Тёмный Лорд

— … и, наступая, Советы глубоко врезались в нашу оборону. Новый, сорок четвертый, год будет для нас несомненно удачным. Скоро у нас будет чудо-оружие, с помощью которого переломим ход войны! * Тому показалось, что Геббельс сейчас захлебнется от ярости. Зал послушно встал и вскинул правые руки. — Том! В гостиную вбежал запыхавшийся Рэндальф Лестрейндж. Он бежал со всех ног — настолько, что черные кудряшки покрылись липким потом, и это заставило Тома поморщиться от омерзения. Следом спешили запыхавшиеся Эйвери и, как ни странно, Мари Аркон. От волнения девушка поправила на ходу длинные русые локоны. — Том… Блэк попал, — выпалил Лестрейндж. — Куда попал? В квоффл? — сморщил лоб Риддл. — В квоффл нельзя попасть, — замахал руками Рэндальф. — Ты бы не совался в квиддич! — Придурок Блэк саданул Пруэтта с Вэйном в туалете, — пояснил Эйвери, часто моргая. — Чем саданул? Seco? — напрягся Том. Голос в голове отчаянно кричал, что из-за этой проклятой случайности может раскрыться его клуб. От волнения парень отшвырнул газету на шахматный столик. — Да нет, слава богу, — залепетала Мари. — Он поджег их Inscendio… — Орион в больничном крыле. Перетрусил, придурок, — покачал головой Лестрейндж. — Вэйн дешево отделался, а вот рыжему повезло меньше. — Вперед, — вскочил Том. — Мари, — указал он на дверь, — бегом к Ориону. Пусть отрицает все. И потихоньку подмени его палочку! Француженка побежала, стуча каблучками. Лестрейндж бросил ей вслед вожделенный взгляд. В былые времена Том непременно бы рассмеялся, но сейчас ему было не до этого. Поправив складки мантии, он вышел в коридор. Через пятнадцать минут Том постучал в знакомую дверь директора. — Ах, Том, заходите… — Диппет выглядел совершенно разбитым, но приветливо кивнул ученику. — Добрый вечер, сэр, — мягко улыбнулся Риддл. — Ко мне прибежали Лестрейндж с Аркон и сказали, будто произошло невероятное… В глубоком кресле у входа сидел, вздрагивая, профессор Слагхорн. Напротив директора, покусывая губы, расположился профессор Дамблдор. Третьего человека с рыжими усами Том видел пару раз на платформе 9 ¾, но безошибочно узнал в нем отца Игнотуса Пруэтта. Сотрудник министерства был в темно-сером плаще и нетерпеливо теребил манжету. Четвертой оказалась хрупкая белокурая женщина в дорогой серебристой горжетке. Судя по сверкающему бриллианту и пронзительно-голубым глазам, это без сомнения была миссис Блэк. — Однако же префект Слизерина неудовлетворительно следит за дисциплиной в своем Доме! — воскликнул мистер Пруэтт, сжав ручку кресла. Профессор Дамблдлор посмотрел на него с легкой укоризной. — Простите, сэр? — Риддл наклонил голову набок и посмотрел в сторону Диппета. — Ученика нашего колледжа в чем-то обвиняют, и я, как префект, хотел бы узнать, в чем. — Неслыханная наглость! — воскликнул Пруэтт с холодной яростью. Тому показалось, что даже его стоящие усы пропитаны табаком. — Впрочем, ничего подобного от студента змеиного… — Остин, — легким движением руки успокоил его Дамблдор. — Том, — холодно продолжил он, — я уважаю вашу преданность Слизерину, но в данном случае она неуместна. Миссис Блэк грустно посмотрела на Риддла, словно он был наивным ребенком. Том постарался бросить на Дамблдора открытый взгляд, вспоминая тот миг, когда к нему подбегали Лестрейндж, Эйвери и Аркон. — Тем не менее, сэр… В туалете произошел пожар, — учтиво