Среди камня и пыли

Все начинается случайно. Просто Крейн выбирается на крышу, чтобы связаться с ВГМ, но вместо привычного отстраненного голоса слышит только белый шум. И в попытках разобраться отвлекается настолько, что не различает приглушенных шагов, не ощущает чужого присутствия, пока Рахим с самодовольной ухмылкой не хлопает его по плечу. Кайл дергается от неожиданности, разворачивается резко под звук радиопомех и оглушительного сердцебиения – только чудом ведь не попался, из-за глупой случайности избежал вопросов и подозрений. Рядом уже никого нет, только всполох каменной пыли от быстрого рывка, запах железа и машинного масла, отголосок теплого лучистого смеха. Рахим перепрыгивает на соседний выступ, складывает руки у лица рупором и кричит, громко, будто в этом чертовом Харране нет никого, кроме них двоих – "поймай меня!". Это глупо, несерьезно, ребячливо. У Крейна есть дела гораздо важнее, чем гоняться по крышам за бесшабашным мальчишкой. Он бросается вперед, будто ничего значительнее просто не существует. Рахим смеется, самозабвенно и счастливо, отчего в груди разливается волна непривычного, щекотного тепла. Он дает Крейну фору: ждет, пока тот окажется рядом, совсем близко, на расстоянии руки – протяни, и мазнешь кончиками пальцев по разгоряченной коже. Дразнит своими мягкими, нарочито замедленными движениями, чтобы в следующий момент, когда ладонь Кайла почти коснется его запястья, сорваться с места. Это нечестно с самого начала. Рахим знает это место как свои пять пальцев, он тренировался здесь задолго до прихода Крейна. У Кайла нет ни единого шанса. Но ему плевать. Бег не оставляет места беспокойным мыслям, погоня вытесняет поселившиеся в грудной клетке сомнения и вину. Существуют только тепло солнца на коже, липнущая к спине футболка, напряжение в мышцах. Ощущения разрастаются, заполняют изнутри, не оставляют места ничему иному. Конечно, Крейн его не ловит. Останавливается, когда легкие будто охватывает пламенем, а сердце грозится вырваться из груди. Садится на пол, пытаясь отдышаться, краем футболки стирает пот со лба и шеи. Незаметно подошедший Рахим опускается рядом, соприкасаясь с ним коленями и локтями. Кайл чувствует исходящую от него волну тепла; тянется неосознанно, желая ощутить чужую жизнь кончиками вконец огрубевших пальцев. Он слушает дыхание – ритмичное и размеренное, почти не сбитое, и голос, мягкий, немного охриплый, рассказывающий что-то отвлеченное. Прикрывает глаза, полностью отдаваясь ощущениям. Близость между ними дружеская, глубокая и удивительно теплая, пусть и неполная, лишенная чего-то важного и очень влекущего. Как утешительный приз, ни в какое сравнение не идущий с настоящим. Как обещание - нужно только догнать, сомкнуть пальцы и выдохнуть победно-хриплое "поймал". Джейд только качает головой, когда он в очередной раз поднимается на крышу. Крейн знает, что ее неодобрение больше наигранное, призванное замаскировать беспокойство и спрятать радость от того, что он возится с ее младшим братом. Иногда Кайл размышляет, будет ли она так довольна, если узнает, что он относится к Рахиму не как к ребенку. Что ему до зуда кончиков пальцев хочется прикоснуться: осторожно погладить запястья, взъерошить жесткие волосы, положить ладонь на чувствительную шею. Или отбросить все игры, упростить, выразить недосказанность жестами, неловкими движениями. Опрокинуть на бетонный пол, успевший прогреться на солнце, чтобы мелкие камни царапали спину, неизвестно как забравшись под толстовку. Под приглушенный смех наклониться, почувствовать дыхание на губах и попробовать улыбку, теплую и мягкую, на вкус. Крейн гонит от себя эти мысли-образы, напоминает себе, что задание должно быть на первом месте. Но каждый раз, возвращаясь в Башню, ищет Рахима. Даже не для погони; ради обмена взглядами, почти двусмысленных разговоров, закушенных уголков губ, чтобы скрыть улыбку. Ощущения чего-то общего, глубоко личного, понятного только им двоим. Иногда Крейн позволяет себе думать о том, что будет дальше. Представлять, что, когда все закончится, он заберет Рахима и Джейд с собой, в нормальный, почти не затронутый вирусом мир. Где не нужно будет рисковать всем, выживать каждую минуту, жертвовать собой ради других. Где можно будет просто жить. Он ведь видел ту фотокарточку, которую с такой отчаянной надеждой хранил Рахим, даже держал ее в руках. Чужая откровенность, обычно неловкая, нежеланная и совсем не нужная, в тот раз выбила из колеи. Расцарапала изнутри, и эти ранки – тонкие, почти незаметные, но чертовски болезненные – воспаляются отравляющей нежностью. Это странные чувства, странные мысли. Слишком серьезные и оттого пугающие. И Крейн бежит – вперед, отбросив выгрызающие изнутри страхи и сомнения. Существует только здесь, сейчас. Весь мир – мальчишеская фигура, которую он когда-нибудь сможет ухватить за руку. Обязательно сможет.