***
Гарри роняет чашку с остывшим чаем, который солнечным пятном разливается по полу. Его нет. Парня на балконе противоположного дома нет. Только покачивающиеся от легкого ветра, слегка засохшие цветы в глиняных горшочках, только солнечные лучи, играющие на темном окне. Только это и больше ничего. Его нет. - Черт, - выдыхает Гарри. Он не признается даже себе, но ему страшно – до жути страшно, так страшно, что ему кажется, что в нем что-то погибло, умерло, разбилось. Ему хочется крикнуть – «Куда ты пропал?» На следующее утро его снова нет. Гарри закусывает губу – окна по-прежнему темные, словно в квартире никого нет, словно и раньше там никого не было, а этот парень был просто иллюзией, несбывшейся мечтой, просто дымкой, которая тает с рассветом. Гарри резко открывает кожаный блокнот и долго-долго смотрит на одно из самых ранних изображений незнакомца, когда Гарри еще не знал так хорошо линии его губ, носа, подбородка. Потом Гарри резко закрывает блокнот, возвращается в квартиру, натягивает свитер, пальто и глубоко вздохнув, идет к противоположному дому. Этот дом похож на дом Гарри: четыре этажа, высокие потолки в подъезде, лепнина, лестница с резными перилами – все так слишком по-парижски, что Гарри закатывает глаза. Он любит Париж, конечно же, но иногда Париж уж слишком Париж-Париж. Гарри легко находит квартиру незнакомца, возле двери которой лежит грязный коврик с уже незаметной надписью – вроде, добро пожаловать. Гарри топчется возле двери, не решаясь постучать – его сердце несется галопом, а на лбу выступила испарина. Давно ему не было так страшно. А вдруг его встретит холодный прием, а вдруг дома никого не окажется, а вдруг на пороге появится девушка? Парень? Гарри качает головой и решает попытать счастья – где, если не в Париже? Ведь поэтому-то он и приехал в Париж. За вдохновением, за любовью, за счастьем. Гарри стучит и слышит, как по квартире разносится гулкий звук. В жизни Гарри было не так много моментов, от которых у него захватывало дух – свадьба мамы, выпускной Джеммы, первая выставка, первый контракт с музеем, и к этому списку сейчас прибавляется еще один момент. Момент, когда Гарри видит открывающуюся дверь, а за ней парня с растрепанными волосами и голубыми, будто небо глазами (Гарри так хотелось узнать, какой же у него цвет глаз), закутанного в белое одеяло и шмыгающего носом. Ему кажется, что на него напало стадо ежей – все его тело в мурашках. Этот парень прекрасный, как парижский рассвет, как творчество Ван Гога, как стихотворения Рильке. Ему кажется, что этот парень сон, выдуманный книжный герой, призрачная дымка, художественный шедевр. Гарри хочет просто обнять этого парня, поцеловать и не отпускать, держать его крепко за руку, петь ему песни, делиться фисташковым мороженым, рисовать на его белоснежной коже звездочки и создавать из его родинок созвездия. Он хочет прикоснуться к его веснушкам, очертить линию губ, взъерошить волосы. Он хочет утонуть в нем, плыть в нем, жить в нем, завернуться в него, словно в кашемировый свитер. Гарри никогда не видел этого парня так близко – близко, что он может разглядеть бронзовые капельки вокруг радужки глаз; так близко, что он может чувствовать запах дорогого одеколона и яблочного шампуня; так близко, что у Гарри снова захватывает дыхание. А потом у Гарри и вовсе останавливается сердце, потому что этот парень улыбается и немного отходит в сторону, пропуская Гарри в квартиру. И если в груди у Гарри расцветают пионы и хризантемы, то это точно не потому, что он влюбился, что он нырнул в любовь с головой.***
