Познавая прекрасное

Со встречи во «Флориш и Блоттс» прошло четыре дня. Теперь, вспоминая о Малфоях, Гермиона все больше убеждалась, что необычная реакция оказалась лишь результатом банального шока и физической усталости. Дни шли один за другим, и ей уже почти удалось выкинуть из головы то неприятное столкновение: тем более, что она усиленно занялась подготовкой к приезду Рона. В этот раз его отсутствие ощущалось, как никогда остро, и Гермиона отчаянно ждала возвращения бой-френда, надеясь, что Рон сможет заполнить не только пустоту квартиры, давящую на нее, но и пустоту души. Все эти дни она смутно и неясно тосковала о чем-то, но почти уверила себя в том, что тоскует именно по Рону — тоскует по любимому мужчине и другу, не замечая того, что находясь в обществе Гарри и Джинни, даже не вспоминает о Рональде. Однако, оставаясь одна, Гермиона снова и снова принималась убеждать себя в том, что любит Рона и безумно скучает по нему: скучает по его рукам, по его глазам, по их близости, по поцелуям, объятьям — и у нее почти получалось это. Почти… Приближение ночи по-прежнему пугало, но она решительно гнала от себя мрачные мысли. Нет, конечно же, никакого повторения причудливых чувственных ощущений, что испытала тем вечером, больше не случалось, но почему-то Гермиона жаждала физической близости больше, чем когда-либо, и каждый вечер находила нежный бугорок между бедрами. Никогда раньше она не ощущала такой мучительной потребности в разрядке, обычно довольствуясь тем, что перед сном работала с документами или же просто читала. Поскольку Рон был первым и единственным мужчиной, именно его лицо пыталась вызвать в воображении Гермиона, когда наслаждение достигало апогея. Но… Лишь только оргазм срывал с губ нежный стон, приходилось виновато осознавать, что в момент самого сладкого удовольствия лицо Рона почему-то неизменно исчезало. Не желая повторения инцидента с опозданием, в Министерстве она изо всех сил старалась быть особенно добросовестной и дисциплинированной. В принципе, отношения с коллегами были замечательными, и Гермиона искренне любила свою работу. Наступил четверг, именно сегодня, после обеда должен был вернуться Рон, и Гермиона, с двух часов дня постоянно поглядывающая на часы, уже вела обратный счет минутам в ожидании встречи. Он собирался аппарировать в Косой переулок где-то около пяти, поэтому, закончив работу и приведя в порядок стол, Гермиона поспешно направилась туда же. Оказавшись на месте, снова уточнила время. Еще пять минут. Она принялась нервно мерить шагами пятачок, выделенный для аппарации, и уже скоро, в точно назначенную минуту, услышала позади себя хлопок. А обернувшись, увидела, что усталый, но довольный Рон, с сумкой на плече, стоит прямо перед ней. Бросившись на шею, Гермиона начала торопливо целовать его. Удивление Рона было настолько велико, что сумка невольно съехала с плеча на землю. — Подожди, Миона, — задохнулся он, хотя на лице и вспыхнула широкая улыбка. — Да что с тобой? Черт возьми, неужели так соскучилась? — посмеиваясь, бормотал он ей на ухо. Ничего не отвечая, Гермиона крепко обхватила его лицо ладонями и страстно впилась в губы. Обрадованный, но несколько недоумевающий Рон не мог понять, что же случилось с его милой за такую недолгую разлуку. А текущие по лицу Гермионы слезы, удивили еще сильней. — Малыш, да в чем дело? Прошла всего неделя. Раньше мне случалось уезжать и на более долгий срок. Что на тебя нашло? Все еще сжимая его лицо ладонями, Гермиона прошептала: — Ничего… Просто соскучилась. Я так соскучилась по тебе, Рон, — и пристально, внимательно, посмотрела ему в глаза. Рон смущенно улыбнулся в ответ. В конце концов, Гермиона отвела взгляд и тихо закончила. — Хорошо, что ты вернулся. — Да, это точно, — Рон замолчал, пораженный силой ее эмоций. И смутившись еще больше, предпочел вернуться к своему обычному тону. — Ладно, малыш, пойдем домой. Я чертовски голоден. Что у нас на обед? — он перебросил сумку за спину и, обнимая Гермиону, притянул к себе. Положив голову ему на плечо, она улыбнулась: ей и впрямь стало легче... За ужином, с особым старанием приготовленным накануне, они беззаботно болтали обо всем на свете: Рон рассказывал о своей поездке, о новом кодексе поведения квиддичных судей, Гермиона же в основном молчала, позволяя выговориться ему, но была счастлива, что живая человеческая речь снова наполнила их дом. Рон тоже казался счастливым и, хотя поездка утомила его, все равно выглядел довольным. Его хорошее настроение невольно передалось и Гермионе, радующейся в эти минуты, словно ребенок. «Все будет хорошо! Ведь теперь, когда Рон вернулся, я