ID работы: 2892525

Don't Want to Lose You

Слэш
Перевод
NC-17
Завершён
372
переводчик
Автор оригинала: Оригинал:
Размер:
10 страниц, 1 часть
Описание:
Примечания:
Публикация на других ресурсах:
Уточнять у автора/переводчика
Поделиться:
Награды от читателей:
372 Нравится 5 Отзывы 113 В сборник Скачать

Часть 1

Настройки текста
      Вы когда-нибудь испытывали такие приступы боли, словно мучительная пытка пронзает всё ваше тело? Ежегодно такую боль испытывают около восьмисот тысяч из миллиона всего населения. Возможно, это всё те же невероятно невезучие люди, возможно, каждый год совершенно разные личности.       Врачи людей, порядком обеспокоенных этой парализующей болью, понятия не имели, последствием чего она могла оказаться: сердечного приступа, опухоли, неизвестного вируса, заставляющего нервные окончания возбуждаться неисправно. Что бы, они не думали, это такое, логического и научного объяснения не было. Они куда подальше послали свои опасения и обеспокоенных больных, успокаивающе погладив тех по спине, легко улыбнувшись и пообещав, что пациенты могут позвонить, если боль снова вернётся.       У других людей с большим жизненным опытом было совершенно иное объяснение, настолько мрачное, что если бы испытывающие эту боль люди знали о нём, то выбрались бы из этого состояния точно так же, как и человек, заставивший их это почувствовать, или впали бы в депрессию на всю свою оставшуюся жизнь. Как говорят, время залечивает раны, может, не полностью, но залечивает.       Луи было восемь, когда он впервые ощутил эту невыносимую боль. Он только что вернулся домой – заботливая мать всегда забирала его из школы – и играл с Лотти в 'ку-ку'. Маленькая визжала от счастья каждый раз, как только он разводил ладони, открывая своё лицо.       Всё началось со странного покалывания в запястьях, сначала он не придавал этому особого значения, потому что такое было и прежде. Иногда во внутренней стороне его бедёр, иногда в животе, но чаще всего в запястьях. Это как зуд, который ты не можешь почесать, и не имеет значения, насколько сильно тебе хочется; как бы он ни старался, исчёсывая себя до крови, зуд не прекращался.       –       Джей с ума сошла, когда впервые заметила царапины на теле Луи - ради Бога, ему было всего лишь восемь. Она задала ему кучу странных вопросов: был ли он счастлив дома, в школе, обижал ли его кто-нибудь, и, не поверив, когда он сказал, что это всего лишь зуд, начала водить его к людям в деловых костюмах, просиживающих за креслами в своих кабинетах с чучелами и утками на стенах. Они просили изобразить свои чувства на листке бумаги, задавали те же вопросы, что и Джей, других ответов на которые у него не было. Они не понимали; он был счастливым ребёнком. Затем Джей отвела его к докторам, чтобы проверить, нет ли у него аллергии. Да хотя бы, к примеру, на стиральный порошок. Но всё было замечательно, мальчик был так же здоров, как и счастлив.       –       Обычно спустя некоторое время неприятный зуд прекращался, но не в этот раз. Сейчас он становился невыносимым, распространяясь на живот и бёдра. В глазах начали скапливаться слёзы, становилось действительно больно, но зуд распространялся всё больше и больше, причиняя невыносимую боль, ровно как ток преступнику на электрическом стуле.       Джей, не расслышав больше счастливого смеха своего ребёнка, прошла в гостиную, неготовая к внезапно развернувшейся перед ней картине. Лотти по-прежнему сидела в своём баунсере, огромными обеспокоенными глазами наблюдая за старшим братом. Но Луи, скрючившись, лежал на полу, его дыхание было тяжёлым, словно воздух в лёгких причинял нестерпимую боль. Слёзы ручьём сбегали из глаз во вспотевшие волосы, вперемешку с кровью стекая на ковёр. В мгновение ока мать уже стояла перед ним на коленях, выкрикивая его имя и одновременно пытаясь достать из кармана телефон.       Но разум Луи был далеко, боль волнами блуждала по всему его телу, руки и ноги стали невыносимо тяжёлыми, так что двигать ими было практически невозможно. Он был парализован, каждый вдох причинял боль, а сердце в груди отчаянно билось, перекачивая к мозгу кровь, чтобы он не потерял сознание. В ушах был слышен лишь шум собственного кровообращения, заглушающий безумные крики его матери. Глаза перестали функционировать, он не мог ни моргнуть, ни посмотреть в сторону, они просто уставились на кремового цвета потолок.       