Гарри медленно проходит в прихожую и останавливается. Он смотрит, как парень закрывает дверь и поворачивается к нему. - Привет? – хрипит он, с трудом говоря. - Привет, - выдыхает Гарри, завороженный этим моментом. Ему кажется, что он попал в какой-нибудь слишком романтический фильм, когда вокруг кружит камера, делая обстановку размазанной, и в фокусе остаются только лица. Так и сейчас – вокруг Гарри все оказывается смазанным, словно акварельный рисунок, на который попала капля воды, но только лицо этого парня остается четким. Гарри видит его глаза, мельчайшие веснушки около глаз и носа, тонкие морщинки вокруг глаз от улыбки, слегка покусанные губы. - Заходи, - хрипит парень, глазами показывая за спину Гарри. Гарри кивает, сглатывает, поворачивается и просто замирает – в квартире все так, как он и представлял. Разве что фотографий на стенах больше, также как больше и раскиданных по полу вещей, разве, что гитара стоит не возле кровати, а возле черного, как ночь, пианино, разве, что вместо флаеров на стены наклеены белые исписанные листы бумаги. - Я Луи, - за спиной Гарри раздается тихий голос. И Гарри тонет-тонет-тонет. Он тонет в этих глазах, в этих скулах, в звуке этого голоса. Он тонет в Луи. - Я Гарри. - Приятно познакомиться с тобой, наконец, - улыбается Луи, проходя к небольшому дивану и залезая на него с ногами. - Ч-что? – выдыхает Гарри, все еще не веря в реальность этого момента. Ему кажется, что вот-вот кто-то выключит этот фильм, что он проснется, что все рассеется вокруг, оставляя после себя лишь серость. - Ты думал, я тебя не замечаю? – хитро улыбается Луи, слегка наклоняя голову вправо. - Да, - шепчет Гарри. Он, правда, не думал, что Луи замечает его. - Тебя невозможно не заметить, - просто говорит Луи. И эти слова сладкой патокой обволакивают Гарри, несут его на своих волнах. Луи кашляет, а Гарри вздрагивает. - Я м-мог бы приготовить тебе чай? – предлагает Гарри. – Или кофе? Воду? Сок? Может мне сходить в магазин? Луи смеется, и Гарри точно уверен, что никогда не слышал ничего более красивого. - Чай, - говорит Луи. – На верхней полке, ты увидишь. Гарри готовит для Луи чай, одновременно оглядываясь вокруг – у Луи квартира больше, чем у Гарри, и намного современнее. Все вокруг серое, черное, только диван белый. И все такое… одинокое. - Чем ты занимаешься? – спрашивает Гарри, отдавая Луи горячую чашку, и старясь сдерживать дрожь в руках. Луи аккуратно зажимает ее слабыми пальцами, делает глоток, улыбается и отвечает. - Я пианист. И пишу песни иногда. Для молодых поп-звезд… Не выношу их. Гарри смеется: - Я тоже. - Надеюсь, ты не молодая поп-звезда? – хмурится Луи. - Точно нет, - улыбаясь, отвечает Гарри. Когда Луи допивает чай и сбрасывает одеяло на пол, оставаясь в белой майке, обнажающей ключицы и татуировки и в джинсовых шортах, то Гарри теряет дар речи. Снова. Луи слишком волшебный мальчик, чтобы быть правдой. Гарри хочет нарисовать его портрет и повесить у себя прямо над кроватью. Он хочет нарисовать миллионы портретов Луи и развесить их по всей своей квартире. Через полчаса Гарри уходит, но застывает возле стены с фотографиями, где видит много фото слишком красивого парня с темными волосами и улыбающегося рядом с ним Луи. - Это твой... Гарри не договаривает и умоляет не рушиться его воздушным замкам. - Друг, - говорит Луи и странно смотрит на Гарри. – Мы знакомы со школы. Он недавно женился. Гарри выдыхает и уже точно понимает – что-то происходит: важное и очень теплое, оно разливается по его телу горячим чаем, оно несется в нем бурными потоками.***
