«Мертвый сон»

«Белые чистые стены, запах лекарств в ампулах и противных на вкус таблеток, сладких сиропов и… гнили?.. Как неподвластен обыкновенному человеку мир медицины. Мир, для кого-то вечного покоя, для других вечных мук… процедуры, уколы, операции, боль, облегчение. Все это происходит именно здесь. В больнице. В старенькой, много помнящей больничке. И именно здесь каждый день люди и умирают и оживают. Умирают так неожиданно и… просто. На койке. В обычной палате. А оживают — это образно, конечно, — с помощью врачей. И операций. А может и терапий. В общем и целом доктора спасают много человеческих жизней. Но я никогда не понимал эту науку. Слишком она замудренная. Слишком опасная». — Думал Айеро, продвигаясь по холодной больничной плитке. Нет, он не был босой, он чувствовал холод сквозь ботинки. Холод как на кладбище. Холод «ходячих мертвецов» — так он называл больных. Он шел расталкивая толпу, пришедших навестить, кто-то больную раком мать, кто-то глубоко раненного в живот брата, кто-то пришел к другу. Все они слились в одну серую массу перед Фрэнком. Он не видел их. Он шел ровно вперед и его губы чуть подрагивали. Недавно он плакал — его выдали красные, словно маковое поле глаза. Он был растерян, был уничтожен, был не в себе. И даже его друзья считали, что он уже сошел с ума. Они говорили ему об этом, даже хотели упечь в психиатрическую больницу, но что ни говори Айеро не слушает. Ему было не до этого. Он хотел уйти, спрятаться ото всех. И тихо, но сильно и много поплакать. Ну, вообще ему только это и оставалось. Он был в отчаянии. То, что случилось было для него сильным потрясением. Ведь это его друг, пусть не лучший, но все же. Столько лет вместе, и… все, конец. Больше он никогда не сможет поговорить с ним. Или сможет?.. Это навсегда остается загадкой, не только для него самого, но и для всей медицины. Все ученые так тщательно пытаются изучить человеческий мозг, но тщетно. Это явление до сих пор не известно для всех. Кома, — что это? С греческого это означает «глубокий сон», с других мертвый… Ч т о э т о? — просто сон или же ты можешь лежать, словно живой труп, дышащий, но не показывающий никаких признаков жизни. Странная это штука и… опасная. Ведь лежа в коме можно запросто умереть, так, спя. Тихо и безо всякой церемонии. И Айеро все это понимал. Знал, что это не мертвец, но и живым его тоже не назовешь. И знал, что в любой момент он может — одно из двух, — либо умереть в безмолвной палате или на обследовании, либо очнуться каким-нибудь овощем, не помнившем ничего о своей родне и друзьях. И Фрэнк боялся. Боялся потерять грезящего спящего ангела Уэя. Он так быстро топал к палате номер пятьдесят три, как только можно было идти в огромной толпе копошившихся людей. Тридцать шесть… тридцать семь… восемь… девять… сорок… девять… пятьдесят один… пятьдесят два… — мелькало перед Айеро. И — наконец-то! — Он дошел до этой злополучной палаты под номером пятьдесят три. Он тяжело вздохнул. И, немного помявшись, дотронулся-таки до ручки, но не открыл: что-то мешало нажать на нее. Может быть просто нервы или волнение. Все-таки не каждый день т а к о е случается. Нет, это точно никакое не волнение. Просто страх, что он сейчас войдет, а его любимый (да, да, он был не просто другом для Фрэнка; Айеро его любил) …мертв. Он боялся этого больше всего на свете, больше своей собственной смерти его волновало все, хоть как-то связанное с Уэем младшим. Майки чертовски нравился ему. Нравился всем. Он выглядел таким беззащитным, словно ребенок, потерявшийся в лесу. Большому Фрэнки хотелось вытащить из лесу Уэя и спасти его. Укрыть от опасности и пригреть на груди. Еще он был вполне симпатичным, и, по мнению