кивнул Том в сторону рыжеусого. — На каком основании обвиняют мистера Блэка, который не признает своей вины? — Ой, да что вы? — усмехнулся Пруэтт. — Как удивительно! Тем не менее, — добавил он с ядом, — потрачу время и просвещу этого змееныша. Когда мистер Пруэтт и мистер Вуд находились в туалете на четвертом этаже, из-за двери раздался голос вашего мерзавца, произнесшего заклинание зажжения. Туалет заволокло дымом, Блэк вошел в туалет и начал глумиться… — Это может кто-то подтвердить, сэр? — спросил Риддл. — Подтвердить? — сотрудник министерства был, казалось, потрясен. — Неужели того, что мой сын лежит в больнице с обожженными ногами, недостаточно для наказания обнаглевшего змееныша? — Довольно! — хлопнула леди Блэк по подлокотнику. — Кто вы такой, чтобы сметь, — Тому показалось, что в ее глазах мелькнула искра ярости, — осуждать моего сына? — Полагаете, я унижусь до общения с Вашей безумной семейкой? — прорычал Пруэтт. — Не ссорьтесь, — прохрипел Диппет. — Однако, Том, при разбирательстве мистер Блэк говорил иное. — Сэр, Орион в шоке, — Том заговорил как можно более учтиво. — Он попал в пожар, и его обвинили в поджоге. — Как лихо змееныши умеют разглагольствовать, а? — переспросил самого себя Пруэтт. — Хорошо, — с усмешкой посмотрел он на Риддла, — давайте пригласим Вашего ненаглядного Блэка. — Что же, это легко устроить, — сухо кашлянул Диппет. — Гораций? Зельевар, испуганно кивнув, отправился к выходу. Том мысленно поблагодарил Диппета за это решение: теперь префекта никто не заподозрит в сговоре с Блэком. Если Мари успела, все будет замечательно. Если нет — он все равно показал себя префектом, сражающимся за интересы своего колледжа. — Входите, мистер Блэк, — вернувшийся через несколько минут профессор Слагхорн подбадривал своего ученика. На Орионе Блэке не было лица. Кожа казалась неестественно бледной; скулы заострились. Больше всего Тома поразили его пустые глаза с громадными зрачками. Парень поежился: они чем-то напомнили ему глаза Патрика в момент, когда того озарила зеленая вспышка. — Добрый вечер, мистер Блэк, — Директор поднялся из-за стола. — Мы ждем от вас подробного рассказа. — Я… — Орион хотел что-то сказать, но властный взгляд Тома заставил его проглотить фразу. — Я вбежал на крик в туалет… — Ах ты гаденыш! — воскликнул в сердцах Пруэтт. — Тише, пожалуйста, — сказал Дамблдор. — Это легко проверить с помощью Priori Incantatem. Орион отчаянно заморгал и, вздохнув, выложил палочку, словно преступник, ожидающий вынесения приговора. Том чуть не вскрикнул от радости, увидев тонкую белую палочку Мари, и прикусил губу. — Repero… Accio… Glassio… — бормотал удивленный Дамблдор. — Вы наводили глянец на ботинки, мистер Блэк? — Мой сын всегда следит за собой, — холодно сказала леди Блэк. Том перевел на нее взгляд, однако глаза матери Ориона не выражали ничего. — Невероятно… Никакого Insendio Maxima… — от удивления очки профессора трансфигурации съехали на кончик носа. — Отчего же невероятно? — спокойно ответила миссис Блэк. — Очень даже понятно, что обвинять невиновного у нас в порядке вещей. Если бы у нашего колледжа не был такой достойный префект, — Тому показалось, что в голубых глазах женщины зажглась искра благодарности, — моего сына осудили бы за преступление, которого он не совершал. — Приношу извинения, миссис Блэк, — сказал Диппет, поправив от волнения