смогу забыть ту встречу и начать жить снова!» Вечером, приняв душ, она прошла в спальню и надела сексуальную красную пижамку — коротенькие шорты с топиком из нежного шелка должны были подогреть любимого. И легла, не укрываясь. Рон задержался у телевизора несколько дольше, чем она ожидала, но, в конце концов, зашел в комнату, громко и широко зевая. Заметив, что именно на ней надето, он пораженно вытаращил глаза: — Вот это да, Гермиона! Как давно ты не надевала эту пижаму. Черт, я даже забыл, что она у тебя есть. Но… Мерлин! Рон, конечно, прокомментировал наряд, вот только ожидаемого эффекта она так и не добилась... Он просто лег в кровать и, дежурно поцеловав в щеку, откатился подальше, повернувшись к ней спиной. «Он, что, и правда, собирается спать?» Уставившись в потолок, Гермиона чувствовала, как разочарование в ее душе сменяется раздражением. «Ну уж нет! Нет! Настроение этим вечером было таким замечательным, что дурные мысли не могут испортить все. Конечно, трудно вспомнить, когда в последний раз именно я была инициатором секса, но сегодня все будет по-другому!» Повернувшись на бок, мягко дотронулась до его плеча: — Рон… — М-м-м? — уже полусонно пробормотал тот. В постели Рон всегда оставался лишь в трусах-боксерах, и Гермиона видела сейчас его веснушчатую спину — худощавую, но все же мускулистую и упругую, как и полагалось игроку в квиддич с многолетним стажем. Нежно пробежав двумя пальцами по плечу, она медленно скользнула вниз, наслаждаясь ощущением мышц под кожей, а затем, погладив позвоночник, опустила руку еще ниже. Само собой эти действия возымели успех — обернувшись, Рон недоуменно вытаращился: — Гермиона? Чтобы развеять последние сомнения в своих намерениях, она приподнялась на локте, принявшись медленно и нежно покрывать поцелуями его живот. Рон громко выдохнул и приглушенно зашипел, когда Гермиона поднимаясь все выше и уже целуя его грудь, прихватила губами один из сосков. Услышав это, она остановилась и пристально посмотрела ему в глаза. На лице Рона читалось столь явное удивление, что когда девушка наклонилась и прижалась губами к его рту, поначалу он даже не ответил. Но уже скоро ее страсть заразила, и Рон, приоткрыв рот, толкнулся языком навстречу. «Господи, какая же она сладкая». Он уже почти забыл, насколько хороша Гермиона на вкус. Они целовались страстно, почти яростно: так, что изумленный Рон машинально отметил, насколько отличается сегодняшняя Гермиона от той, к которой он уже почти привык за эти годы. Он был не столько поражен силой ее желания, нет! Происходящее еще и безумно возбуждало его собственное вожделение. Схватив Гермиону за затылок и путаясь пальцами в копне распущенных волос, Рон резко перевернул ее на спину, чтобы наброситься на нежный, зовущий рот с новой силой. Рональд, как всегда, был грубоват и небрежен, и почему-то именно сегодня это неприятно задевало ее. Но многодневная потребность в физической близости была сейчас настолько велика, что Гермиона продолжала отвечать на поцелуи. Почти задыхаясь, он застонал и отстранился, когда ощутил, как маленькие ладошки заскользили по спине ниже, с силой обхватывая его ягодицы. «Мерлин! Не то, чтоб я жалуюсь, но… Скорее, просто не знаю, как реагировать на эту новую женщину в нашей постели…» Гермиона же выгнула спину, и с губ сорвался стон. Хотелось лишь одного — чтобы он прикоснулся. Казалось, она горит сейчас в странном волшебном пламени, и какие-то смутные воспоминания неясными тенями мелькают на краю сознания. Когда-то она уже горела так… Попыталась дотянуться до Рона затвердевшими от прохладного воздуха, сосками: отчаянно хотелось, чтобы он дотронулся до них, вкусил их в конце концов. Даже не заметив, что рука уже сама скользнула в пижамные штанишки, Гермиона принялась ласкать свою изнемогающую от желания плоть. Рон ошарашено уставился вниз, будто не мог поверить увиденному. — Гермиона… ты трогаешь себя… — голос прозвучал настолько потрясенно, что она, покраснев, резко дернулась. А потом, справившись со смущением, потянулась и, взяв его за руку, заменила свои пальцы пальцами Рона. Сам он, конечно, никогда не догадывался ласкать ее так, но теперь Гермиона ясно осознавала, чего жаждет от партнера. На несколько мгновений Рон замер, не зная, как поступить: с одной стороны — он никогда не видел, чтобы Гермиона вела себя подобным образом, но с другой — эрекция была уже практически каменной, а хотелось, чтобы девушка все-таки оказалась готова к близости. Поэтому осторожно потрогал мягкие складки, легонько и довольно неуклюже раздвигая их. «Черт! Он так ни разу и не коснулся там, где нужен сейчас больше всего