самого Айеро очень даже привлекательным. И, конечно же, умным. Ну а куда без мозгов? Смышленые парнишки всегда нравились Фрэнки, еще со школы. Майки был для Фрэнка вроде, как младший братишка, которого он, Айеро обязан защищать. Поэтому сейчас он уже добрался до своего друга, но пока не вошел в палату — просто боялся. Тут, совсем неожиданно к двери подошла медсестра и столкнулась взглядом с Фрэнком. — Простите, пожалуйста, —обратилась она к нему тоненьким голоском и с ужасающим видом удивления: глаза почти вылезли из орбит, а лоб весь сжался в морщинах. — Но мне надо пройти в палату. А вы… — Что? — растерявшись произнес Фрэнк, будто очнувшись ото сна, до сих пор держа дверь за ручку, но не открывая ее. — Я говорю, не могли бы вы мне открыть дверь, просто руки заняты? — А, да… конечно, вот. Проходите. Со скрипом дверь отворилась и она вошла, и следом за ней вошел Фрэнк. Яркий свет пробился сквозь шторы, что открывала сестра. На столике возле койки размещалась ваза с розами. Любимые цветы Уэя младшего. Ну а на самой койке лежал о н. Майки лежал, словно его выровняли по команде «смирно». Он был прямой, как туловище змеи. А его лицо было мертвенно-бледным. Глаза плотно закрыты, будто он правда видит долгий сон. А как он исхудал! Хотя и был очень худым раньше. Сколько он так лежит, два дня? «А что с ним будет, когда он пролежит год? Два? Пять? — Он скрючится и обретет позу эмбриона. И его мышцы сильно ослабеют. Атрофируются. А суставы сгниют. А если он проснется, то каким? — Овощем. Естественно. О, боже. Это страшнее всего. Лучше тогда уж смерть, чем инвалидная коляска на всю жизнь!» — думал Фрэнк и из его зеленовато-карих глаз потекли теплые струйки слез — Сестра, оставьте нас. — Но я не могу… я… — О с т а в ь т е н а с. — Еще раз уверено и четко отрезал Фрэнк. — Хорошо… ладно. — Франклин ухмыльнулся. Ему показалось медсестра испугалась его. Но тут он бросил взгляд на Майки и улыбка сползла с его лица. Слезы еще больше хлынули из измученных глаз Айеро. Он вытащил платок из кармана на куртке и вытер застывшие струйки. — Привет, Майки. Как ты? Не намерен уже проснуться, а? — заговорил Фрэнк с живым трупом, но ответа не последовало. Фрэнк подошел поближе к койке и взял высохшую руку друга. Он легонько потряс ее. Ничего не изменилось. — Знаешь, я давно хотел тебе сказать, но никак не удавалось встретить тебя. Я хотел… сказать, что люблю тебя. Да… и мне показалось, что очень давно ты мне нравишься. Как жаль, что ты меня не слышишь. Фрэнк говорил дрожащим голосом, ну, и сам он тоже весь дрожал. Он почувствовал пустоту внутри, будто самое главное ушло из его жизни. Будто этот мир уже не нужен ему без Уэя младшего. Айеро погладил всеми пальцами руку друга. Потом чуть приподнялся над телом и поцеловал холодный, но мокрый лоб, над бровью как он любил это делать. Несколько недель спустя Фрэнк был у Уэя старшего дома. Айеро решил навестить брата Майки, проверить все ли с ним хорошо, ведь это его родной брат лежит сейчас в коме. Да, Фрэнк решил поддержать Джерарда, который уже достаточно наплакался, достаточно винил во всем себя, достаточно убивал себя этим. Айеро всегда любил этих очень странных Уэев. За их «природу», за их смышленость, за талантливость и трудолюбие. Поэтому он пришел успокоить Джи. И, сейчас, они сидели за чашечкой кофе в темной кухне (окна были напрочь зашторены) и мило болтали — просто-напросто Фрэнк хотел отвести Уэя старшего от плохих мыслей, от страданий, от переживаний за свою кровинку. Он очень хотел, чтобы Джерард наконец-таки смирился с тем, что неизбежно может случится. Хотел, чтобы тот понял, что это трудности жизни, без них никак. Фрэнк тоже переживал, но он давно