старомодное пенсне в позолоченной оправе. — Но кто же в таком случае поджег туалет? — Простите, сэр, один вопрос: что делали Пруэтт и Вэйн в туалете? — обернулся Том к профессору Дамблдору. — Мальком и Игнотус, по их словам, жгли бенгальские… — ответил вместо декана Гриффидора Слагхорн и тотчас кашлянул. Диппет ошарашенно посмотрел на Дамблдора. Леди Блэк грустно улыбнулась. — Что вы сказали? — массивное тело чиновника заерзало на стуле. Том заметил, что рукава его дымчатого плаща смяты в мелкую складку. — Мой сын обгорел и лежит в больнице, в то время эта мразь… — Как видите, вины мистера Блэка нет, — сказал Диппет. — Если вы, мистер Пруэтт, считаете, что для покрытия проделок вашего сына я накажу невиновных, то вы ошибаетесь! Лицо директора побагровело. Он, похоже, пришел в ярость от мысли, что какой-то чиновник смеет диктовать правила игры в его школе. Слагхорн заозирался: вспышки гнева Диппета мало кому доставляли удовольствие. — Думаю, Альбус, мы должны наказать мистера Вэйна за поджог и клевету. Пять дней карцера ему обеспечены… Как думаете, Том? — неожиданно обратился директор, словно школьник, ожидавший поддержки. — Возможно, сэр, — почтительно склонил голову Риддл, — поджог был просто из-за вечных шуток Пруэтта с Вэйном. — Я им устрою шутки, — глаза Диппета налились кровью. — Впрочем, вы правы, Том. Если поджог был непредумышленным, можно сократить наказание до трех дней карцера и пятнадцати розг. С минуту в кабинете стояла тишина. Затем со стороны правого кресла раздался смешок. Риддл повернулся. Пруэтт разразился желчным хохотом и, встав с кресла, повернулся к Дамблдору. — Какие великолепные порядки в этой школе, Альбус! — заливался он. — Невинных наказывают розгами и кандалами. Зато виновников с нужной фамилией, — выделил он, — готовы носить на руках. Не думаете Вы, что я оставлю… — Да не оставляйте, эка напугали, — фыркнул Диппет. — Хогвартс не подчиняется вашему департаменту, а про то, как вы справляетесь с обеспечением правопорядка, мы видели на примере защиты Хогсмида! — Ненавижу слизеринцев! Черви, — с ненавистью сплюнул Пруэтт. — Далеко пойдете, молодой человек, только по паршивой дорожке, — ухмыльнулся он, поравнявшись с Томом. — Все свободны! — сухо сказал Диппет. — Да, поскольку мистер Блэк хотел потушить пожар, а мистер Риддл вывел историю на чистую воду… Да, сорок очков Слизерину. Поблагодарив Диппета, Том вышел в коридор. Винтовая лестница тонула в полумраке, и только на лестничных пролетах горели факелы. За стеной было слышно, как падают капли: школьные трубы безжалостно протекали. — Мистер Риддл? — услышал он сзади мягкий голос. — Орион и Вэл рассказывали о вас, как об исключительно талантливом молодом человеке. — Миссис Блэк? — поклонился Риддл. — Очень вам благодарен. — Мелания Блэк казалась хрупкой и, вместе с тем, от нее исходила необычная властность. — У меня к вам одна просьба, Том. — Парню показалось, что при этих словах женщину озарила вспышка света. — Она касается моей дочери Лукреции. — Не стану скрывать, миссис Блэк, что ей тяжело, — сказал Том, когда он вышли в тускло освещенный холл. Небольшие плюшевые диваны спали в полутьме под движущимися картинами в тяжелых резных рамках. Одну из таких картин озарял факел, и в полутьме был виден силуэт рыцаря, проезжавшего верхом на ослике. — Я боюсь, Том, что Вы и мисс Розье попытаетесь