Луи не заметил, как Джей стала отчаянно трясти его тело, он не заметил подъезжавшую к их двору машину скорой помощи. Не заметил, как они поместили его на носилки и приложили к лицу кислородную маску, благодаря чему дышать стало значительно легче. Пока они испытывали его хрупкое тело, проверяя жизненно-важные органы, проводя МРТ и подвергая его различным видам излучения, разум Луи витал где-то далеко за пределами происходящего. Они выполнили всевозможные испытания, но результатов замечено не было, за исключением высокой активности мозга, что врачи не могли объяснить иначе, кроме как тем, что мальчик испытывал чрезмерную боль. Подобную мозговую активность они отмечали лишь у людей за секунды до смерти, но так как он всё ещё мог дышать, и его сердце по-прежнему билось, этот случай был явно другим.       Они были озадачены, но с согласия шокированных матери и отчима ввели его в искусственную кому, чтобы предотвратить возможные мозговые травмы, пообещав, что их сын очнётся всего через пару дней. Мать и отец рыдали, держа на руках свою маленькую дочь и наблюдая за тем, как медсестра накачивала её старшего брата наркотиками.       Когда Луи очнулся, то понятия не имел, где находится, он слышал лишь постоянное и невероятно раздражающее громкое пиканье. Конечности были тяжёлыми, но особенно трудно оказалось попытаться открыть глаза. Он услышал голос мамы, тёплый, немного шаткий, но всё такой же знакомый и домашний, попытался заговорить, но в горле першило, а во рту было очень сухо. Луи чувствовал нещадно изнуряющую боль, засевшую глубоко в костях, поэтому просто позволил сну снова вовлечь себя в царство грёз, где царило счастье и спокойствие из-за присутствия маленького мальчика с глазами цвета изумруда.       В следующий раз, когда Луи проснулся, в комнате было темнее, он заметил, что в этот раз уже мог двигаться, хотя тянущая боль всё ещё сидела глубоко в его внутренностях. Сесть на кровать было трудно, но ему удалось, и вскоре тёплые руки уже помогали найти наиболее удобное положение. Открыв глаза, он увидел нежный, но обеспокоенный взгляд Марка. Из-за пристальной концентрации лоб мужчины был сморщен, что Луи всегда ненавидел; в особенности потому, что причиной был он сам. "Лицо Марка создано для улыбки", - так всегда говорила его мама, и Луи ей верил.       Первое, что произнёс Луи, - «воды», и в его маленькой ручонке тут же оказался стакан прохладной жидкости. Выпив всё его содержимое, прокашлявшись и прочихавшись, он осмотрел взглядом комнату. Джей, уснув, сидела на жёстком пластиковом стуле вместе с его маленькой сестрёнкой, дремавшей в её объятьях. Даже во сне Джей выглядела обеспокоенной, из-за этого Луи стало ещё хуже, и он отвернулся. Палата была маленькой, со стенами, окрашенными в белый цвет, и одним окном с голубыми шторами. Марк откинулся на спинку стула и глубоко вздохнул.       - Как ты себя чувствуешь? – тихо спросил он мальчика, стараясь не разбудить жену и дочь, хотя Джей грозилась, что если он этого не сделает, то оставшуюся неделю будет спать на диване.       - Я в порядке, - ответил мальчик дрогнувшим на последнем слове голосом. – Что произошло? – спросил он после большой паузы.       Марк сморщил лоб, недоверчиво поглядывая на мальчика. Он надеялся, что у Луи будут ответы, лишь сейчас осознавая, насколько же глупо это было.       - Твоя мама нашла тебя на полу в гостиной, ты плакал, не мог двигаться и реагировать. Врачи не знали, что с тобой произошло, но подумали, что надёжнее всего будет поместить тебя на какое-то время в кому, потому что твоя мозговая активность была слишком высокой и они боялись повредить головной мозг, - на самом деле, последнюю часть Луи не совсем понял, поэтому Марк добавил, - ты спал полтора дня, - он осторожно улыбнулся, взяв Луи за руку. – Я позову врачей и сообщу им, что ты проснулся, хорошо, милый? – после того, как Луи кивнул, мужчина встал со стула рядом с кроватью и вышел за дверь. Всё, что Луи мог вспомнить, - это резкая боль, пронзившая всё его тело. Он пришёл к выводу, что никогда больше не захотел бы снова её почувствовать.       