стихийных порывов? Знаешь как это сложно – нажать на курок? Этот мир так хорош за секунду до выстрела. Это место огласил последний выстрел. Его не убили под прямым приказом. Командир дал слабину. В конце концов, это – его друг. Но в том и дело – он командир. И это – его обязанность. Ведь, на самом деле, он ни в чем не раскаивался.