облегчить ее положение, — сказала Мелани Блэк. — А я, как мать, хочу, чтобы Лу было плохо. — Моя задача — сделать хорошо всем слизеринцам, — ответил Том. Присмотревшись к миссис Блэк, он понял, что она, как и Лукреция, двигалась настолько легко, словно родилась на каблуках. — Пусть она помучается, Том. Пусть ощутит сполна, каково это — общаться с отбросами из Гриффиндора. Ладно, мне пора, — улыбнулась Мелани, когда они вышли в холл. Пожелав миссис Блэк приятного вечера, Том пошел в подземелья. На нижней площадке гриффиндорец Деннис Притчард обнимал райвенкловку Эллис Смит. Глядя, как они касаются друг друга лбами, Риддл поморщился: он никогда не понимал, почему нельзя закрыться в помещении и миловаться до потери сознания. В центре гостиной полыхал камин. Рэндальф, Альберт и Мари сидели с каменными лицами. Рядом сидели Сайнус с Араминтой. Крэбб, как обычно, сопел и тоже чего-то ждал. Не хватало только Друэллы — она, похоже, повела Ориона назад в больничное крыло. — Свободен, — бросил Том приятелям. Араминта вскрикнула от изумления. Сайнус подскочил и стал жать руку Тому. Рэндальф и Мари вздохнули с облегчением. Крэбб забавно закачал ногами, словно и впрямь произошло нечто выдающееся. — Спасибо, Том… — пролепетал трясущийся Сайнус. — Да не за что, — сказал Том, устроившись в кресле. — Спасибо надо сказать не только мне, но и Мари. Я представил дело так, что Пруэтт с Вэйном устроили пожар, а Орион прибежал на их крики. — Араминта, широко раскрыв глаза, с благоговением посмотрела на него. — Говорят, Пруэтт не сможет стать отцом, — фыркнул Сайнус. — От огня пострадали ноги… и кое-что повыше. — Помолчи, Сайнус! — раздраженно сказал Том. — Блэк поставил под угрозу наш клуб. Я помолчу о такой мелочи, как репутация нашего колледжа и здоровье твоей тети. Хотите — нападайте, но не оставляя следов. — Том, что же делать? — растеряно спросила Мари. — Что делать… — Том помассировал лоб. — Мы можем вместе выносить общие решения. Будем выносить врагам что-то вроде приговоров закрытым трибуналом. При этих словах Риддл поглядел на огненную дорожку, в яростном свете которой стрелки каминной решетки казались хрупкими. Разучивание заклинаний приятелям поднадоело. Зато если превратить клуб в Совет Слизерина… — А ведь это идея! — подпрыгнул Сайнус. — Главное, побольше об этом трепись, — усмехнулся Том. — Можно поорать на Главной лестнице и в Большом зале. — Том, я не собираюсь… — пролепетал раздавленный Сайнус. — Вот и славно. Ладно, давайте отдыхать, — взглянул Риддл на часы. — И так сегодня перенервничали. Слизеринцы стали расходиться. В вечерних огнях их фигуры напоминали призрачные тени. Голову охватила боль, но Том не обращал на нее внимания. «Тебя волнуют угрозы, — расхохотался надменный голос. — Тебя бесит, что какой-то Пруэтт смел повысить голос на Лорда Волдеморта». «Глупости, — ответил сам себе Том. — Он угрожал не мне, а Диппету». «Но предупредил и тебя, — продолжал голос. — Лорд Волдеморт должен обладать такой мощью, чтобы уничтожить шутя десяток — нет, лучше сотню сотрудников любого министерства». «Не надоело нести чушь?» — Том с отвращением посмотрел на часы в виде кобры и потер лоб. Светло-зеленый диван был окутан неясным светом. Перед глазами поплыло видение зеркала со змееподобным лицом. На мгновение Тому показалось, будто лицо издевательски смеется, но он прогнал видение прочь.

