There was a girl who danced in the night.

Бешеный и агрессивный танец настолько захватывает женщину, что она словно переходит из реального мира в совершенно параллельный. На мгновение кажется, что нет сотен любопытных взглядов, которые внимательно изучают танцовщицу, как будто ожидая ошибки, что она оступится и упадет. Чего, однако, не происходит. Лицо девушки скрыто за полупрозрачной чадрой и поэтому черты ее размыты. Зато открыты те части, которые влекут мужское внимание больше, чем глаза или нос. Живот, бедра, вокруг которых вьется чуть заметная темно-синяя пелена, словно пыль то вздымающаяся, то вновь оседающая кружилась вокруг силуэта. В один момент танец на глазах сотен зрителей превратился в танец для него одного. Только этот взгляд она хотела видеть на себе, чтобы он смотрел на нее, ловил каждое движение, чтобы готов был довериться ей. Сейчас это самое главное. Амаль хорошо знает, как привлечь к себе внимание, как установить молчаливый контакт с тем, с кем нужно. Эти густо и вместе с тем очень аккуратно подведенные, необычные для аравийки иссиня черные глаза встречаются с его, большими и карими, прожигающими насквозь. Словно и спрашивающим и приглашающим одновременно. Как и все европейцы, он отчаянно уверен, что раз имеет деньги — весь Рияд принадлежит ему, с отелями, автопарками, портами, яхтами, женщинами…Это видно даже по тому, как он сидит, полуразвалившись, нога на ногу. Теперь Амаль играет только для него; каждый танец это спектакль, отдельная история, которую рассказывают молча, без единого слова. Только телом и иногда — глазами. Мужчина действительно внимательно следит за ней, но не столько потому, что заворожен танцем, сколько желая рассмотреть лицо женщины за чадрой. Где-то он уже видел этот нос. А может, просто кажется, ибо все арабы на лицо одинаковые. Женщины, видимо тоже. Чем ближе она подходит, кружась в этом бешеном вихре, тем явственнее он ощущает, насколько опасна эта женщина, которая словно заманивает его в свои сети. Вот только зачем? Нельзя доверяться им. Нельзя доверяться ей. Стакан за стаканом, даже совершенно безалкогольного напитка и понимание затуманивается. Создается впечатление, что вокруг развернулась страница из арабской сказки, только какой-то более зловещей, неизвестной. Танцовщица изгибается в немыслимых зигзагах, но глаза неизменно смотрят на него, все так же внимательно, недобро и…маняще. Музыка умолкает, грубо, резко обрывается и Михаэля выталкивает в реальный мир. Зажигается свет и из таинственного силуэта, который словно призрак витал в бешеном танце, как беспокойный дух, застыл. И теперь он видел перед собой молодую девушку, с чудесными очертаниями и все такими же мягкими движениями. Она чуть склоняется в поклоне, а затем, встречаясь взглядом с Михаэлем, взмахивает ресницами, приглашая за собой. Мужчина даже не успевает понять, как танцовщица скрывается за дубовой дверью, а он почти сразу выскальзывает за ней. Благо, никто здесь на такое не обращает внимание. Сознание пропадает почти сразу, как он переступает порог. Когда удается разлепить глаза, то видит перед собой какой-то подвал, с голыми бетонными стенами, уединенной лампой, дававшей тускловатый свет, руки связаны и запястья больно жгут веревки. Прочные, чуть ли не дубовые. Такие так просто не развяжешь. Над Михаэлем нависает мужчина, лет эдак тридцати пяти, типичной для арабов внешности, ничем, пожалуй, не запоминающейся. Обычный, на такого не упадет взгляд в толпе. Открывая рот, Михаэль хочет спросить, но вырывается только глухой хрип. Раздается скрип и он снова видит ее: уже со смытым макияжем, переодетую в просторную кофту не ее размера, тунику и узкие джинсы. Танцовщица появляется из ниоткуда, почти так же, как и несколько (как ему казалось) минут назад на сцене. Женщина снова приближается к нему и, видя немой вопрос, спрашивает на английском, с примесью арабо-еврейского акцента. — Операция «Амман». Помните такую? В этот момент его пронзает понимание и Михаэль поджимает губы в молчаливой ненависти. Чертова женщина. Как никто она смогла воспользоваться его слабостью, а ведь до этого момента он никогда не усыплял бдительность. В ответ на его молчание, Амаль скрещивает руки на груди и отходит от пленного на два шага. Резкий удар монтировкой по спине заставляет согнуться впополам. — Помните — отвечает за него женщина, усмехаясь. Вы командовали ротой. Застрелили командира повстанцев. Расстреляли на глазах у семьи. Его звали Хуссейн бин Эмир. Женщина не спрашивает, она утверждает и совсем не ждет от Михаэля ответа. Он и сам знает, что все сказанное — правда. Но это только для него. — Вы это признаете? — спрашивает танцовщица, наклоняясь к самому носу пленника, глядя глаза-в-глаза. — Пошла ты, сука, — выдыхает он хрипло, глядя исподлобья на свою мучительницу. Губы искривляются в усмешке и Амаль дает знак своему помощнику. Боль разливается по всему телу и окружающий мир перестает существовать.