Ледяное

Бывают же такие места, в которых очень не хочется быть. Похоже, судьба занесла меня именно в такое. Я отчетливо не помню, как мог оказаться здесь. Тело сковывает убивающий последние капли тепла холод. Трудно разобрать на чем именно находятся мои ноги, по ощущениям, это, вероятнее всего, мороженое, скользкое и обмораживающее кожу ступней. Я вроде иду, а может просто, как ребенок в первый раз ставший на коньки, вожу ноги туда-сюда не продвигаясь вперед. Что-то внутри меня подталкивает меня идти дальше, пробираться сквозь холодящее легкие пространство куда-то дальше. Туда, где находится именно то, ради чего я здесь. Иногда мне кажется, что холод отступает: сбрасывает свои обжигающие оковы с меня, и я даже умудряюсь сделать лишний вдох, который ледяной стрелой падает мне в легкие и, как будто заражая меня смертельным ядом, растекается по моей груди. В такие моменты совсем пропадает ощущение окружающего. В такие моменты меня постигает мысль, что я уже мертв. Я продолжаю колыхаться в жирном мороженом и пытаться просочиться сквозь лабиринт льдов и огромных снежных цунами, застывших, вероятно, на вечно. Пытаясь перепрыгнуть через очередной сугроб, достающий мне по плечи, я падаю; порой окоченелые ноги ведут себя не так, как нам хочется. Мои глаза в первый раз видят небо, а вернее не видят. Его нет, есть только невероятно яркое сияние, льющееся, вероятно откуда-то выше. Оттуда же и падает снег. Я никогда не отличался хорошим зрением, так что следующее событие, судя по всему, останется высеченным на моей сетчатке вечно: из самого света появилась снежинка, вернее их там было предостаточно, но они падали слишком быстро, смешивались в одно целое, размытое. Я ясно видел её невероятную форму, которую видел тысячи раз раньше, но то был объект упавший на мою шапку, который растаял бы через секунды, а эта и не собиралась этого делать. Она медленно лавируя между потоком другой слякоти, летевшей с неба, снисходила ко мне. Мне казалось, что это длилось часы, еще мне казалось, что я уже мертв или при смерти, но все мы ошибаемся. Ближе к земле она разогналась и, видимо совсем обезумев, ударила меня прямо в живот. Я почувствовал это ледяное касание каждой клеткой своего почти мертвого тела. Снежинка прошла сквозь меня, и больше я не чувствовал чего-то особенного в этом месте. Я решил, что это было именно то, из-за чего я здесь оказался, и, раз уж я не оказался дома, мне суждено здесь умереть. Холодный воздух заполнил мне уши, и я невольно скривил лицо, с бровей и усов посыпались мелкие льдинки. Этот холод был вызван громким звуком, заполнившим это пространство. Опершись о замерзший валун, я поднялся чтобы осмотреться. Среди грязно-белого пространства ярко выделялась лишь один угольно-черный силуэт. Я поразился тому, что все это время, он продолжал кричать, моя барабанная перепонка готова была лопнуть. Я напихал снег в уши, но это только усугубило ситуацию: теперь у меня еще сильнее горели щеки. Ушных раковин я не чувствовал уже давно. Я пошел к нему. Я не шел, я просто плыл. Ноги, по ощущениям, уже совсем не двигались, но какая-то неведомая сила, своей рукой толкала меня по скользкой поверхности, и сквозь тяжелые веки я видел то, что происходило на расстоянии вытянутой руки. Силуэт принимал форму чего-то знакомого. Чего-то теплого и родного. Из моих глаз потекли слезы, но как только они выходили из глаз, превращались в льдинки, колющие щеки при малейшем движении. Я почувствовал, что не только меня несет к незнакомцу. Абсолютно весь холод этого места направлялся к нему. Замораживающий ветер достигал таких скоростей, что я увидел пролетающую в сантиметре от себя ледяную глыбу размером с две мои головы. Вдалеке что-то очень большое медленно приближалось к тому же месту. Мне стало страшно за этого человека. Я захотел помочь ему. Когда я перевел взгляд на него снова, я... Я... Передо мной нет ничего. Только холодная тьма моей собственной плоти. Через силу, страдая от режущей боли, я попытался оторвать друг от друга смерзшиеся веки. Я немного приоткрыл ледяную преграду, но в следующий же миг веки снова сомкнулись и больше не собирались открываться. Я все еще плыл. Плыл по холодному пространству, позволивший себя вести неизвестной стихие. Единственное, что я чувствовал, было боль в легких и страх. Холодящий последнее, что было теплым, мою душу. Я, возможно, был уже в десятке метров, как крик, не прервавшийся ни на секунду, ставший частью окружения, достиг нового пика. Невероятного, нечеловеческого пика. Буравящие меня звуки стихли так же неожиданно, как и появились. И все остановилось. Холод остановился, мое сердце остановилось, этот мир замерз вместе со мной.

***************************************

Горячие, совсем настоящие слезы лились из моих опухших глаз. Не знаю, сколько я уже плакал, но даже сейчас не мог остановиться. Я не мог понять, был ли это сон, или я как-то оказался в совсем другом месте. Напоминали о последних событиях лишь опустошающие пейзажи того места и тупая, холодная боль в животе, казалось, что я съел килограмма два арктического льда. Вскочив с дивана, я пошел на кухню. Разогрел молоко и попытался утолить внутренний холод. Этого сделать не получилось, зато я немного успокоился и уже думал отправится назад, как услышал тихие всхлипывания из маминой комнаты. Приоткрыв дверь, я увидел как она сидела скрючившись и плача себе в колени. На полу около нее лежало помятое письмо. Я отворил дверь полностью и подошел к матери. Положив руку ей на плечи я поднял письмо и, поднеся его почти к самому носу, начал читать. Этой ночью так и не удалось уснуть. Ведь я оказался совсем в другом мире. Мире, лишенном этого человека, в мире, лишенном тела. После я уже не видел смысла в чем-либо. В существовании. Смерть родного близнеца убила во мне все, что было живо до этого. Отправляя родных на войну, мы не думаем, что они могут умереть, ведь смерть, это что-то далекое, что вряд ли когда-либо нас коснется. За одну ночь я пережил две смерти: смерть родного брата и свою собственную, осталось только покончить с этим. Я сомкнул веки, открывать их совсем не хотелось.