* * *

Зима сорок четвертого года запомнилась сильными поземками. Ветер поднимал с земли целые сугробы, и они, сливаясь с метелями, подолгу кружились отвесной снежной пеленой. Из-за снегопадов русские едва продвинулись на Украине, хотя не дали Вермахту отбить Киев. Игнотуса Пруэтта выписали из лазарета, хотя он больше не мог играть в квиддичной команде. Куда большим было изумление слизеринцев, что Лукреция Блэк провела почти все время у его постели. Как-то в конце февраля профессор Мэррифот попросила Тома задержаться после урока. — Я поговорила с директором, — сказала она, когда парень подошел к ее столу. — Он согласился, чтобы я взяла вас ассистентом. — Спасибо, мэм, — улыбнулся Том. — Не знаю, как вас отблагодарить. — Что вы, Том, — профессор взяла клетку с филином. — Благодарить вы должны свои талант и упорство. У вас, кстати, есть разрешение на работу в Запретной секции? — Да, мэм, — кивнул Риддл. — Профессор Слагхорн подписал мне его еще на четвертом курсе. — Замечательно, — ответила Галатея Мэррифот, когда они вышли в коридор. — Работа в Запретной секции понадобится вам для подготовки к занятиям. — Простите, мэм… А почему не существует каталога Запретной секции? — спросил Том. — Из-за отдела рукописей, — сказала профессор Мэррифот. — Если бы кто-то занялся работой по их систематизации, Хогвартс был бы перед таким учеником в неоплатном долгу. — Что же… Я, пожалуй, мог бы попробовать, — вздохнул Риддл — Спасибо, Том, — благодарно кивнула старуха. — Сегодня выпишу вам направление на работу с рукописями. После обеда Риддл, не теряя времени, показал бумагу мисс Лаймон. Темные рукописи хранились в нижних ящиках особого шкафа, и это был отличный шанс. Рукописи на языке майя и тольтеков, дощечки с клинописью можно было отбросить сразу. Не подходили ни кельтские руны, ни готическая или славянская вязь. Том предполагал, что Герпо написал папирус по-египетски, который был чем-то вроде эсперанто темных магов. Удача улыбнулась Тому через две недели. Просматривая папирус под номером «22», он обнаружил знакомые знаки. Они напоминали ему свою пропорцию, составленную во время Рождественского бала. Ниже был нацарапан текст:

Расщепление души предполагает совершение темного обряда. Четыре значения обозначают силу, обратную воле Аммона-Ра: значения Ба, Ка, отделяемой части Ба и уравнения души, обратной уравнению сансары. Для совершения обряда требуются кровь или предмет жертвы, кровь мучителя, первооснова и облик Ка.

Том почувствовал, как в висках застучала кровь. Кровь Плаксы он вряд ли сумеет достать, зато предмет… Очки Миртл, которые Оливия забрала в качестве трофея, висели у слизеринского камина! Том снова посмотрел в рукопись. Ниже был приведен рисунок Сета, который, кивая ослиной головой, разрубал лотос на куски.

«Усекновение души есть отделение части от целого, без которого целостная сансара невозможна».

Стоящая рядом с Сетом девушка в обтягивающей красной одежде похотливо улыбалась. Том понимал, что перед ним была жена Сета — Нефтида, повелевавшая темными желаниями. Нефтида отделяла похоть от души… — Боже, как просто, — просветлел Том. — Сецессия души… Secessio… — Сощурившись, он почувствовал, как тело снова охватывает ощущение эйфории. Свечи в Запретной секции гасли одна за другой, но уже было светло — в окно с решетчатым переплетом падали тусклые лучи утреннего мартовского солнца.

