Что требовалось для того, чтобы быть писателем? Не чувствительность к чужой боли. Не тонкое понимание окружающего мира. Не состояние экстаза. Эти слова предназначались для непосвященных. Правда же заключалась в том, что писатель — тот же «медвежатник», который вертит диск сейфового замка и прислушивается к щелчкам, чтобы отыскать правильную комбинацию цифр. После пары лет усилий дверца может открыться, а ты — начать печататься. Но беда в том, что зачастую сейф оказывается пуст. (c) Джон Мерлин, "Пусть умирают дураки"
Он отставляет в сторону металлическое перо и баночку с чернилами и придирчиво осматривает причудливую вязь букв на бумаге. Перечитывает, смакуя каждое слово, пробуя на вкус словосочетания. Изредка приходилось что-то менять, но при вычитке всегда так — едва ли не всё приходится переписывать. К ночи трёхлетний труд был закончен, молодой писатель мог представить творение миру. — До мира вам, юноша, далеко, — поправляя старые очки, буркнул редактор замечтавшемуся молодому человеку, что ранним утром принёс ему очередной увесистый том дополнительной работы. Юноша смущенно потупился и отвёл взгляд, мысленно он уже отвесил себе пару затрещин за рассеянность, но на радостное и какое-то умилительно-восторженное настроение после долгих бессонных ночей и еженедельного похода в архив за достоверными источниками это никак не повлияло. Бывали дни, когда вдохновение начинало медленно растворяться в нём самом, оставляя непонятную, не сформированную должным образом мысль и эйфорию от туманной задумки. Он жил этими чувствами, ощущениями блаженства — боль в пальцах и тёмные круги под глазами были лишь досадным дополнением, не заслуживающим внимания. Ведь писатель мог назвать себя по-настоящему счастливым. Редактор тем временем бегло просмотрел рукопись и нахмурился, покосившись на парня с толикой подозрения и опаски. Поправил очки привычным и выработанным до автоматизма жестом. — Юноша, приходите через неделю за проверенным вариантом и правками, — ненадолго замолчал. Через пару минут молчания редактор несколько нервно попросил адрес молодого писателя «на всяк случай, кто же знает, что может произойти завтра?» Объяснение было невразумительным, но окрылённый завершением труда юноша не заметил подвоха.***
Через пару дней за ним пришли. Они не представились и не позволили ему собрать вещи — просто увезли под гневные вопли отца юноши и рыдания, уверения, что сын невиновен — матери. Обвинение ему тоже никто не предъявил. С ним даже не говорили. Молча везли, мучительно долго растягивая время, скручивая его в спирали и замораживая. Казалось, они ехали вечность. Ожидание было для него пыткой. Только один раз до него донеслись резкие слова, произнесённые с такой презрительной и ядовитой усмешкой, что молодой человек вздрогнул, не веря, что это про него. В полудрёме юноша не понял, кому принадлежал из его сопровождающих голос. — Писатель с такими мыслями вдвойне опаснее, чем кучка подпольных трусов-революционеров. Парень, тебе вообще повезло, что ты до сих пор жив.***
Это была ссылка. Через какое-то время молодой человек это понял. И мысленно проанализировал своё произведение, внутренне холодея от липкого страха, сковывающего в самые неподходящие моменты. Главный герой мыслил смело и открыто, это был совсем другой человек. Это не о себе он писал! Это не он хотел изменить уклад всего! И он даже не думал, что книга увидит свет, и, более того, вдохновит кого-то на революционные действия. Ссылка в Сибирь. Этому не удивляешься, когда слышишь от знакомых семьи, убитых горем и убеждающих, что «мой мальчик...он ведь не виноват, это всё дурное влияние среды». Разумеется, все сочувственно кивали и проявляли в большинстве своём вежливое сочувствие и фальшивое сострадание. Прямолинейность никогда не считалась хорошим качеством. Он писал. Всё равно писал, раздобыв контрабандным, сложным и чудным путём бумагу, гусиное перо и маленькую старую баночку с чернилами. И снова был счастлив, испытывал весь спектр эмоций раз за разом. В голове мелькали сотни образов — они нуждались в обработке и записи. Но, вот, перо сломано, а чернила и бумага не вечные. До следующей незаконной покупки ещё пара месяцев...Отчаянный писатель, мечтательный писатель, счастливый писатель. Он творил в мыслях и мечтах. Сотворял чудо и через некоторое время забывал, оставив себе только маленький кусочек тепла. Юноша уже давно мужчина. Зрелый писатель, состоявшаяся личность. Он никогда не вернётся в родное поместье. Но даже это неважно. Его идеи у него не отнимут. Они останутся с ним до последнего — и ради возможности жить мыслью, быть творцом собственного мира, он был готов умереть.Умереть ради единственной радости в жизни — частички творчества. Это так много и так много.