уразумел один важнейший факт — так устроена жизнь, так пожелал Господь. И Айеро всегда так думал, хотя никогда и не был верующим. Но тут-то были причины принять веру; Фрэнк каждую ночь перед сном и каждый раз, как садился за обеденный стол молился. Он просто не мог выйти из дома не помолившись. Это даже как-то вошло в привычку. Для него самого молитва стала верным другом, который всегда рядом, с собой, в кармане. Да, Фрэнк носил молитвенник у себя в куртке в очень большом кармане. И везде ходил с ним всегда. Однако его жена стала замечать эти странности мужа, ведь он реально никогда не был верующим, даже его семья была не религиозна. Как же он начал поклоняться Богу всемогущему, задавалась этим вопросом Джамия. Но, вскоре ей все забылось, ведь ей некогда вообще задумываться о чем-то. Или она смирилась с верой мужа или ей было действительно все равно. Ну, в общем, ей осточертело следить за каждым движением Фрэнка. Но однажды, на четвертой неделе после того, как Майкл Уэй впал в кому, Джамия заметила Айеро пишущем длинное-длинное письмище. Конечно, она не поняла кому и о чем, вернее, она не поняла ни черта, так как стояла за приоткрытой дверью, стараясь сделать так, чтобы Фрэнк ее не заметил; потом она смотрела вслед уходящему Айеро. Жаль, она все-таки не узнала, куда ее муж держит путь, но вот что она заметила: улыбка сияла на его лице, настоящая радостная улыбка, которой не было видать целый месяц! Он не сказал ни слова и ушел, улыбаясь. А путь Фрэнк держал именно в ту больницу, где лежал его друг Майки. Там, он, так спеша, как только можно, спросил, где лежит Майкл Джеймс Уэй, и, убедившись, что он там же где и был, направился в эту палату под номером пятьдесят три. И, стоя у двери он все еще почему-то побаивался ее открыть, но, решив, что ему лучше не следует уже ничего бояться, отворил ее один легким касанием руки. И замер. — Привет, — раздалось в комнате до чертиков знакомым Фрэнку голосом. Голосом Майки. После этого одного маленького слова всего из пяти букв, Айеро бросился к койке и сел на колени возле нее, когда Майки сидел на ней, живой и невредимый. Фрэнк взглянул в глаза Уэя, и, позабыв от том, что в помещении был еще и Джерард со своей женой — он просто их не заметил — резко прильнул к губам Майки. Тот же не стал сопротивляться, наоборот, поддался, но в его глазах читалось непонимание и некое удивление. Потом, когда Фрэнк отцепился от Уэя младшего, другой Уэй, словно не заметив поцелуй, произнес: — Это чудо, чудо! — и расплакался, он очень любил брата, очень переживал из-за него. — Господь услышал нас! — Верно, — сказала Линз и вышла из палаты. Джерард не стал идти за ней, все-таки брат был сейчас важнее, не просто брат, а брат, который ОЧНУЛСЯ от «мертвого сна». — Это было странно, — вдруг нарушил тишину Майки, наклонив голову, и смотря на свои пальцы, теребившие пациентскую рубашку, — будто я находился где-то, в другом мире, словно между смертью и жизнью. Будто в какой-то темной комнате, не здесь, но я слышал все звуки, я слышал все, что происходило здесь, пока я спал. Мне было страшно. — Слезы прыснули из глаз Майки. А глаза Фрэнка округлились, он никогда не видел Майки плачущим. — Ну-ну, не плач, дорогой, не надо. Ты здесь, ты никуда не денешься, теперь мы будем защищать тебя, мы тебя не бросим, не плач… — Недоговорив последних слов, Айеро обернулся и посмотрел на Джерарда, тот кивнул и тоже подошел к койке. Он тронул брата за плечо, и Майки взглянул на него заплаканными глазами. — Все будет хорошо, братишка, — ласковым голосом произнес Джи. — мы тебя любим, и Фрэнк тоже, посмотри на него, он тебя не бросит, он будет с тобой, если что-нибудь случиться, он любит тебя, Майки!