* * *

В Пасхальное утро Том проснулся от сильного холода. Ночью ему наконец-то удалось проинтегрировать все компоненты «уравнения сансары». Дрожа, парень откинул полог, и понял, что не хочет вставать. — На каникулах ты спишь, как сурок, Том, — засмеялся Лестрейндж, заметив осоловелый взгляд приятеля. — Подъем, девятый час! — Что, опять холодрыга? — поежился Риддл. — Или у эльфов забастовка? — С непривычки он укутал ноги одеялом, хотя от озноба хотелось подбежать к печке. — Уволить бы Прингла, правда? — спросил Лестрейндж, взлохмачивая шевелюру. — Если подсобишь, мы Тому Риддлу памятник поставим. На выбор: из мрамора, гранита или гипса! — При Муре было не лучше, — фыркнул Том, глядя на силуэт черной змеи. — Не лучше, — зевнул Лестрейндж. — Но, Прингл, согласись, редкая мразь. Печи ломаются все время, а он знай учеников дерет. Озноб усиливался. На каникулах в школе остались он, Рэндальф и Энтони. Глядя, как Крэбб скачет по комнате в поисках носка, Том вспомнил первое утро в Хогвартсе. Тогда за окном шел обложной ливень… Шесть лет показались ему одним днем, словно сегодня должен был наступить его конец. Застегивая на ходу мантию, Том спустился следом за Лестрейнджем и Крэббом. За завтраком все было как обычно. Директор Диппет, укутавшись в синюю мантию, доедал холодный завтрак. Профессора Раджан и Дамблдор давали наставления мрачному Принглу. Профессор Слагхорн устало беседовал с наряженной в яркую мантию в горошек Джокундой Сайкс. По соседству чавкал сосисками жизнерадостный Флитвик в синей мантии. «Приперся зачем-то», — усмехнулся про себя Том. Профессор Бэддок откровенно дрожала. Глядя на преподавателя древних рун, Том подумал, что так же, наверное, дрожала бы сейчас ее любимая племянница. Если бы, разумеется, осталась жива. Распахнулись окна, и в зал влетела стайка сов. Разумеется, почта, и, разумеется, ни одного письма для Тома… Может, ему все же сходить в больничное крыло? Покончив кое-как с завтраком, Риддл вышел во двор. Кое-где были видны остатки грязных ледышек, а прошлогодняя трава жалась к прелой земле. Вниз по косогору спускались, о чем-то болтая, Рэндальф и Мари: они, похоже, помирились за завтраком. Возле засохшей елки стояла Друэлла Розье, грустно смотря им вслед. На ее дорогих ботинках застыли сухие ломтики грязи. — Гуляешь? — мягко сказал Том, подойдя ней. — Ага… — Девушка замялась, поправила мантию. — Мечтаю найти цветущий вереск, а пока попадаются одни… подснежники… — Налетевший ветер заставил ее шмыгнуть носом, и в ярко-зеленых глазах блеснула слезинка. — Том… — задумчиво сказала Друэлла, глядя в сторону озерной синевы. — Что ты чувствуешь, — ее голос предательски дрогнул, — когда видишь Лив с Сайнусом? Тебе больно? — Она моя приятельница, — пожал плечами Том. — Но если бы и нравилась, для меня она перестала бы существовать с той минуты, как задумалась о ком-то другом. — Значит, ты не стал бы бороться за свое счастье? — мягко улыбнулась девушка. — Я не считаю счастьем прикасаться к девице после кого-то, — брезгливо поморщился Риддл. — Ты же не станешь заказывать в ресторане протухшее мясо, не так ли? — Никогда не думала об этом, — сказала Друэлла. — То, что ты говоришь, возможно правильно, но жестоко, — оторвала она маленькую почку и смяла между пальцами. — Жизнь вообще жестока, — пожал плечами слизеринец. — Так что, моя маленькая жестокость не изменит ничего. Друэлла молча пошла в сторону мутной глади воды. Том осмотрелся. Он стоял недалеко от входа — в том самом месте, где некогда читал газету, а Миранда куталась от весеннего ветра в цветной жакет. С тех пор она стала кучкой праха, которая никогда больше не увидит ни цветущей вербы, ни прелой листвы косогора. «Однако ты становишься похожим на Миртл», — расхохотался холодный голос. «Какие глупости, — проворчал Том. — Плаксы нет, а ее очки украшают гостиную, как трофей Хорнби». «Ничтожная Плакса поможет обрести бессмертие Лорду Волдеморту. Это лучшая судьба, чем увидеть свою кожу в виде туфелек Лив», — снова рассмеялся голос. Некоторое время Том смотрел на рваную пелену облаков, а затем пошел к замку. В слизеринской гостиной стоял привычный полусумрак. Отопление, похоже, немного починили, и стало теплее. Оливия Хорнби сидела на темно-зеленом диване и, кутаясь от сквозняка, трепалась с подругами. В честь Пасхи девушка надела короткую коричневую юбку со складками, тонкие белые чулки и черные туфли на каблуках. — У меня в детстве была кошечка Беттси, — взахлеб