Проходит два дня. Луи выздоравливает и утром четверга снова появляется на балконе. Гарри машет ему рукой, немного сомневаясь уместен ли этот жест, но Луи улыбается и тоже машет Гарри. Сегодня у него концерт в 6 вечера, и Гарри хочет пойти. Луи сначала отнекивался, говоря, что выглядит в костюме не очень, да и волосы его будут уложены, но Гарри настаивал, поэтому сейчас на его рабочем столе лежит бумажка с адресом концертного зала и глупым смайликом в конце, а также номером телефона Луи. Гарри раньше влюблялся, но то были ничего не значащие встречи, не имеющие значения поцелуи, никогда ему не хотелось раствориться в определенном человеке, никогда он не думал о том, что будет хотеть проводить каждую секунду с определенным человеком. Но сейчас ему этого хочется. Он хочет узнать Луи, хочет почувствовать его кожу, хочет провести руками по каждой из его родинок, хочет вечером петь ему колыбельные, хочет полностью посвятить ему выставку, он хочет поцелуями создавать на его теле шедевры импрессионистов. Гарри понимает, что он влюбился. Очень сильно, что ему кажется, он не выдержит этого и лопнет от переполняющих его чувств, словно воздушный шарик. Гарри в черной рубашке и темных джинсах. Он сидит за вторым рядом, откуда ему хорошо все видно. Вокруг него красиво и богато одетые люди, разговаривающие о политике, искусстве, современной культуре. Гарри немного неуютно чувствует себя, когда слышит нелестные отзывы в сторону современного изобразительного искусства, но вот он видит Луи, выходящего на сцену и кланяющегося зрителям… и все мигом теряет значение, кроме улыбающегося и голубоглазого парня на сцене. Луи и правда в костюме, с уложенными волосами, в черных блестящих ботинках, но выглядит он потрясающе. У Гарри захватывает дыхание – Луи прекрасен, все в нем прекрасно. Любовь водопадом Виктория врывается в сердце Гарри и взрывает в нем петарды. Гарри смотрит, не отрывая глаз, как пальцы Луи легко двигаются по клавишам, создавая необыкновенной красоты звуки, как почти невесомо он перелистывает нотные листы, как закусывает губу в сложных моментах и как светятся его глаза. Гарри хочет его пальцы на своем теле. Гарри не думал, что можно так влюбиться. Но с каждой секундой Гарри влюбляется еще сильнее и сильнее, а музыка нарастает и становится громче. Гарри глубоко дышит и закрывает глаза, позволяя музыке вливаться в него бурными потоками.***
- Это было потрясающе, - восклицает Гарри после концерта. Они с Луи сидят на бортике замерзшего фонтана около концертного зала напротив друг друга и едят мармеладных мишек. Сейчас Луи в джинсах, вэнсах, легкой куртке и серой шапке и он меньше всего напоминает Гарри пианиста. Скорее какого-нибудь молодежного певца, но Гарри точно не скажет этого Луи. - … мне было 10, когда мы переехали в Париж, - продолжает говорить Луи, и Гарри абсолютно уверен, что он пропустил начало предложения, засмотревшись на губы Луи. Но это простительно, губы Луи – это шедевр импрессионизма. – Я тогда совсем не знал французского и жутко скучал по Лондону. Наверно, только года через два я привык. У меня как раз появились друзья в школе, да и музыка стала больше нравиться – я перестал считать ее девчачьим делом. - Ты великолепно играешь, - говорит Гарри. – Я бы вечно слушал. Луи улыбается – почти незаметно, приподнимая немного левый уголок