Они покинули больницу два дня спустя, врачи убедили обеспокоенную семью в том, что с мальчиком всё в порядке, но они могут вернуться, если в ближайшем будущем снова произойдёт что-то подобное. Однако Джей всё же заметила, что с её сыном было что-то не так. Когда она помогала ему выйти из машины, он взглянул на неё, и тогда она поняла, что именно было не так; его глаза стали темнее. Они больше не сияли небесной голубизной, теперь их цвет был более тусклым. Стряхнув с себя это неприятное чувство, она решила обвинить во всём освещение, вернуться к нормальной жизни и уверенно перешагнула через одиноко лежащую на дороге газету с заголовком о тринадцатилетнем мальчике – гее, из-за издевательств в школе покончившем жизнь самоубийством, на его запястьях, животе и бёдрах были изображены когда-либо сказанные в его адрес оскорбления.

***

      Когда нестерпимая боль снова пронзила тело Луи, ему было пятнадцать, и он играл в футбол со своими одноклассниками. Всё было не так, как когда ему было восемь, боль была той же, но другой. В течение последнего года Луи чувствовал ноющую боль вокруг сердца, словно его поглощала тьма. Он не думал об этом, игнорируя её и надеясь, что всё пройдёт само собой. Но ничего не проходило, боль была всё той же, разве что ночью становилось только хуже. Он плакал, потому что так было легче. Мрачные мысли всячески пытались проникнуть в его голову, но он всегда отталкивал их, как мог.       Теперь, как и в прошлый раз, боль всё больше росла. Присев на пол, он сунул голову между коленями и глубоко вдохнул. Ему было страшно, так страшно. В прошлый раз всё закончилось больницей и комой. Он не хочет, чтобы это произошло снова.       Друзья кричали ему, чтобы он встал и продолжил играть, они не знали, что ему было больно, они думали, он просто шутит.       Боль была единственным, на чём он мог сосредоточиться, уцепившись за рубашку над сердцем, он был готов на всё, лишь бы это прекратилось. Он был уверен, что его сейчас стошнит, всё его тело трясло, и на этот раз боль ощущалась гораздо сильнее, но Луи не мог позволить ей, как много лет назад, захватить себя целиком.       Стэн, его лучший друг, наконец, осознав, что ему на самом деле больно, как можно быстрее бросился к Луи. Чем ближе он к нему подбегал, тем лучше мог расслышать его болезненные стоны. Стэн понял, в каком состоянии находился Луи, однажды с его сестрой было то же самое, тогда мама рассказала ему, что с ней произошло, как она потеряла кого-то невероятно важного в своей жизни. Встав на колени напротив свернувшейся калачиком дрожащей фигуры Луи, он обхватил его обеими руками и стал успокаивать, шепча ему на ухо утешения.       - Кажется, меня сейчас стошнит, - выдавил Луи сквозь сжатые зубы, ощущая, как новая волна боли снова пронзала всё его тело, словно кто-то одну за другой переламывал его кости. Он закрыл глаза, пытаясь прекратить поток своих слёз. Луи не хотел проходить через это снова. Должно быть, с ним, серьёзно, было что-то не так.       - Давай, мы не можем здесь сидеть, идём в раздевалку, - пока Луи задыхался и плакал, они медленно прошли в мужскую раздевалку. Когда присоединились остальные и стали расспрашивать, что произошло, Стэн сказал им отойти и дать Луи немного пространства.       Видение Луи было расплывчатым; слёзы размывали его ещё больше. Волна невероятно безмерной боли пронзила всё его тело настолько, что ослабевшие колени почти подогнулись под тяжестью его веса. В животе закрутило, он почувствовал, как к горлу начала подступать желчь. Оттолкнув Стэна, Луи опорожнил содержимое своего желудка прямо в кусты рядом с дверью в раздевалку. От желчи очень сильно жгло горло, и совсем ненужные сейчас слёзы начали медленно стекать по щекам. Луи был уверен, что умрёт вот так: в школе, со Стэном, у всех на глазах выблевав наружу свои кишки.       После того, как его перестало тошнить, Стэн помог ему добраться до туалета и включил кран. Сложив руки, Луи набрал в них воды и прополоскал рот, прежде чем выпить немного. Вода успокоило его раздражённое горло.       - Ты в порядке? – спросил Стэн, отчего Луи захотелось рассмеяться, конечно, он не был в порядке. Несмотря на то что боль понемногу стихала, она всё ещё была неимоверно сильной, и прямо сейчас он бы плакался маме в телефонную трубку, умоляя приехать и забрать его.       - Да, в порядке, - он поднял взгляд на зеркало, на него глядело измученное отражение с серыми каменными глазами. Луи моргнул и потёр их своей ладонью. Нет, это невозможно. Его глаза были голубыми. Когда он снова их открыл, они стали тускло-голубыми, он встряхнул головой - по крайней мере, уже не серыми.       - Так ты, приятель, знаешь, что с тобой только что произошло?       - Понятия не имею, однажды такое уже случалось, когда мне было восемь, - признался он, выражение лица Стэна изменилось от обеспокоенного к сочувствующему. Не обращая на это внимания, Луи продолжил. – Но в этот раз было намного хуже, тогда меня, эм, отвезли в больницу и поместили в кому. Или что-то вроде того, - его щёки запылали от смущения. Вообще-то, он не хотел, чтобы друзья об этом знали, они могли посчитать его слабым. Но только не Стэн, Стэну он доверял.       - Веришь ли ты в родственные души и настоящую любовь, Луи? – спросил Стэн, присев на крышку унитаза, Луи плюхнулся на грязный пол напротив двери.       - Что за вопросы? – сердито спросил Луи, Стэн в ответ лишь поднял бровь. – Наверное, да, - Луи вздохнул. – Но я не понимаю, как это связано с тем, что только что произошло.       - Это напрямую связано с тем, что только что произошло, - восклицает Стэн. – Разве ты не видишь? – боль уже почти совсем исчезла. Луи ничего не мог поделать, но его не покидало это странное чувство, словно бы он потерял что-то. Он даже представить не мог, что всё это могло значить, но это чувство заставляло его беспокоиться. Он лишь хотел вернуться домой к своей кровати, любимым сестрёнкам и маме, а не отвечать на странные вопросы Стэна.       - Помнишь, около двух лет назад моя сестра заболела, и всё, что она делала, - это кричала и плакала? Помнишь, как я рассказывал тебе, что мы отвезли её к врачам, а те никак не могли понять, что с ней было не так? – Стэн остановился, ожидая, пока Луи вспомнит. Когда осознание расцвело на его лице, Стэн продолжил. – Мама рассказала мне, что это случилось потому, что она кого-то потеряла, кого-то, для неё очень важного. То же произошло и с тобой, - прошептал Стэн с жалостью в голосе. – Когда кто-то кончает с жизнью, это влияет не только на него самого, но и на того, с кем он связан. Кто больше никогда не встретит человека, с которым ему предназначено провести остаток своей жизни. Это, что ты только что пережил, произошло и с другим человеком, - глаза Стэна были наполнены слезами. Он так переживал за Луи, его лучшего друга, который испытал всё это не один, а целых два раза. – Мне очень жаль, Луи.       Луи рассмеялся. Это был не его обычно счастливый смех, на этот раз он был сухим и грустным.       - Значит, ты говоришь, что человек, с которым я должен был провести остаток своей жизни, просто убил себя, - голос был шатким, а на глаза наворачивались новые слёзы. – Потрясающе, правда, очень забавно.       - Мне очень жаль, Лу.       - Нет, просто… думаю, мне лучше вернуться домой, - поднявшись на шаткие ноги, Луи вытер глаза и ушёл собирать свои вещи, игнорируя неприятное чувство в затылке, говорящее, что Стэн был прав.       –       На той же самой неделе семья оплакивала четырнадцатилетнюю девочку, отказавшуюся от жизни и сбросившуюся с высокой крыши здания своей школы. Её стройное тело парило в воздухе так же свободно, каким мог быть только полёт ласточки. Но это не продлилось долго, её маленькая фигура с болезненным стуком рухнула на серый асфальт. Тогда жизнь потухла в её тускло-серых глазах, вдалеке послышалась новая песня, исполненная её духом, парящем в воздухе между стаей ласточек.       Мужчине, учителю, который нашёл её утром, пришлось годами проходить терапию, чтобы стереть из памяти картину её крохотного, разбитого и окровавленного тела; всякий раз, как только он закрывал свои глаза, серые каменные глаза маленькой девочки глядели на него с презрением. Он был одним из тех, кто вынудил её на этот поступок, и до дня своей смерти будет жить с этим чувством вины.

