11

Очередная тренировка и Куроо снова еле-еле отодвигает свои инстинкты на второй план и борется с одичавшей животной натурой, страстно желающей Кенму прямо здесь - на площадке, под сеткой, у стены, в раздевалке. Везде, где только можно и нельзя. Всю тренировку он думает о различных мерзостях – начиная с потрошеных бурундуков и заканчивая гноящимися ранами. Он пытается концентрироваться на игре, но выходит дурно, потому что от одного взгляда на связующего, животное рвется наружу, идя вразрез с разумом. Только одно удерживает его в узде. Это Бокуто, чёрт его дери, Котаро. Эта пронырливая сова знает всё, что происходит с Куроо, даже если последний ничего не говорит. Может, это совиное чутьё, кто его знает, но факт остается фактом – если Бокуто узнает, что Куроо возбудился на тренировке от одного лишь взгляда на своего милого кохая и никакая сублимация в виде «уйду с головой в тренировку» не помогает – он его высмеет. Даже, несмотря на то, что Кенма и Куроо уже давно вместе не как друзья, Бокуто его всё равно высмеет. Да и он на его месте поступил бы так же. Ну не на тренировке же! Но Тецуро не позволит такого раздолья для шуток этому шумному балбесу и берёт себя в руки, твердо решив не проиграть этот бой. Куроо придерживается своей тактики и всячески избегает Кенму настолько, насколько это возможно, но тренер, да и сокомандники замечают странное поведение капитана и интересуются, все ли у него в порядке, Тецуро ссылается на плохое самочувствие и тошноту, и тренер, от греха подальше, отправляет его домой. Кенма лишь по-кошачьи проследил за уходом капитана и вернулся к занятию. Всю дорогу до дома он прошел на автомате, словно пребывая в каком-то трансе, а виной всему Кенма Козуме со своими ножками. Эти чудные хрупкие бледные ножки буквально сводили его с ума каждую тренировку. Особенно сейчас – осенью, после летнего лагеря. Из лагеря все вернулись загорелые, хотя бы по спортивную форму, не говоря уже о тех, кто любил ходить топлес, но не Кенма. Он как был словно лёгкая статуя мальчишки-ангела из белого мрамора, так таким и остался. Смотря на него, Куроо лишь прикусывал губу и отводил взгляд, давая разгуляться своей фантазии. И сейчас, глядя каждую тренировку на оголенные худые ножки, так похожие на женские, Куроо хотел сказать одну лишь фразу: - О, закрой свои бледные ноги! Они слепят и манят, словно мираж посреди знойной пустыни. Как и мираж – они недосягаемы. Несмотря на то, что Куроо каждую тренировку «страдает» от созерцания вопиющей красоты этих ног, он бесконечно благодарен, что они занимаются не футболом, потому что эти прекрасные ноги, да еще и в гольфах наверняка бы со временем свели его в могилу. Дома Куроо решил прилечь, дабы отвлечься от объекта его восхищений и вообще, ведь на свежую голову легче думается, верно? Уверив себя в этом, он заснул. Но даже во сне не было покоя. Настойчиво вибрировавший телефон так и напрашивался на швырок в стену, но увидев, что звонит его прекрасная белокурая принцесса, Куроо поднял трубку и промычал. - Фух, живой, - облегченно послышалось с того конца провода.- Я зайду тебя проведать, тебе что-нибудь принести? - прежний равнодушный тон. - Нет, - промычал Тецуро, роняя голову обратно на подушку, - то есть да, - опомнившись, быстро добавил он, тут же пожалев о своих словах. - Что? «Эх, была не была!», - подумал Куроо и решил подойти издалека. - Кенма, мы ведь уже давно вместе? - Ну да, а что? - Нуу…знаешь, я тут подумал, не мог бы ты…то есть, э…в общем, - мямлил Куроо, что было несвойственно ему. - Да говори ты уже, - равнодушно прервал его Козуме. - Если собираешься прийти ко мне, то надень гольфы, пожалуйста, - протараторил Тецуро и зажмурился, словно ожидая пощечины. - Ладно, - безэмоционально отозвался Кенма. - Что? И ты просто так согласишься? Даже не спросишь, зачем всё это? - опешил Куроо. - Pauca verba*, - спокойно сказал Кенма, обдумывая, где он может достать их, - гольфы, так гольфы. - Приходи к восьми, буду ждать. Ошарашенный таким неожиданным, может быть даже пассивным согласием, Куроо ущипнул себя, дабы привести в чувство и очнуться ото сна, но это была явь. Самая, что ни на есть настоящая явь! Действительность! Реальность! Восторженный и окрыленный Куроо вскочил с кровати, победоносно вскинул руки и чуть ли не замурчал от предстоящего удовольствия. *** Куроо уже как десять минут ходит из угла в угол, ожидая прихода Кенмы. Он взбудоражен до кончиков волос. Долгожданный звонок в дверь, три длинных шага и дверь открыта с такой резкостью, что белокурые волосы встрепенулись, покрывая на мгновение глаза Козуме. Этого мгновения было достаточно, чтобы Тецуро сорвал резкий и требовательный поцелуй с губ Кенмы. - Здравствуй, - ласково промурлыкал Куроо и пропустил мимо себя юношу, указывая рукой, чтобы тот проходил. - Что, никого дома нет? - спросил блондин, оглядываясь. - Отец в командировке, а у мамы ночная смена. Мы одни, - ответил Тецуро, закрывая за собой дверь в комнату. - Я вижу, ты в порядке, может мне и не стоило приходить? - хитро отозвался Кенма, поглядывая на вполне себе здорового и бодрого Куроо, устраиваясь на кровати. - Что? Нет, я ужасно болен! - наигранно вскрикнул брюнет и приложил тыльную сторону ладони ко