губы. - А я бы хотел посмотреть на твои рисунки. - Они… - мнется Гарри. – Я не уверен, что они хорошие. Луи хмыкает: - Что? Не верю. Потом он хватает Гарри за руку и ведет их к такси. Рука Луи оказывается мягкой и холодной, Гарри даже кажется, что он может чувствовать каждую линию на ней, каждую мельчайшую черточку. Минут через двадцать они приезжают, но Гарри кажется, что прошло всего пара секунд. Когда они поднимаются на третий этаж, Гарри резко останавливается и тихо-тихо говорит, однако его голос глухим эхо отлетает от стен. - Ты только не пугайся. И не воспринимай это… слишком. Луи хмыкает и качает головой. - Меня не напугать обнаженными дамами, Гарольд. Гарри кусает губы, когда открывает дверь, когда включает свет, когда скидывает ботинки и когда смотрит, как Луи медленно оглядывает его квартиру, как аккуратно обходит кисточки и краски на полу, как видит себя на рисунках Гарри, развешенных на стенах и в этот момент Гарри перестает дышать, но Луи ободряюще улыбается Гарри и продолжает рассматривать работы. Он медленно водит пальцами по карандашным линиям, очерчивает контуры лиц, губ. - Потрясающе, - выдыхает Луи, подходя к Гарри, отчего у Гарри останавливается сердце. Снова. Опять. – Почему ты рисуешь меня? Гарри молчит, но потом тихо отвечает, опуская глаза: - Ты прекрасен. Луи не отвечает, Гарри может только ощущать его медленные вдохи и выдохи, но потом он вздрагивает от прикосновения рук Луи к своему подбородку. - Эй, посмотри на меня, - шепчет Луи. Гарри поднимает на Луи взгляд и тут же тонет в голубых глазах. А потом тонет в ощущении губ Луи на своих. Это невесомое, легкое прикосновение, но у Гарри уже подкашиваются ноги. Гарри обнимает Луи за талию и опирается о стену. Луи же руками зарывается в его волосы, делая поцелуй сильнее и глубже. И им даже не нужно отстраняться друг от друга, чтобы вдохнуть воздуха, потому что они воздух друг для друга. Гарри сильнее притягивает к себе Луи, не в силах сдерживать стон. Ему кажется, что он тает, словно мороженное, словно он глина в руках умелого мастера. Луи пахнет дорогим одеколоном и яблочным шампунем. Гарри еще сильнее притягивает его к себе, хотя они уже близко настолько, насколько это возможно. Гарри стонет прямо в губы Луи, и он отвечает ему тем же. И все это происходит так быстро и так медленно одновременно, так громко и так тихо. Гарри кажется, что вокруг них взрываются фейерверки и трещит электричество. Через пару секунд они отрываются друг от друга, тяжело дыша. Гарри замечает, как распухли губы Луи и ему снова хочется прикоснуться к ним, зарыться в его волосы, утонуть в нем, жить в нем. - Ты тоже прекрасен, Гарри, - тихо говорит Луи. А Гарри хочется кричать – не уходи, никогда-никогда, живи здесь со мной, играй для меня и целуй меня, будь во мне. Он хочет любить Луи здесь, в Париже, под свет ночных фонарей, под стук каблуков по мощеным улочкам, под аромат горького кофе, под пение утренних музыкантов. Гарри смотрит на Луи. А Луи смотрит на Гарри. Потом они улыбаются, и Луи подходит к Гарри, берет его за руку и ведет в кухню. - Я могу приготовить только чай. Гарри кивает. - Или ледяной воды, Гарольд? – смеется Луи. Гарри опять кивает. Луи опять смеется, и если Гарри нужно кивать, чтобы видеть, как смеется Луи и как вокруг его глаз появляются морщинки и начинают светиться глаза и дрожать ресницы, что ж – он готов кивать вечность.***