рассказывала Оливия. — Уже в три месяца она пыталась охотиться на птичек. Залезала на подоконник и била лапкой об стекло: так хотелось ей цапнуть пеночку! — Вот это охотница! — воскликнула Генриэтта Вейделл. — Кошки — они такие, — потупилась Оливия. — Прежде чем есть, любят поиграть с добычей. Том посмотрел на тонкие ножки Хорнби, которые, казалось, можно было обхватить колечком из пальцев. После Рождественского бала все вокруг шептались об их романе с Сайнусом Блэком. Том чуть шевельнул губами, глядя на ее маленькие острые коленки: Лив, похоже, видела себя в мечтах леди Блэк. — Лив… — осторожно он подошел к девочкам. — Можно тебя на минутку? Генриэтта Вейделл заговорщицки зашепталась с соседкой. Том брезгливо поморщился и перевел взгляд на растрепанную бахрому серебристо-зеленой подушки. — Том, конечно, — лукаво улыбнулась Оливия. — Я сейчас! — помахала она ручкой подругам. Легко спрыгнув с дивана, девочка помчалась за префектом к разбросанной группе кресел: туда, где сгущался салатовый сумрак. — Лив… — Том осмотрелся. — Ты не можешь нарисовать мне змееподобное лицо? Оливия посмотрела на него так, словно на лице Тома выступил непонятный узор. Улыбка пропала, и ее глубокие карие глаза показались ему стеклянными. — Я поясню, — по привычке Риддл стал расхаживать по комнате. Оливия, семеня маленькими легкими шажками, каким-то образом умудрялась попасть в такт его шагов. — Понимаешь, древние греки верили в существование людей-змей, а я… Я воссоздаю их. — Хорошо, Том, — кивнула Оливия. — Завтра к вечеру? — Нет, Лив, мне не нужен рисунок гуашью, — мягко сказал Том. — Хватит карандашного наброска. Что-то среднее между лицом и змеиной мордой, — протянул он девушке пергамент. Поняв, что сопротивление бессмысленно, Оливия пожала плечами и взяла карандаш. Ее движения напоминали Тому движения Миранды, только если райвенкловка касалась пергамента мягко, то Оливия — твердо и сухо. Через десять минут на него смотрел набросок лица, напоминающего превращенную змеиную морду — с узким плоским носом и змеиными глазами. Глядя на него, Том почувствовал ужас: лицо было невероятно похоже на его ночные кошмары. — Так пойдет? — Оливия бросила на него задорный взгляд карих глаз. — Да, огромное спасибо. — Девушка нетерпеливо смотрела, как он складывает рисунок в сумку. Том едва не усмехнулся: он не сомневался, что Оливии хочется поскорее оставить его. Как в сущности и всем на свете. — Хорошего вечера, Том! — Лив легко развернулась и, несмотря на высокие каблуки, побежала в сторону своего кружка. Глядя, как мелькают ножки Оливии, Том не выдержал и подарил ей улыбку. Свою последнюю искреннюю улыбку. Развернувшись, он пошел в гобеленовую комнату: ту самую, где когда-то с ужасом думал о наказании за гибель Миртл. Несколько мгновений в коленях стояла легкая дрожь. Затем, взглянув на покрытые темной водой окна, Том открыл портфель и, достав соль, рассыпал ее на полу в форме египетского креста. Вынув из коробочки кусок мела, начертил четыре цифры: объем своей магической массы, значения своей души, отделяемого Ка и компонента Ка, равного объему магической массы будущего двойника. По бокам креста Том установил четыре свечи. По правую руку он положил очки Миртл, а по левую — дневник с рисунком Оливии и цветок лотоса. Приготовленный крест напоминал египетские саркофаги, и Том, преодолевая ужас, лег на него и вытянул руки. Затем, зажмурившись, проколол иглой вену и приложил руку на дневник. Том, преодолевая охватывавший его страх, посмотрел на гобелен. Стих из «Книги Мертвых», посвященный обряду бальзамирования, гласил: «Он открывает восточный горизонт неба. Он светится на западном горизонте неба». Здесь все должно быть наоборот, коль скоро он отдавал часть жизни: — Он открывает западный горизонт неба. Он светится на восточном горизонте неба, — прошептал по-египетски испуганный Том. — Я закрываю Восток и открываю Запад… Свечи вспыхнули черным светом. Темная венозная кровь капала на глянцевые страницы. На миг Тому почудилось, что он видит, как чудовище с головой осла заключило в объятие тонкую босую девушку и указало на саркофаг**. — Он отдаляет меня, чтобы я смог стать слабым… Подгоняемый ужасом, Том продолжал читать заклинание, пока, наконец, очки Миртл не засветились зеленым светом. Тело пронзила боль, словно лучи, исходящие от очков, жгли его насквозь. — Secessio! — крикнул он, подбросив дневник и направив на него палочку. Свет погас, и Том провалился в темноту.

