Меня зовут Лаванда Браун

      «Меня зовут Лаванда Браун, и я хочу умереть»       В огромной светлой комнате, которую знающий человек опознал как вип палату больницы Святого Мунго, сидела девушка и старательно выводила буквы в свитке на столе. Руки плохо слушались, поэтому перо все норовило выскочить, но девушка и сама обладала характером, поэтому поддаваться глупому писчему предмету не хотела. Ладони все еще были перемотаны бинтами, но лечащий врач сказал, что такие упражнения пойдут на пользу, вот Лаванда и занималась теперь.       Хотя, она подозревала, что ее целитель не оценит творчество пациентки. Пусть буквы были корявые от дрожания руки, но без безобразных пятен и размытий. Вот только сам смысл фразы…       Для самой Лаванды он давно стал «смыслом жизни», как она думает. Она уже второй месяц находится в этом заведении, а всего прогресса только и есть, что отсутствие клякс при письме. Почему-то, когда они проходили оборотней в школе никто не говорил, что следы от их когтей не заживают. Точнее, заживают, но когда жертва этой твари сама оборачивается в первое полнолуние.       «Уж лучше бы укусил» - думала иногда Браун, бросая косой взгляд в зеркало. Ей хватило одного раза, в самое первое утро в Мунго, когда она только проснувшись рванула в ванну к волшебному зеркалу. То испуганно охнуло и больше никогда не комментировало то, что отражалось в нем во время утренних процедур. И сама Лаванда больше не горела желанием разглядывать то, что осталось от ее некогда гордости. Как же, чистокровная, не глупая и невероятно красивая девочка. Родили строили на счет нее глобальные планы, а она….подвела их.       Нет, ни отец, ни мать ничего подобного не говорят во время своих редких посещений, но Лаванде этого и не надо. Она всегда отлично умела читать по лицам людей то, что они хотели сказать на самом деле. Когда-то она радовалась этому умению, сейчас же это ее проклятие.       В каждом взгляде она видит если не отвращение, то…жалость. И неизвестно, что хуже.       Пожалуй, один только ее целитель не страдает подобным. Только у того свои мотивы: как же, первый самостоятельный пациент. Но для Лаванды и это тоже очередной приговор, ведь ясно же, что в ее случае нет лекарства, а менять через день повязки и недавний школьник сможет.       Внезапно отворилась дверь. Пропуская молодого человека в желтой мантии.       - Доброе утро, мисс Браун. Как ваше самочувствие?       Лаванда ненавидела оборотней, свое состояние, саму больницу. Но больше всего она ненавидела своего целителя. Тот имел неизменную привычку звать ее по фамилии и каждый раз спрашивать о ее здоровье, словно за те сутки, что они не виделись, «мисс Браун» могла самостоятельно излечиться.       - Утро добрым не бывает, лорд Голдстейн, - девушка вернула «любезность» обратно. Парвати рассказала ей, что отец Энтони все же умер на днях. Сердце этого волшебника не выдержало то количество круциатусов, что ему подарили Пожиратели, склоняя главу рода к сотрудничеству. Некоторое врем я он все же боролся, но волшебство не всесильно, и главный орган Авигдора Голдстейна днажды просто отказался работать.       Лаванда зло усмехнулась, видя как Энтони на мгновение вздрогнул. Явно, принимать титул так рано он не хотел.       - Вы тоже уже в курсе? – блондин грустно улыбнулся, проходя в комнату.       - Да. Моя подруга, Парвати, если помните такую по школе, приходит ко мне каждый день. Она рассказывает, что творится в большом мире после Победы. Думает, что меня это отвлечет.       - А Вас это не отвлекает? – целитель автоматически стал выводить вязь диагностического заклинания. Разговор ему нисколько не мешал.       Лаванда промолчала. Разговаривать с Голдстейном ей не нравилось. Слишком правильная речь, слишком много уважения, всего слишком. И не скажешь, что совсем недавно они учились на одном курсе. Только этот гений Когтеврана параллельно занимался на курсах колдомедиков, а потом сдавал экстерном экзамены.       Это тоже рассказала Парвати, потому что ее слушать в разы приятнее, чем целителя Голдстейна.       Энтони уже привык, что его пациентка не сильно разговорчива, но те диалоги, что как сегодня иногда случаются, его радовали. Это говорило, что он все делает правильно. По крайней мере, так говорит его наставник.       - О, я гляжу, вы решили последовать моему совету? – спросил Энтони, кивком головы указывая на свиток, что так и лежал на столе.       - Почти, - Лаванада бегом закрыла рукой написанное, чтобы не видно было. – Решила письма друзьям отправить, а то столько людей волнуется, как я тут.       - Это же замечательно. Так, давайте посмотрим, что там у вас с ранами.       Девушка шумно вздохнула. Начиналась ее нелюбимая часть осмотра – смена повязок. Целитель подошел к ней ближе, а Лаванда по привычке закрыла глаза. Она не хотела видеть выражение лица Энтони. Тот хоть и бесил ее невероятно, но все же был мужчиной. И она прекрасно понимала, что так на нее будут теперь все они смотреть. Ее лицо, кисти рук и левое плечо были исполосованы когтями Грейбека. Что-то серьезное повредить ему помешала Грейнджер (как потом рассказали Лаванде), но глубокая рана вдоль правой щеки и на плече вызывали наибольшие опасения колдомедиков.       Вся проблема была в том, что они не заживали. Совсем. Чудо ее выживания объяснялось лишь отсутствием повреждений крупных артерий. То небольшое количество крови, что постоянно выделялось, впитывали повязки, а нехватку компенсировали зельями. Для дезинфекции повязки меняла раз в два дня. Именно это действие Лаванда и не любила. Было отвратительно чувствовать как каждый раз скатывается несколько капель свежей крови по коже. Именно это, а не боль, как думал, похоже, Голдстейн.       Боль- это то, с чем Лаванда уже привыкла жить - привыкание к обезболивающим пришло очень быстро. А вот ощущение крови на лице вновь возвращало в тот ужасный день, что сейчас зовут Финальной битвой. И Браун приходилось прилагать немалые усилия, чтоб отогнать липкий страх, окутывающий ее при этом.       - Ну вот и все, мисс Браун. Вы молодец.       А это вторая фраза, за которую Лаванда ненавидела Голдстейна. Она, как и приветствие, не меняется изо дня в день. Сейчас он еще добавит про зелья и уйдет таким медленным размеренным шагом.       - Не забывайте пить зелья по вечерам. Поправляйтесь.       Как только за целителем захлопнулась дверь, в нее полетела полная чернильница, чтобы тут де разлететься миллионами брызг и осколков.       - Как же меня все бесит! – прокричала Лаванда и с ревом уткнулась в сложенные на столе руки, размазывая строчку неровных букв «Меня зовут Лаванда Браун, и я хочу мереть».