Когда Луи уходит, Гарри спиной падает на кровать и мечтательно закрывает глаза – правда ли все, происходящее с ним? Или это красивая иллюзия? И он так и не спросил у Луи его любимый фильм, любимое блюдо, цвет… Гарри спрыгивает с кровати, ищет на полу телефон, который должен быть где-то рядом и, найдя его, пишет Луи смс, надеясь, что он не спит. Твой любимый фильм? Луи отвечает через пару секунд. Ноттинг-Хилл А блюдо? Запеченные в кислом соусе овощи Цвет? Зеленый;) это допрос? Может быть ХХ Мне нравятся допросы лицом к лицу Х И то, что Гарри всю ночь не может сомкнуть глаз – это вина Луи.***
Гарри не видел Луи уже больше недели – они оба заняты. Луи проводит все время за пианино, репетируя новую программу. А Гарри все время проводит на полу в своей квартире, пытаясь нарисовать небо цвета глаз Луи. Но Гарри жутко не хватает рядом Луи и его рук, и его губ, и всего его. Луи словно набор красок раскрасил мир Гарри в желтые и красные цвета, и теперь Гарри постоянно не хватает рядом Луи. Он хочет видеть его каждую секунду. Поэтому однажды заканчивая рисовать в третьем часу ночи, Гарри берет с собой переносной проектор и идет к Луи. Он хочет видеть его – сейчас, в это мгновение. Луи открывает дверь – заспанный, в одних боксерах и Гарри хочется поцеловать каждую татуировку Луи, каждую его родинку. - Хаз? – хрипит Луи. Гарри не отвечает, сразу же целуя Луи – глубоко, страстно, даже немного грубо, заталкивая Луи в квартиру и ногой захлопывая дверь. - Скучал, - шепчет Гарри прямо в губы Луи. – Жутко скучал. - Ох, - только и может сказать Луи. Они целуются долго, будто уносясь куда-то далеко, выводя руками по телам друг друга новые созвездия и взрывая фейерверки. И Гарри еще глубже тонет в Луи. А Луи шепчет ему на ухо всякие глупости, медленно водя руками по телу Гарри. Глаза Луи, словно жемчужины в бледно-розовом свете светильников. Он сам словно жемчужина в руках Гарри.***
Гарри долго возится с проектором под смех Луи. Он пытается получить ровную прямоугольную картинку на стене, но та постоянно съезжает влево. - Черт, - злится Гарри, готовый уже бросить проектор на пол, но холодные руки нежно обнимают его за талию, а сам Луи кладет лицо ему на плечо и тихо-тихо, словно взмахи крылышек бабочек, шепчет: - Давай медленно… ага, вот так. Сейчас немного подвинь вперед… теперь влево… Ну все. Гарри улыбается и поворачивается к Луи, берет его за руку и ведет к стене, где отражается изображение с проектора. Их фигуры темным выделяются на фоне изображения – заката на морском побережье. Гарри обнимает Луи - оранжево-красный цвет играет на их лицах, а морские волны бирюзовым цветом обволакивают их. Глаза Луи кажутся Гарри почти бирюзовыми, необыкновенными. - Это необыкновенно, Хаз, - шепчет Луи, почти невесомо касаясь пальцами лица Гарри, на котором играют голубые и бронзовые блики. - Ты необыкновенный, - выдыхает Гарри и снова целует Луи, будто падая в водопад. Он несется по бурному потоку чувств, подхваченный теплым течением. Потом они засыпают – вдвоем, на одной огромной кровати, прижавшись друг к другу, а из старого радио звучат французские песни, и свет ночных фонарей освещает два тела.***