лбу, изображая обморок. - Действительно, тогда вам нужен постельный режим, милый мой, - сочувственно отозвался Кенма и встал, расправляя постель и жестом приглашая брюнета прилечь. Куроо игриво юркнул в постель и уставился на блондина, который, в свою очередь, уверенно снял с себя некомовскую олимпийку и швырнул её в непонятном направлении. Затем, медленно покачивая бедрами, снял штаны и отправил туда же. - Кажется, у меня поднимается температура и меня знобит, - нервно сглотнув, сказал Куроо, приподнимаясь на локтях. - Тогда больному срочно нужно пропотеть, - ухмыльнулся Кенма и стянул с себя футболку. Куроо, не веря своим глазам, что перед ним стоит тот, кого он так неистово желал на протяжении нескольких лет и получал, созерцал бы эту картину вечность, если бы была возможность. Кенма по-прежнему желанный, как в первый раз. Его гладкие, слегка спутанные волосы, обрамляющие лицо, мягкие узкие губы, выпирающие ключицы, соски, контрастирующие с бледной кожей, виднеющиеся ребра, длинные изящные руки с вечно холодными пальцами, гладкий животик, боксеры, досадно прикрывающие бедра и упругие маленькие ягодицы, тонкие ноги, выпирающие колени и в завершение – обтягивающие голени белые гольфы – от одного такого вида Куроо готов был кончить. Смерив несколько раз Кенму жаждущим взглядом, Тецуро шумно выдохнул, закрыл глаза и поерзал на постели. Козуме долго просить не пришлось, и он уже умостился поверх Куроо, устраиваясь поудобнее на выпирающем сквозь домашние штаны члене, что, собственно, сопровождалось довольным шипением брюнета. - Если ты не прекратишь, то я позорно кончу в штаны, - умоляюще проговорил Куроо. - Спишешь всё на болезнь, - внезапный поцелуй выбил остатки разума из его головы и оставил лишь зияющую дыру. Такой Кенма – это что-то новенькое. Возбуждающе новенькое. Оторвавшись от спелых губ Тецуро, Кенма ухмыльнулся: - Больному прописан постельный режим. Так что ты лежишь, ясно? - Козуме дернул его за футболку, давая понять, чтобы тот её снял. Бездумный кивок, и футболка уже на полу. Целуя Куроо беспорядочно и отрывисто, Кенма проглаживал каждый миллиметр его тела, ничего не упуская из виду, при этом не забывая тереться об эрегированный член. Руки блуждали то вверх, то вниз, а безудержный язык ласкал соски, иногда прикусываемые зубами. Куроо прерывисто дышал и толкался бедрами навстречу, желая большего, но, вспоминая, что он еще зачехлен, сбавлял темп, поскольку не хотел опозориться, как какой-то девственник. Он попытался взять инициативу в свои руки, обхватив Кенму руками и начиная было переворачивать, но получил болезненный укус за ключицу. Укус дикой кошки, которая дала понять, кто здесь главный. Чтобы больше такого не повторялось, Кенма приспустил штаны Куроо вместе с боксерами, растер сочащуюся смазку по члену и вобрал член в рот, окончательно пленяя брюнета под собой. Медленные дразнящие движения ртом и поглаживания руками торса могли бы сделать своё дело до конца и довести Куроо до разрядки, но у Козуме всё было под контролем и, с причмокивающим звуком, он отстранился от члена и достал из-под матраса лубрикант и презерватив. Зубами открыв презерватив, он раскатал его на члене правой рукой и следом левой смазал лубрикантом. Кенма снял с себя свои боксеры, демонстративно отпячивая попу в сторону Куроо и щедро смазывая лубрикантом, снова устроился сверху. Упираясь одной рукой в грудь Тецуро, а другой рукой направляя член в себя, Кенма с шипением и зажмуриваниями постепенно насадился. У Куроо в глазах заискрилось то ли от того, что Козуме был узким, то ли от того, что гольфы добавили своего эффекта или же всё это вкупе сносило ему крышу, он не знал. Но он был на пике наслаждения. Свыкшись со своим положением, Кенма начал двигаться, постепенно наращивая темп и шлепаясь о Куроо. Сменив угол входа, Козуме чуть ли не взвыл от удовольствия, когда член Тецуро задел точку, приносящую немыслимые ощущения и восторг. Последний же с каждым новым толчком все дальше улетал из этого мира, куда-то во вселенную удовольствия и наслаждения, где его прежде пассивный и безынициативный Кенма был таким властным и требовательным. Шлепки разгоряченных тел, стоны, учащенное сбивчивое дыхание - эти звуки, отражаясь от стен, заполнили комнату. Кенма интенсивно водил сжатой рукой по своему члену в том же темпе, что и насаживался на Куроо, который, чувствуя приближающуюся эйфорию, утянул Кенму в глубокий поцелуй, сопровождаемый стоном наслаждения и последним резким толчком внутрь. Козуме, слезая с Куроо и завалившись рядом, простонал так громко, что наверняка слышали их сокомандники у себя дома, и излился себе на живот. Запыхавшиеся и не отошедшие от оргазма, Куроо и Кенма лежали на обители сна, держась за руки, и смотрели в потолок, и видели звёздное небо. Звёзды, которые они подарили друг другу. - У тебя очень сексуальный голос, Кенма, хочу слышать его чаще, - истомно говорит Тецуро. - Что ты имеешь в виду? - У меня встал от твоего голоса, вот что я имею в виду, - ответил Куроо, поворачиваясь и заглядывая в золотые блестящие и хитрые глаза. Кенма, как ни в чем не бывало, снова оседлал брюнета и произнес, поддерживая зрительный контакт: - Vale et me ama**, - нежный поцелуй в губы. - Ad infinitum***.