Глиняный светильник

      Глаза приблизились, всё ещё пряча своего хозяина во мраке, и спустя мгновение угасли, будто их и не было.       Бофур оглянулся на Двалина. Тот хмуро пожал плечами.       Бифур натянул край покрывала на лицо, отворачиваясь от костра, и шумно заворочался.       — Вон! — послышалось сразу со всех сторон, из каждой тени и каждого пятна темноты за кругом света от костра.       Бофур вскочил, как ошпаренный, выхватив из-за пазухи нож.       На свет выплыла расплывчатая пепельная фигура с закрывавшими лицо волосами.       — Я! — фигура исчезла.       — Даю вам! — силуэт появился вновь, теперь по другую сторону от огня.       — Два! — донеслось уже из пламени.       — Дня! — Призрак оказался далеко за краем тени.       — Прочь! — …и снова возник перед глазами путников, чтобы тотчас рассеяться под порывом холодного ветра.       Костёр взметнулся ввысь белыми языками и затух.       — Два дня… — напоследок прошептало испещрённое морщинами лицо, метнувшееся Бофуру промеж глаз.       Мориец осел на заиндевевшую землю, выронив нож и подняв глаза в небо. Двалин громким шёпотом произнёс одно единственное слово.       Наступившую потом тишину прервал срывающийся и присвистывающий храп Бифура.       — А если мы не успеем убраться за два дня?! — возмущённо выпалил Двалин в сумрак. Никто не ответил, но гном про себя был и рад этому. Сплюнув на землю, он опять выругался.       Бофур громко сглотнул и подал голос:       — Я… сейчас разведу огонь, сударь.       — Ага… — воин почесал в затылке и повернулся к потухшему, но ещё дымящемуся кострищу. — Э-э! Смотри-ка ты!       Сию же секунду подбежавший мориец чуть не наткнулся на глядевший в небо пустыми глазницами обугленный череп с явственно выступающими клыками.       — Орочий, — подытожил Двалин.       — Ну, и не такое, сударь, видали.       "И не к ночи вспоминать, что видали, особенно при благородном господине", — подумал Бофур. Когда-то ему удавалось не только перебиваться случайной работой за гроши, а иногда наниматься к какому-нибудь владельцу большой мастерской или купцу. Там, ясное дело, тоже золотом не осыпали, зато не приходилось постоянно метаться в поисках заработка и нового места. Однако Бофур никогда не мог назвать себя по-настоящему удачливым. Польстился на большое, по его меркам, жалование, подался работником к южанину-чужестранцу. Кто ж знал, что тот окажется не только главарём шайки, которая стращала весь тот город, плевавшей на местные власти и практически прибравшей к рукам селение. Мориец бы и плюнул на это, лишь бы голодать не доводилось, да родня цела была. Тот сразу показался гному малость не в себе: часто твердил что-то про силу молодой крови. А потом Бофур узнал, что не просто так твердил… Однажды, не найдя на своём месте инструментов, он в поисках случайно заглянул в подвал. Подвешенная вверх ногами человеческая туша с подставленной под разрезанное от уха до уха горло чашей была частой участницей его и без того не самых мирных и спокойных снов. С неделю мориец кое-как делал вид, будто ничего и не происходило вовсе. Но не мог не трястись и не пялиться исподлобья на хозяина — тот и заподозрил что-то. Из города пришлось бежать без оглядки, когда Бофур застал работодателя средь ночи за сбрасыванием потерявшего всякий образ трупа в канаву. Не успел взять ничего, прихватил только инструмент и обереги, разбудил начавшего спросонья бубнить Бифура и потащил его куда подальше. Воспоминания о том, что когда-то кроме чудаковатого брата был ещё и кузен, тоже не приносили радости. Тот жил отдельно: выхлопотал место кухаря в доме у обедневшей вдовы. За ним и забежать не успели, сами едва ноги унесли.       — Ты не окочурился там? Эй! — Двалин помахал ладонью у морийцы перед лицом. Тот сразу вытянулся как по струнке.       — Простите, сударь. Сейчас разведу огонь.       За два дня добрались до выхода из теснины. Каменные стены раздались в стороны, показалось низкое штормовое небо. Располневшая река широкой лентой протянулась посреди плоского плато, заросшего ковылём.       Вечерний гость не давал о себе знать. Кровавые следы продолжали следовать по пятам, выписывая сложные узоры на склонах и перескакивая с одного берега потока на другой. Но Двалина это заботило гораздо меньше, чем то, что орки перестали давать о себе знать. Вроде как и хорошо, но беспокойство оставалось. Заразил его своей вечной суетливостью беспокойный мориец.       Двалин не мог сказать, что попутчик был сильно в тягость — он и ночью в дозоре дежурил, и привалы обустраивал, и значительную часть поклажи на себе тащил. Брат его послушно тащился следом, с того вечера не сказав ни слова и никак не попытавшись привлечь к себе внимание.       Но воин каждый раз с трудом убеждал себя, что перед ним — именно гном. Да, из изгоев, да, не сладко живший, но даже в драчливых бродягах, ошивавшихся у ворот Эребора, была гордость. Даже в брате морийца проглядывало некое озлобленное достоинство. Этот же разве что на четвереньках перед ним не ползал и к ногам не ластился. Чуть посмотришь — вскочит, поклонится, чего, мол, желать изволите; чуть что скажешь — весь сожмётся и целый день на глаза попасть боится. А так и не заговаривает, выдастся свободная минута — давай забиться куда понезаметней, да корпит над какой-то ерундой, деревянными безделицами, на которые чуть ли не молится. Но дёргать его особенно не хотелось — больно жалкий вид у того был, когда его отрывали от заветного занятия. Тем более, что и не мешал ничем.       А Бофур и рад был, что его не трогали. Особых приказов он не дожидался, поэтому старался сам понять, что от него в данный момент нужно. Он не раз задумывался, что будет делать, если они всё-таки дойдут до конца своего пути, до Эред Луин. Та ещё глубинка, конечно, но и там, гном не сомневался, морийцам вряд ли будут рады. Скорее всего, продолжится всё, как было. Снова дрожать за каждый заказ, скорее всего, снова брать в долг… снова с грехом пополам долг отдавать. Может, конечно, кредиторы из гномов будут помягче к своему соплеменнику; но может, и наоборот, ведь людей-то его происхождение и дела его предков ничем не касались. Бофур лелеял две мечты: первая надежда, что удастся накопить на свою хижину и тихо выращивать себе что-нибудь на плодородных склонах Синих гор (и иногда выезжать на ярмарки с резными фигурками, как он любил добавлять в мыслях), другая надежда — упросить Двалина взять его к себе в слуги. Раз он посол, да и от самого Короля-под-Горой, размышлял мориец, значит, он не из низов и не из бедных. Прислуживать в доме высокородного эреборца, к тому же, менее требовательного, чем кто угодно из виденных Бофуром господ, и, главное, знакомого — это ли не удача? Он уже представлял себе вид Горы, улицы стольного города, свежий горячий хлеб и жареное мясо… но тут же осаживал себя: во-первых, сначала нужно хоть куда-то дойти и при этом не сгинуть, во-вторых, одно дело — мечтать о тёплом месте, а другое — уговаривать сурового гнома и напрашиваться в услужение. В глубине души начинал шептать тихий голосок — а может, лучше уж на краю мира и в бедности, но своим трудом, на свободе? Ведь, если подумать, собственная свобода — это то, чем Бофур точно мог распорядишься сам.       Уходя в размышления, он сам почти не замечал, где и как идёт. Всё время приходилось ловить себя и опять упорно идти дальше, смотря под ноги, а не абы куда, не в небо или на перекаты воды в реке. Необходимость поддерживать с трудом передвигавшего ноги Бифура помогала вернуть себя с небес на землю.       