***

      Когда Гарри было пять, он впервые увидел, как отец избивает его мать. Тогда он не понимал, что происходит. Но знал, что это было неправильно, он видел страх в глазах своей матери, слышал отчаяние в её голосе, когда она велела ему выйти из комнаты. Он не придумал ничего лучше, чем послушаться её. Но что мог сделать пятилетний мальчик против своего большого страшного отца?       Когда Гарри было пятнадцать, избиение стало частью его обычного дня. Мама всегда говорила ему не вмешиваться, она умоляла его не совершать глупостей, что заставили бы её мужа обозлиться на сына. Она делала это, чтобы защитить его, но хоть он и не страдал физически, каждый удар отца по лицу его матери оставлял очередной шрам на его психике.       Он понимал, что повседневное насилие не должно быть частью жизни нормальной семьи. Ненормально для отца семьи избивать свою жену при детях, чтобы показать им своё превосходство. С девяти лет Гарри казалось, что все отцы избивают матерей. Но теперь он знает, что это неправильно, именно тогда он понял, насколько сильно ненавидит отца. Насколько сильно ненавидит себя, потому что даже неспособен помочь своей маме, ненавидит себя, наверное, даже больше, чем ненавидит своего отвратительного отца.       Однажды Гарри заступился за мать, и его отец практически сошёл с ума, Гарри не узнал человека, прожившего с ним всю его жизнь. Человек, которому он когда-то доверял, теперь избивал его до полусмерти. Мать умоляла его остановиться, но удары лишь продолжались. Гарри должно было быть страшно, он не должен был наслаждаться сотрясающей всё его тело болью. Было больно, но он осознал, что тогда ему стало лучше. Он был доволен. На его лице расцвела улыбка, когда он понял, что победил. Истеричный смех сорвался с его губ, отец остановился, а окровавленный кулак на половине пути повис в воздухе. Удар пришёлся по челюсти, Гарри почувствовал, как на верхней губе треснула кожа, а кровь стала просачиваться в рот. Это был последний раз, когда рука его отца касалась какого бы то ни было члена их семьи. Тем же вечером он ушёл, сказав напоследок, что сын Энн – абсолютный неудачник, и что тогда, много лет назад, она должна была сделать аборт, как он ей и советовал.       Энн отвезла своего сына в больницу, где ему зашили губу, но не смогли ничего сделать с синяками. Лишь приложили лёд, чтобы отёк спал. Через две недели Гарри вернулся в школу с подбитым глазом и синяками. Гордость за то, что он защитил свою мать, вскоре начала притупляться ненавистью к самому же себе. Он разрушил свою семью. Когда его мама рассказала Джемме, что их отец переехал – в то время она была в университете – девушка проплакала два дня. Она любила отца и восхищалась им, потому что понятия не имела, что происходило, когда её не было рядом. Она не знала, что он избивал её мать с тех пор, как ей исполнилось десять. Гарри понимал, что она винит отца, он видел это в её глазах каждый раз, как только речь заходила о нём, что Гарри просто добавил к куче вещей, заставляющих его себя ненавидеть.       –       Поступление в Манчестерский университет должно было стать для Гарри вторым шансом. Он набил своё тело татуировками, каждая из которых символизировала что-то, для него очень важное. Были татуировки, символизирующие его сестру, мать и даже отца. Но большинство из них были посвящены тому, как сильно он желал быть свободным; как всю свою жизнь он провёл запертым в клетке, но как отчаянно хотел освободиться. Он хотел летать подобно ласточкам на его груди. Он хотел посетить места вроде Лос-Анджелеса и Нью-Йорка. Хотел влюбиться и набить на животе бабочку. Поэтому переезд в Манчестер мог стать началом его новой жизни. Здесь не узнают о его семейной истории, не узнают, каким неудачником он был. И что важнее всего, никто не узнает о том, насколько сильно он себя ненавидел, никто не остановит, если он захочет сделать что-то… значительное. Дома это как ходить по краю пропасти, особенно с тех пор, как после ужина Джемма застала его блюющим. Он заставил её пообещать, что та не расскажет об этом их маме, и убедил её в том, что всего лишь съел что-то не то.       