Гарри просыпается от запаха булочек и ощущения, что на него кто-то смотрит. - Доброе утро, - произносит Луи, когда Гарри с трудом разлепляет глаза. Луи взлохмаченный, сонный, улыбчивый, в белой футболке и его ресницы слегка помяты. Гарри хочет поцеловать каждую его ресничку, каждый миллиметр его кожи. - Я так хотел увидеть, как ты просыпаешься. Всегда хочу видеть, - шепчет Гарри, приподнимаясь на локтях и заглядывая в глаза Луи и представляя, как тот выглядит во время и после сна. Иногда Гарри даже страшно, насколько важен для него Луи, потому что он даже дышать на него боится. Луи словно фарфоровый для Гарри. Луи не отвечает, но Гарри и не требует ответа – наверно, еще слишком рано для таких слов. - Я заказал эти булочки в ближайшем кафе, - говорит Луи, ставя на кровать поднос с булочками и двумя чашками чая. – Они должны быть вкусными. Гарри улыбается и не может оторвать взгляда от Луи – ему кажется, что счастливей быть невозможно, ему кажется, что его грудь сейчас – это поле, засаженное цветами и они все разом расцвели. Гарри давно не был так счастлив. Луи его счастье. Луи же смеется, хотя сам не в силах отвести от Гарри взгляда. Так они и сидят, улыбаясь друг другу, чай остывает, за окном играют музыканты, разнося ноты по всей улице, а Париж и эта комната пахнут старыми книгами, запеченными яблоками и дождем. И Гарри так хочется любить Луи в Париже, а остальное не имеет значения. - Я вспомнил, - неожиданно говорит Луи, резко поднимаясь с кровати и куда-то убегая. Гарри хочет нарисовать на его теле звездочки и создать из его родинок созвездия. Луи прибегает со старым полароидом в руках, победно улыбаясь. - У меня есть пять кассет. Он плюхается на кровать, прижимает к себе Гарри и нажимает на спуск. Пока фотография проявляется, Гарри медленно водит губами и языком по мягкой шее Луи, заставляя того отрывисто дышать. Луи смеется, смотря на фотографию, где они получились, мягко говоря, не очень удачно – половина лица Гарри и половина лица Луи, но Гарри думает, что это самая необыкновенная и волшебная фотография в мире – глаза Луи светятся ярче ночного Манхэттена, и смотрит он не в камеру, а прямо на Гарри. Они сделают тысячи копий этого фото. - Это необыкновенно, - шепчет Гарри, отодвигая поднос, и нависая над Луи. – Все, что происходит сейчас, необыкновенно. Луи под Гарри кивает и облизывает губы. - Если это закончится, я не смогу, Лу. Ты понимаешь? Я не выдержу. - Все будет хорошо, - шепчет Луи, прижимая к себе Гарри и обхватывая его ногами. – Все будет хорошо. И Гарри верит ему и медленно тает под его нежными губами, под его нежными руками. Уходя, уже возле двери, Гарри поворачивается к Луи и тихо говорит: - Я хочу всегда просыпаться с тобой, Лу. Луи молчит. Он закрывает дверь. Гарри молча уходит, сжимая губы в тонкую полоску. Но через пару минут, когда Гарри приходит в свою квартиру, на его телефон приходит сообщение. я боюсь немного, но я тоже, Хаз, тоже хочу просыпаться с тобой Гарри улыбается и долго-долго смотрит на черные буковки. Они справятся с этим страхом. Точно.***
У Гарри сегодня выставка, но на нем простая белая футболка с дырками и черные узкие джинсы. Луи улыбается, смотря на него, и засовывает холодные пальцы в каждую дырочку в футболке. Они вдвоем ходят по галерее, притворяясь обычными посетителями. Гарри громко комментирует каждую картину, используя художественные термины, а Луи обнимает его сзади и засовывает холодные руки ему под футболку. Когда они доходят до центральной картины, то Гарри молчит, а Луи застывает. На картине – спящий Луи. Его волосы морскими брызгами разбросаны по подушке, солнце играет на его ресницах и щеках, а губы немного припухшие. Его лицо занимает почти всю картину, но по краям, будто падающие лепестки, нарисованы полароидные снимки, на которых запечатлены Луи и Гарри. - Я всегда хотел нарисовать тебя спящим, - шепчет Гарри, поворачиваясь к Луи и отводя его