на свете!» — с губ Гермионы снова сорвался стон, но тело уже горело лихорадочным огнем вожделения, и она готова была простить даже его хроническую неуклюжесть. Стон, раздавшийся в тишине комнаты, заставил Рона осознать, что ждать дольше он не может. Судорожно и торопливо, так и не коснувшись клитора, он неумело потер ее плоть еще несколько раз, заставив саму Гермиону толкнуться вверх, навстречу его пальцам в ожидании желанного прикосновения, но почти сразу же прервавшись, убрал руку. Не думая ни о чем, кроме собственного головокружительного желания, Рон удобно устроился между ее ног и резко ввел уже болезненно пульсирующий член во влагалище. Гермиона была мокрой от нетерпения уже давно, но внезапное прекращение так и начавшейся толком ласки, а затем еще и поспешное неожиданное проникновение Рона, породило болезненное негодование, если не сказать гнев. Вожделение в эту же минуту исчезло, страсть утихла, осталось лишь лежать под ним пассивной бесчувственной куклой. А Рон, двигаясь судорожно и несколько хаотично, казалось, даже не заметил, как испарилось ее желание. Крепко стиснув зубы, Гермиона прикрыла глаза — она знала, что долго процесс не продлится. И правда, сделав еще несколько рваных рывков, он кончил и, что-то невнятно простонав, грузно рухнул прямо на неё. — Черт возьми, дорогая, — задыхаясь и все еще лежа на ней, выдавил Рон. — Да что с тобой сегодня? Если продолжишь так вести себя в постели и дальше, то скоро доведешь меня до инфаркта, клянусь… — и Гермиона ощутила, как уже обмякший член выскользнул из нее, хотя любовник по-прежнему не двигался с места. Открыв глаза, она молча уставилась в потолок. Сознание казалось абсолютно пустым. На какую-то секунду ей ужасно захотелось расплакаться от разочарования, но усилием воли заставила себя остановиться. В конце концов, она безумно рада, что Рон вернулся домой. Они провели прекрасный вечер. Что касается секса… Секс был не лучше… и не хуже, чем обычно. Да. От этой мысли Гермиона болезненно поморщилась — тело уже давно ломило от неподвижности и тяжести все еще лежащего на ней Рона. Вдруг ужасно захотелось, чтобы он отодвинулся и, тронув уже почти спящего парня за плечо, прошептала: — Рон… — ответом послужил лишь тихий храп, на что, глубоко вздохнув, она с огромным усилием спихнула его с себя. Пробормотав что-то невнятное, тот фыркнул и снова уснул. Снова уставившись в потолок и размышляя над событиями дня, несколько минут Гермиона лежала неподвижно. «Что ж… Праздник не всегда так хорош, как его ожидание», — мысленно усмехнувшись, иронично напомнила себе. А затем рука непроизвольно скользнула вниз, чтобы снова раскрыть мягкие и гладкие складочки, только на этот раз уже самой. Погладив себя пальцами, Гермиона, наконец, коснулась того чувствительного бутона, безумно желавшего мужского прикосновения несколько минут назад, в котором ему так жестоко отказали. Дернувшись, она вздрогнула: это Рон отвернулся от нее на другой бок и, тяжело вздохнув, снова провалился в сон. Тем временем, Гермиона, уже ни на что не обращая внимания, дотронулась до левой груди, медленно, но ощутимо потерла сосок, затвердевший в ответ на касание почти в ту же секунду, и продолжила ласкать себя. Еще раз проведя по влажной плоти, она вонзила средний палец глубоко во влагалище, почувствовав, как судорожно сжались вокруг него нежные шелковистые стенки. Любопытствуя, добавила еще один палец, тут же тихонько охнув от удовольствия, накатившего волной. Выгнув спину, Гермиона принялась двигать пальцами, чувствуя, как волны наслаждения подбираются все ближе и ближе. Затем снова дотронулась до клитора, и первое же прикосновение пронзило тело, будто выстрел — она знала, что разрядка близка! Очень близка… Зажав сосок пальцами, продолжила ритмично кружить по клитору — лаская себя, подводя к краю, обещающему невероятное блаженство. Чувствуя, как в животе мучительно, но и приятно, сжалась тугая пружина, она усилила ласку: ущипнула сосок, одновременно с силой коснувшись клитора. И обещанная волна накрыла с головой! Выгнувшись высоко над кроватью, Гермиона чуть не застонала от изысканного удовольствия, захлестнувшего дрожащее тело. А потом медленно опустилась, тяжело дыша в ночном мраке. Никогда еще она не нуждалась в оргазме так сильно. Повернула голову в сторону Рона: тот мирно и глубоко спал. Несколько минут Гермиона пролежала абсолютно неподвижно, не думая ни о чем. Затем осторожно повернулась на бок и пытаясь уснуть, закрыла глаза. Сон пришел на удивление быстро, но глубоко вздохнув, прежде чем провалиться в него, она явно ощутила аромат мускуса и пряностей, будто витающий вокруг…