Он попрощался с сестрой и мамой, прежде чем они запрыгнули в машину и в предрассветный час уехали домой. Теперь он чувствовал себя, по крайней мере, хоть немного свободнее, что посчитал за победу. Заселение в свою комнату общежития в Манчестере заняло некоторое время, но постепенно ему становилось уютнее, отчасти благодаря Найлу. Найл был громким, ирландцем, вечно счастливым и, скорее всего, никогда не испытывал печали Гарри. Он подходил Гарри, ему удавалось выбрасывать из его головы мрачные мысли, но лучше всего было то, что Найл никогда не задавал вопросов. Он просто был рядом всякий раз, как только Гарри в этом нуждался, что случалось довольно часто, но не то чтобы Гарри жаловался. Это было приятно, он мог спокойно себя ненавидеть.       –       Когда Луи впервые встретил Гарри, младший парень, спотыкаясь, выходил из одной из кабинок туалета. Луи пробыл там достаточно долго, поэтому слышал, как Гарри тошнило. Как хороший человек, он беспокоился за кого бы то ни было в туалетной кабинке, и кто явно чувствовал себя не лучшим образом.       - Ты в порядке, приятель? – спросил он высокого красивого парня, прислонившегося к двери, очевидно, уставшего висеть над сортиром, но всё ещё самодовольно улыбающегося. Взгляд парня превратился в суровый, а улыбка сменилась угрюмостью.       - Всё отлично, спасибо, - спокойно ответил парень, не глядя Луи в глаза. Однако у Луи было такое чувство, что это не тот случай. С парнем явно было что-то не так. В зелёных глазах мелькало чувство вины, но Луи понятия не имел, почему, и подумал, что спрашивать об этом было бы весьма грубо.       - Мне позвать школьную медсестру, или, может, нужно что-то ещё? – спросил он. Но кудрявый лишь покачал головой и продолжил умывать лицо и полоскать рот. Луи понятия не имел, кто этот парень, или почему он был таким грубым, когда Луи всего лишь хотел помочь, но был заинтригован, он почувствовал, что должен был появиться здесь, должен был прийти в этот туалет и найти этого парня. – Луи, - попытался он.       - Гарри, - он ушёл, а Томлинсон вдруг почувствовал, как этот парень, Гарри, забрал вместе с собой и часть Луи.       –       Когда Луи встретил его во второй раз, Гарри был в куда лучшем настроении. Видимо, он жил с Найлом, который пригласил Луи, Зейна и Лиама на пиццу и фифу. Луи снова почувствовал, как его тянет, как его странным образом тянет к Гарри. В этот раз Гарри смеялся и казался счастливым, Луи было уютно с ним, даже несмотря на то что два дня назад он застал Гарри, пока того тошнило. Он не был в порядке, как Луи и подозревал. Когда он поймал один из осторожных взглядов Гарри, это лишь стало подтверждением.       Впятером они чудесно провели ночь, но в действиях Гарри было что-то странное. Увидев на плече Найла его костлявую руку, Луи понял, в чём дело; за этот вечер Гарри не съел ни кусочка пиццы. Всё это время он не ел, наблюдая за Луи, за его реакцией. Луи решил, что сейчас не время спорить об этом, он недостаточно хорошо знал Гарри и не был уверен, верны ли его подозрения. Просто в будущем он будет более осмотрительным.       –       Как оказалось, они с Гарри стали хорошими друзьями, причём довольно быстро. Они просто подходили друг другу, как хорошо подобранные кусочки пазла. Теперь они всё делали вместе, друг с другом проводя гораздо больше времени, чем врозь. Луи с уверенностью мог сказать, что никогда не был так счастлив, всё было абсолютно прекрасно до тех самых пор, пока он не начал чувствовать то самое знакомое чувство, сжимающее его сердце.       Прошли годы, слова Стэна всё ещё отчётливо звучали в его голове, две ночи он просто проплакал, не в состоянии делать что-либо ещё, кроме как просто плакать. Он понимал, что это значило и, если честно, не смог бы пройти через всё это снова. Он закрылся в своей комнате и выходил, лишь чтобы поесть, воспользоваться душем и туалетом. Сил не было абсолютно, он думал, что, наконец, станет счастливым, хотел рассказать Гарри о том, что влюблён в него. Уже давно. Луи был уверен, что и Гарри чувствует то же, но когда боль вернулась, он просто сломался и понятия не имел, что делать.       Он не особо удивился, когда на третий день в его комнату ворвался разъярённый Гарри. Луи не мог понять, почему тот был зол. Он не встречался с Гарри, переправлял все звонки на голосовую почту и удалял каждое его сообщение. Как-то раз, когда он начал отчитывать Гарри за то, что тот совсем не ест, Гарри целую неделю, как чумы, избегал Луи, прежде чем Луи сам не выломал дверь в спальню Гарри и не потребовал объяснений. Объяснений, заставивших его чуть ли не разрыдаться. Гарри рассказал ему всё о своём детстве, о своём отце, вине и ненависти к себе, как он в наказание морил себя голодом. Гарри заплакал, решив, что Луи после этого не захочет быть его другом, но они лишь сблизились.       Они пообещали больше не избегать друг друга, так что Луи понимал, насколько Гарри был зол. Но когда младший парень увидел Луи, выражение его лица стало мягким и обеспокоенным. Поэтому вместо того, чтобы кричать, он быстро скинул свои стоптанные кожаные сапоги и скользнул под одеяло рядом. Не прошло много времени, прежде чем старший парень начал плакать, а Гарри его утешать.       В промежутках между рыданиями Луи рассказал Гарри о том, что случилось, когда ему было восемь и когда ему было пятнадцать. Он рассказал о том, что сказал ему Стэн в туалете раздевалки. Он рассказал всё о боли и страхе. Гарри просто крепче прижимал его к себе, пытаясь прогнать со своих глаз слёзы. Он видел, как подобное однажды произошло с одним из парней в его школе, поэтому поверил, когда Луи рассказал ему, что родственные души имеют особую связь, которая разрывается, если один из них кончает с жизнью и меняет будущее. Он прижимал Луи ещё ближе, шепча слова утешения, когда старший парень рассказал, что снова начал чувствовать ту, давящую на сердце, боль и не мог пройти через это вновь.       Гарри поцеловал его; именно об этом он думал долгое время, но не мог решиться. Его пальцы нервно тряслись, пока он проводил ими по скулам старшего парня. Сначала Луи запаниковал, но вскоре понял, что происходит, и начал отвечать на поцелуй. Он целовал Гарри, стараясь вложить в поцелуй все свои эмоции, и, почувствовав, как младший парень расслабился, улыбнулся ему в губы. Внезапно он понял, что боль вокруг сердца уже не была настолько ужасной. Его сердце желало Гарри, желало навсегда связать их вместе. Легко поцеловав Луи в последний раз, Гарри отстранился и улыбнулся, в его глазах сияла радость.       - Я люблю тебя, - слова слетают из уст Луи прежде, чем он сам это понимает. Его щёки пылают румянцем, он не может поверить, что сказал это вот так просто, и нервно опускает взгляд на свои руки, пока пальцы Гарри не касаются его подбородка и не поднимают голову. Гарри сияет от счастья.       - Я тоже люблю тебя, милый, - шепчет он и снова наклоняется.       