Gomen nasai

What I thought wasn't all So innocent Was a delicate doll Of porcelain When I wanted to call you And ask you for help I stopped myself Я совсем не считал его Невинным, А он оказался хрупкой куклой Из фарфора Когда мне хотелось позвать тебя И попросить о помощи, Я сдержал себя «Спорим, что мне всё равно — в Варии ты или нет, уйдешь ты или останешься? Из нас двоих зависимый – ты. Никогда не сделаю того, что ты хочешь. Я сильнее тебя, и потому у меня больше шансов. И привилегий – больше, с самого рождения. У меня есть всё, что мне нужно. А тупые лягушата – не из той серии. Ты для меня никто. Мне даже по имени тебя называть не хочется. Так на что ты надеешься, Лягушонок? Я ведь разочарую тебя. И мне совершенно наплевать на это. Спорим, что я могу отказаться от тебя в любой момент?» Фран собирает вещи неохотно, не спеша. Маммон для Варии и лучше, и привычнее. Да он бы и ушел – без сожалений, не оборачиваясь назад. Но почему-то его мысли возвращаются к неуравновешенному и странному недокоронованному принцу. Франа ничего здесь не держит. Кроме… кроме собственной зависимости и дурацкого желания. Но вроде бы и мастер – почти родной человек, и банда вся привычна более-менее. Только что-то словно держит невидимой нитью, будто у Франа на руке привязана острая и прочная-прочная леска – без ран не разорвать. А кто леску-то держит? Псих, убийца, садист, да и вообще нехороший человек. В аду таких полно, Фран знает. Но вот если бы не чувство собственного достоинства, он бы остался. Попросил бы сенсея не ждать его в известную банду. Пошел бы к Бельфегору в комнату, отодвинул бы его вечную челку и, глядя прямо в глаза, рассказал бы о… неважно. Но если бы был уверен в том, что Принцу это нужно, что Принц это оценит. А так… Фран и не знает, что у того на уме. Голова с диадемой занята стратегическими планами убийств и предвкушением предстоящих миссий. И поэтому иллюзионист закидывает сумку на плечо и идет вниз. Провожать его никто не собирается. В гостиной только Леви, неизвестно что здесь забывший, и Маммон, видимый лишь со спины. Что делает иллюзионист, догадаться нетрудно – считает аванс, выданный Занзасом. Фран уверен, что если присмотрится, то сможет увидеть цифры, летающие над темно-синим капюшоном. — Всего хорошего, — бросает он через плечо. Потому что знает, что Маммон занят куда более важными, чем Лягушонок, вещами. А Леви до него и вовсе дела нет. Фран только поправляет сумку на плече, чтобы было удобнее, и поворачивает дверную ручку. — Эй! – окликают его. Фран послушно останавливается. Не потому, что этот голос способен бросить его в дрожь. А потому что заранее готов к очередной колкости, которую Принц скажет на прощание. — Да, семпааай… — иллюзионист тянет как можно дольше, будто последним словом хочет отыграться за всё. Бельфегор молчит. Пауза затягивается. Фран даже не оборачивается и снова тянется к ручке. — Лягушонок… — Выражение голоса заставляет его напрячься. Он даже чувствует, как за его спиной замирает Маммон, и ему слышится, как цифры, парящие над капюшоном, осыпаются вниз, звеня, словно монетки. Даже Леви заинтересованно поднимает брови, ощущая, что сейчас между этими двумя произойдет нечто очень важное. Фран боится в это поверить, зажмуривается и в непонятном порыве хочет заранее заткнуть уши, лишь бы не слышать следующей фразы Потрошителя. Ремень сумки сползает с плеча, неприятно оттягивая руку. Кольцо Ада будто становится теплее. — Лягушонок. – Бельфегор мнется по-прежнему. Кажется, что вся его привычная уверенность слетела, словно шелуха. И Фран оборачивается. Принц стоит недалеко, у дивана, спрятав руки в карманах брюк. И вся его поза, и выражение полускрытого лица говорят о немом вопросе. Дурацкая шапка-лягушка съехала Франу на глаза, но он даже не поднимает руку, чтобы её поправить. Руки в карманах сжимаются в кулаки. — Лягушка… — Бельфегор делает третью попытку. У него какое-то странное ощущение оттого, что глаза иллюзиониста тоже скрыты, пусть – и неудачно сползшей шапкой. – Возьми меня с собой. — Да, семпай, — выдыхает Фран. Поднимает голову и слегка, только намеком, улыбается. В зеленых глазах сверкает насмешка, губы едва кривятся – тонко, неуловимо. — Ну же, семпаай, — склоняет он голову набок. – Я долго ждать не буду. И поправляет шапку. Gomenasai For everything Gomenasai I know I let you down Gomenasai 'til the end I never needed a friend like I do now Прости меня за всё. Прости меня, я знаю, что подвел тебя Прости меня — до самого конца Никогда я не нуждался в друге Так, как сейчас