* * *

Уходящие вверх колонны были обвиты каменными змеями, которые отбрасывали длинные тени сквозь зеленоватый сумрак. Он, без сомнения, находился в Тайной комнате, только вместо статуи Слизерина стояло огромное зеркало. В зеркале тотчас появилось отражение уродливого младенца со змееподобным лицом. Некоторое время чудовище росло, пока, наконец, не превратилось в копию Тома. Контуры его фигуры были расплывчаты, словно Том видел его сквозь мутноватое стекло. — Позволь представиться, — холодно сказал двойник. — Лорд Волдеморт собственной персоной. — Я — Лорд Волдеморт, — устало ответил Том. Это, видимо, был очередной кошмар, но парень решил досмотреть его до конца. — Не совсем, — плотоядно улыбнулся двойник. — В тебе была частица Лорда Волдеморта — та, что хотела могущества, власти и славы. Ты дал ей жизнь, и теперь я сильнее тебя. Неужели ты еще не понял, — он сладко улыбнулся, — что я убивал всех, кто был тебе дорог? — Но… Зачем? — прошептал Том. — Затем, чтобы ты стал мной. Ничтожное животное… Сrucio! Том упал, разрываемый болью. Все его тело словно жгли паяльные лампы. Каждая частица его тела взрывалась болью, каждая клеточка горела огнём, а агония эхом боли отдавала по всему телу с удвоенной силой. — Том! ТОМ! Веки открылись, и он увидел перед собой лицо мадам Эльвиры. Испуганная медсестра трясла его за плечи. Позади нее стоял профессор Слагхорн, который был пугающе бледен. Том посмотрел на левую руку и заметил, что она покрыта мелкими, как сетка, ранами. — Я… Умер? — прошептал Риддл. — О, нет, все в порядке, — успокоила его медсестра. Она отвинтила крышку от баночки с бальзамом и принялась осторожно наносить его на руку Тома. Парень старался держать себя в руках, хотя при каждом прикосновении его тело отзывалось болью, простреливающей его насквозь, притом, что и сам бальзам нестерпимо горел на коже. — Я хотел провести эксперимент, — осторожно сказал слизеринец. — Да, такое бывает, — подтвердил декан Слизерина. — Том, вы слишком одержимы наукой. По счастью, на ваши крики прибежала мисс Вэйделл. Они с подругами показали нам Вас, лежащего без сознания в крови и дыму. — Мистер Риддл слишком слаб, — сказала мадам Эльвира. — Все объяснения он даст позже. Медсестра и мастер зелий вышли из комнаты. Парень пощупал карман и достал дневник. Кремовые страницы были пусты. Преодолевая боль, он взял правой рукой перо и написал корявым почерком:

Меня зовут Том Риддл.

Чернила пропали, и через минуту из страницы сама собой вытекла надпись:

Привет, Том Риддл. Меня зовут Лорд Волдеморт. Как к тебе попал мой дневник?

С минуту парень с восторгом смотрел на такое чудо, а затем улыбнулся: Лорд Волдеморт в самом деле существовал. Примечания: * В главе использован фрагмент выступления Й. Геббельса 9 января 1944 года. ** В светлых египетских мистериях Исида воскрешала своего мужа Осириса, убитого его братом — Сетом. В темных мистериях Исида отдавалась Сету возле саркофага Осириса.