Поцелуй глубокий и томный, а медленные движения языками заставляют обоих парней стонать от удовольствия. Гарри обвивает ногами Луи за талию, спихивая покрывала к изножью кровати. Руки проскальзывают под рубашку, что спустя всего пару секунд оказывается в куче рядом с кроватью, тихое «люблю тебя» нежно проходит по голой коже. Луи чувствует тепло и безопасность – сильнее, чем когда-либо прежде, и если выражение лица Гарри хоть сколько-то, да имеет значение, то младший парень чувствует то же самое.       - Хочешь, я… - нетерпеливо кивнув, Луи прерывает Гарри очередным поцелуем и начинает возиться с пуговицей на джинсах парня, его руки дрожат от волнения, что делает расстегивание пары джинсов весьма сложной задачей. Гарри ловит его руку. – Дыши, милый, - говорит он, нежно улыбаясь, расстёгивает замок и, спустив по ногам, полностью снимает свои джинсы, прежде чем как можно быстрее разобраться с одеждой Луи.       Единственное, что сдерживает их нарастающую эрекцию, - тонкая ткань тесных боксёров. Гарри пробегает по голому телу пристальным взглядом, отчего Луи не удаётся сдержать протяжного стона, заставившего кудрявого самодовольно ухмыльнуться. Он наклоняется, чтобы поцеловать Луи, продолжая тереться о его бедра в умеренном ритме.       - Ты такой сексуальный, - Луи выдыхает в губы Гарри, прекращая поцелуй.       На них всё ещё слишком много одежды, так что Гарри совсем не сопротивляется, когда Луи стаскивает с него боксёры, лишь издаёт в ответ гортанный стон и взглядом приказывает Луи снять с себя всё лишнее. Приподнявшись над матрасом, Луи стаскивает с себя пару боксёров и отбрасывает их к нижней части кровати. Гарри опускает вниз его бёдра, их обнажённые тела, не скрываемые больше жесткой тканью, трутся друг о друга, и это чувство бесконечно прекрасно.       Они оба почти вскрикивают от удовольствия, когда Гарри оборачивает вокруг их возбуждённых органов одну из своих больших ловких рук и начинает медленные движения. Луи притягивает к себе кудрявого, грязно целуя его в губы и понимая, что долго они не продержатся, он чувствует, как сжимаются мышцы Гарри и как стоны его становятся всё громче. Они прекращаются, когда оба достигают оргазма, а младший парень продолжает медленно двигать рукой, пока Луи не начинает чувствовать себя почти невесомым.       Внезапно его охватывает слабость и чистое блаженство, Луи просто лежит, спускаясь с высоты небес и пытаясь восстановить своё отрывистое дыхание. Гарри поднимает с пола свою рубашку и, вытерев ею насухо животы, натягивает на их временами всё ещё подрагивающие тела одеяло. Он смотрит Луи в глаза, совершенно поражаясь тем, что видит; его тёмно-синие глаза, проясняясь, становятся всё светлее и светлее.       - Ты такой красивый, не хочу тебя терять, - Гарри шепчет ему в губы и, притянув к себе его крохотное тело, засыпает.       –       Луи больше не приходилось чувствовать этой мучительной боли; Луи наконец нашёл свою родственную душу. Он был расстроен, потому что двум людям, с которыми у него, возможно, сложилось бы чудесное будущее, пришлось умереть, но был счастлив, потому что нашёл Гарри, а Гарри нашёл его. Он был настолько счастлив, что жизни лучше нельзя было и придумать. Улыбнувшись их сыну Адриану, спящему в руках Гарри, он осторожно, чтобы не разбудить малыша, провёл указательным пальцем по его переносице и, уловив на себе нежный взгляд Гарри, наклонился, чтобы мягко поцеловать своего мужа.
Отношение автора к критике
Приветствую критику в любой форме, укажите все недостатки моих работ.
Права на все произведения, опубликованные на сайте, принадлежат авторам произведений. Администрация не несет ответственности за содержание работ.