Бофуру нравилось идти под плеск потока и шум воды. Нравился запах мокрых камней и листьев. Это слегка помогало тащить на плече тяжелого родича.       Двалин остановился.       — Надо брод искать. На юг больно сильно забрали.       Мориец согласно кивнул.       Бифур издал булькающий хрип и, оттолкнув брата, повалился на камни.       — Что с ним такое? — Двалин кивнул на него.       …Эхо стократно отразило вопли и гогот, разносившиеся по ущелью.       — Твою мать! Хорошее он нашёл время, чтобы сознание терять!       Из-за поворота ущелья выскочил первый орк — мелкий, скрюченный, с ржавой алебардой на плече.       — Так, парень! — воин наклонился к Бофуру. — Если мы сейчас же не уберёмся… — тот отчаянно замотал головой.       — Да, понимаю… слушай…       Бифур заметался по земле, зашипел, вскочил и бросился прямо в глубь теснины, к приближающейся визжащей ватаге. Бофур, не долго думая, кинулся вслед.       — Вот же ж! — Двалин выхватил топор и побежал за ними.       Мориец отпихнул брата назад. Нож врезался в горло рухнувшей в реку твари. Следущая налетела сбоку, повалив гнома наземь. Двое сцепились, покатились по белому щебню. Орк крепко ухватил запястье Бофура. Тот оскалился и силился попасть лезвием по лицу создания.       Орк отвлёкся на пронзительный вскрик со стороны. Нож угодил в глаз. Следующий удар под кадык, и он задёргался в конвульсиях.       Бифур же стоял и невидяще оглядывался вокруг себя. Брат не подоспел бы к нему, но топор Двалина отрубил размахивающую кинжалом руку другого орка. Тот уставился на культь, будто кисть ещё была на месте.       Двое новых накинулись на воина с обеих сторон. Одного он сбросил сразу и наступил сапогом на ощерившуюся морду. Но второй успел вцепиться зубами гному в плечо. Двалин с рыком рванул его от себя, замахнулся. Уродливая голова откатилась в сторону. Гном присел, хрипя и зажав укус пальцами.       Ему повезло — очередная тварь промахнулась, и клинок завяз в коряге. Секира с хрустом и чавканьем перерубила ей хребет.       Из-за поворота выскакивали новые и новые существа. Бофур встал перед всё ещё непонимающе шарящим глазами братом, выставив нож перед собой.       Чавк! Мориец обернулся. Изо лба брата торчал метательный топорик. Сам Бифур не двигался.       Маленький гоблин сбил гнома с ног и занёс над ним длинное шило. Как за туманом слышался рык Двалина.       — Два! Дня!       Бледное тело гоблина взорвалось, разлетевшись на тысячи кусков. Бофур дрожащими пальцами смахнул кусочки чужой кожи с век и промакнул лицо тут же покрасневшим рукавом.       Воздух разрывался кровавыми брызгами, ошмётки плоти и костей налипли на голые склоны теснины.       Заляпанный кровью Двалин ошалело оглядывался и тяжело дышал.       Мориец повернулся, оперевшись на локоть. Бифура тащила, держа за лицо, огромная белая длань.       Кровь ударила в виски, а страх наполнил его до краёв, мурашками пробежав по спине и скрутив живот. Не помня себя, гном потянулся к оброненному было лезвию. Клинок разбился на замёрзшие осколки, только коснувшись призрачной кисти.       Когда Бофур попытался схватить её и оторвать от брата, рука небрежно, одним средним пальцем, отбросила его прочь и тихо скрылась за злополучным поворотом. Вместе с Бифуром.       — Да что… да какого… тут вообще… происходит?! — выдохнул Двалин. Он успел порубить не двух и не трёх орков, когда те взяли его в кольцо. Он избавился от ещё нескольких, когда они начали разлетаться на куски.       Рваная рана на плече воина горела. Голова гудела как звенящий колокол. Перед глазами поплыви багровые пятна. Ноги подкосились сами собой.