Как Бонни и Клайд

— Беги так, будто на финише тебя ждёт обнажённый я, — смотивировал грёбанный Чонин, хлопнув по плечу, и первым выбежал из грёбанного магазина. Они убегали от полицейской машины. Сирена гудела на всю улицу, несмотря на поздний час, эхом неприятно отдаваясь в черепной коробке. Совсем не спортивный Кёнсу никогда не думал, что умеет вот так быстро, квартал за кварталом, бежать без перерыва. Адреналин — а именно его нужно поблагодарить за такую нехуёвую пробежку от закона — нещадно тёк по венам, расплёскивая направо и налево силы на великий побег с места происшествия. Кёнсу был рад, что из всех возможных вариантов обуви он выбрал именно старые, но всегда надёжные, кроссовки, иначе давно бы стёр пятки в кровь. Рядом бежал Чонин. За все те короткие мгновения, которые Кёнсу смог урвать, чтобы взглянуть на него, у Кима губы были растянуты в широкой улыбке. Шестое чувство назойливо подсказывало, что не важно, какой исход будет — упрячут их за решётку, или им всё же удастся оторваться, Чонин будет ржать, как конь. Голосисто так, вереща, что ему за это наверняка сверху накинут ещё пару месяцев мотания срока в камере. Это было в его стиле, личное высококлассное лекарство от рандомной проблемы любого вида: истерически смеяться, а потом облизать средний палец и убежать. У безумного, не умевшего усидеть на одном месте хотя бы минут пять Чонина было три уровня смеха. Это было сверхкрутым, персональным знанием для До, и Ким был первым человеком, в котором парень заметил такую интересную, мозговыносящую особенность. То, что отличает от других и, несомненно, привлекает. Кёнсу приятно открывал для себя каждый уровень, проходя для этого своеобразные квесты. Первый уровень — тихий хриплый смешок, что-то вроде окей, Кёнсу, попробуй ещё раз, усерднее. Второй уровень — более громкий, с откидыванием назад головы и обязательно с хлопком ладони по всему, что рядом — заебато шутишь, Кёнсу, красиво, продолжай. Третий уровень — чистейшая, кристально-искрящаяся истерика; припадок со слезами и срыванием голоса от верещания о, Кёнсу, о, мой бог, ты мой личный высший сорт юмора! А потом они брали по ещё одному напасу, и третий уровень продолжался бесконечно — бесконечно, пока не отпустит. Они бежали, как пиздец. Колющую боль в боку Кёнсу перестал чувствовать ещё после третьего квартала, а сердце, явно старательно пытающееся проломить грудную клетку, — после шестого. Иногда До казалось, что представители закона просто издеваются над ними, повсюду расставлены скрытые камеры, а утром он проснётся (если проснется вообще) звездой Youtube'а. А потом его неожиданно дёрнул за шкирку Чонин, буквально швыряя в какой-то узкий тёмный переулок. Кёнсу шумно упал на какие-то коробки, осколки и — оу, чёрт — на чью-то блевотину. Воняло потом и псиной. Он почувствовал острую боль в локтях и коленях, на которые приземлился, вангуя фиолетово-алые пятна и тонкие царапины по коже. Сверху на него налетел Чонин, прямо на ухо шипя и задыхаясь от распираемого, всё еще сдерживаемого смеха. До услышал, как полицейская тачка проехала мимо, ебучая сирена звучала всё дальше и дальше. Когда она абсолютно перестала быть слышной, Чонин громко расхохотался, катаясь по грязному, усеянному мусором, асфальту. Адреналин, казалось, только исчезнувший, вернулся с новой силой. Они улизнули от, мать их, копов! Кёнсу хотелось горделиво кричать об этом и сразу захотелось твитнуть: Копы соснули у нас, а как прошла ваша пятничная ночь, фолловеры? — Ты же, блять, сказал, что мы только за жвачкой! — произнёс Кёнсу, прислоняясь спиной к кирпичной стене старого дома и вытирая ладони в чужой радуге о дырявые джинсы. До полностью и бесповоротно понял, что их надо будет выбросить, а лучше сразу сжечь, для профилактики. — А я немного не рассчитал, — ответил покрывшийся красными пятнами, развеселившийся Чонин, выворачивая карманы кожаной куртки с шоколадными батончиками, сухариками и прочей вредной дребеденью. — Вот же жирная стерва. Я думал, она шутит, когда сказала, что вызовет этих обоссаных пидаров... Криминальность зашкаливала. Кёнсу и Чонин вне закона. Дамы, уберите детей от экрана. Господа, прикурите. Конечности сводило неприятной тупой болью, давая знать о неудачном приземлении на твёрдый асфальт и остальную острую и противную херню. Кёнсу был уверен, что набегался на месяц вперед и на беговую дорожку ещё долго будет смотреть с нескрываемым ужасом и чувством, будто его сейчас вывернет наизнанку. Но губы До расплылись в глупой улыбке, и он моментом достиг третьего чониновского уровня — со слезами и невозможностью нормально дышать. — Мы теперь как ёбанные Бонни и Клайд, — еле слышно выдохнул Кёнсу, сгибаясь в три погибели от пробирающей до костей истерики. Ладонь снова случайно опустилась в лужу блевотины и — оу, чёрт — чью-то мочу. — Только те пафосно грабили банки и колесили по миру на крутой тачке, а мы с трудом своровали еду и убежали от шлюх закона, — усмехнулся Чонин, еле поднимаясь на ноги. — И отсиживаем время на жопе в чьём-то дерьме. Без сигарет, кстати, что не может не расстраивать. — Разве не круто? — спросил Кёнсу, хватаясь за протянутую широкую ладонь с длинными, узкими пальцами — такими красивыми, что аж дыханье слишком романтично для таких как они перехватывало. Тело ломило так, что можно прямо сейчас идти вешаться, или сразу резать вены — чтобы не совершать лишние движения онемевшими ногами. Единственным желанием было — улечься на мягкую, всегда верно ожидающую кровать и спать, спать, спать. И зная Чонина, надо уже сейчас начинать придумывать отмазку на его почему мы не можем потрахаться прямо сейчас? И Кёнсу бы ответил, например, ну, даже не знаю, хм, может, хотя бы потому, что мы пробежали четверть Сеула и у меня нет сил даже на дышать, ты, гиперактивный мудак? — Конечно, круто. Потом повторим. А теперь поднимай свою аппетитную задницу и поебали кушать награбленное, Бонни. Чонин шлёпнул Кёнсу по ягодицам, за что тот дал ему подзатыльник. Светало, они шагали рядом, и единственное, чего не хватало — взрыва на заднем фоне и их лица, а-ля крутые парни никогда не оборачиваются на взрывы. — Ходишь, будто тебя долбили непрерывно несколько дней. — Заткнись, уёбок. А лучше понеси меня, милый, - прошипел Кёнсу, обхватывая Чонина за плечи и запрыгивая на его спину. Тот подхватил его под коленки, и они вместе пошли домой. Чонин ускорил шаг, когда по до сих пор не ожившей улице пронеслась полицейская тачка.