за одну из колонн, где их не будет видно никому. Луи молчит, он даже будто и не дышит. Гарри проводит рукой по его щеке: - Эй, ты обиделся? Да… верно, черт, это была глупая… - Нет! – громко говорит Луи, прижимая к себе Гарри. – Вовсе нет. Просто… для меня такого никто не делал. - Я хочу для тебя делать все, - шепчет Гарри. Луи улыбается и целует Гарри. - Я люблю тебя, Лу, - шепчет Гарри прямо ему в губы. - Я люблю тебя, Хаз, - отвечает Луи, обнимая его крепче и углубляя поцелуй. Через минуту Гарри отстраняется и смотрит в горящие глаза Луи. - Пойдем домой? К черту выставку. Луи закусывает губу и качает головой: - Нас ждет еще одно место.***
Луи приводит Гарри в Alain Ducasse au Plaza Athénée – самый дорогой ресторан Парижа, где все наверно, выполнено из серебра и бриллиантов, даже стеклянные столики. - У меня не самый подходящий наряд, - мнется Гарри, останавливаясь возле входа. - Это неважно, - хмыкает Луи, ведя Гарри к самому дальнему столику. Они заказывают запеченные овощи, белое вино и странно называющийся десерт, но Луи уверяет, что он потрясающий, в отличие от его названия. Все вокруг них золотится и серебрится, что Гарри кажется, что он сам стал одним сплошным кристаллом. Но когда он видит, как серебристые отблески играют на лице Луи и в его глазах, то он хочет сделать в своей квартире все серебряным, только чтобы видеть, как бриллиантовые крапинки, словно конфетти, играют на лице Луи. - Не стоило этого делать. - Почему? – удивляется Луи. – Я могу себе это позволить. - Я уверен, что можешь, - смеется Гарри. – Но я чувствую себя тут не в своей тарелке. Луи закатывает глаза и тянется к Гарри за поцелуем. - Должен признаться, я хотел поразить тебя, - тихо говорит Луи после поцелуя. - Ты меня поразил еще тогда на балконе и когда вышел ко мне с красным носом и в одеяле, - смеется Гарри, но ему приятно все это. – Ты меня поражаешь каждый день, Лу. - Нам определенно нужно поехать к тебе, - шепчет Луи. - Да, - выдыхает Гарри.***
Гарри целует каждую татуировку Луи, он медленно водит языком и губами по горячему телу парня, заставляя того дрожать и тяжело дышать, он выводит руками созвездия из его родинок, а сам взрывается фейерверками. Луи переворачивается и нависает над Гарри. Он берет с пола тюбик с краской и медленно выдавливает краску на обнаженную грудь Гарри, заставляя его задрожать от холода и возбуждения. Потом он медленно водит руками по его телу, размазывая краску и рисуя ей узоры. Гарри запрокидывает голову и стонет, заглушая уличных музыкантов. Он хочет снова нависнуть над Луи и снова целовать его, опускаясь ниже, но Луи не позволяет ему, продолжая медленно водить руками по груди. Потом Луи выдавливает краску на каждую ногу Гарри и размазывает краску там. Он медленно водит руками и целует каждое чистое место. Он очень медленно обводит контур боксеров Гарри, заставляя того выгнуться. Гарри хочет за что-нибудь схватиться, но ему не за что. Он горит ярким пламенем под нежными руками Луи. - Лу, - хрипит Гарри, не в силах держаться. – Луи. - Еще немного, любовь моя, - шепчет Луи и начинает медленно стягивать боксеры Гарри. У Гарри уже не остается сил держать глаза открытыми, когда он чувствует прикосновение губ Луи. Ему кажется, что он летит на облаке далеко-далеко. Он даже не чувствует рук – только губы Луи: везде, повсюду, обхватывающие его, заставляющие стонать и трепетать. Гарри любит Луи. И Луи любит его. В Париже. Стоны, краска и горячие руки. Гарри дышит Луи, Гарри живет Луи.