* * *
В середине октября пошли слухи, что Минерва МакГонагалл, выпускница Гриффиндора, получила премию министерства, как самый талантливый молодой специалист в области трансфигурации. Девушка до конца не оправилась от весенней травмы и до сих пор передвигалась на костылях. Том, однако, ничуть не удивлялся успеху Минервы. В его голове вертелась циничная мысль, что если бы на конкурс подала Друэлла или кто-то, к кому Дамблдор не благоволил, министерство едва ли удостоило ее вниманием. Однажды в воскресенье, гуляя по восьмому этажу, Том изучал гобелен с изображением Варнавы Избитого. Парень подумал, что здесь должен находиться какой-то вход. Тотчас в стене появилась полированная дверь. Риддл схватился за медную ручку, и вошел в просторную комнату, освещенную факелами. Вдоль стен тянулись книжные полки, на полу лежали шелковые подушки. С того времени занятия «Вальпургиевых рыцарей» проходили по выходным в Выручай-Комнате. — Сосредоточься, — Том поправил рукав Эйвери, когда они в последнее воскресенье ноября отрабатывали темные проклятия. — Conunctivus! Из палочки вылетел белый сгусток пены. Плюхнувшись на подушку, он зашипел, проделав в ней дырку. Лестрейндж вскрикнул от удивления. — Рэй, перестань. У вас ничего не получится, пока не пожелаете, — поднял Том голос на легкий фальцет, — выжечь глаза противнику. Сидящий возле тусклой синей лампы Крэбб засопел. Риддл пристально посмотрел на него. Энтони, видимо, трусил представить себе такую картину. — Да ладно! — воскликнул сидящий напротив Аластор Нотт. — А ты сам можешь так равнодушно желать причинить боль? Том развернулся и осмотрел его щуплую фигуру. Аластор Нотт, чуть слащавый блондин-шестикурсник, недавно был посвящен в «Вальпургиевы рыцари». — Что же, — усмехнулся Том, — готов продемонстрировать. Нотт, однако, не думал возражать. Откинувшись на подушке, он равнодушно смотрел, как префект достал палочку. Некоторое время Том разглядывал Аластора, хотя в душе поднималась ярость. — Друзья, не ссоримся, — сказал Лестрейндж. — Сто лет знаем друг друга. — И то правда, — подтвердил Блэк, хотя голос его дрогнул. — Может, прогуляемся? — Вот и прекрасно, — выдавил из себя Том. — Тогда вперед. — Он с ненавистью уставился на слащавую фигурку Нотта. Поход до Хогсмида оказался не самым приятным. Та часть лица, которая осталась не прикрыта шарфом, быстро намокла от снега. По дороге попадались школьники, сгибавшиеся под напором ветра со снежной крупой. Позади, шлепая по чуть замерзшим лужам, переговаривались Крэбб и Блэк. — Давайте сюда! — черная перчатка Лестрейнджа указала в сторону «Сладкого королевства». Следом за Рэндальфом вся компания завалилась в кондитерскую. — Присядем, — Том указал на небольшой столик. Душистый теплый воздух был словно пропитан ароматом карамели. — Привет, Том! — Мона МакКейб, поправив белокурые волосы, послала своему спасителю кокетливый взгляд. Парень кивнул ей: после Вальпургиевой ночи Мона, хотя и была гриффиндоркой, всегда приветствовала Риддла. — Я бы на твоем месте с ней развлекся, — усмехнулся Лестрейндж, плотоядно глядя на стройное тело гриффиндорки. — Спортсменки, говорят, ночью такое вытворяют… В тот же миг на столе появился карамельный торт с сахарной глазурью. Затем возникли чашечки теплого чая из чабреца и мягкие ириски — роскошь по нынешним временам. Сова бросила номер «Пророка». Лестрейндж открыл передовицу. Том посмотрел через плечо Рэндальфа и стал читать:Рейх создает русскую армию Четырнадцатого ноября в Праге произошло заседание Комитета освобождения народов России. Этот комитет, созданный под руководством Ордена СС, постановил создать «Русскую освободительную армию» из советских военнопленных. Рейхсфюрер СС Генрих Гиммлер заявил, что Рейх воюет только с большевизмом и стремится к дружбе с Россией. «Да здравствуют Германская империя и Русский народ!» — предложил он лозунг движения.
— Вот отбросы, — сказал с негодованием Том, глядя на людей в пепельно-серой форме. — До чего надо дойти, чтобы надеть форму врага! — Несколько сотен человек в форме Вермахта аплодировали на колдографии выступавшему человеку в очках. — Неужели Гриндевальд верит, что эти подонки изменят ход войны? — спросил Лестрейндж. — Все серьезнее, — нервно заговорил Орион. — Гриндевальд не случайно велел полоумному фюреру собрать русских. Отец говорил, — понизил он голос, — что Гриндевальд подумывает о том, где строить новую базу, если Рейх падет. — Что, если Гриндевальд выберет новой империей… — начал с опаской Эйвери. Том посмотрел на едва отпитую чашку чая и понял, что им пришла в голову одна и та же мысль. — … Советский Союз? — вздохнул он. Все переглянулись. Не говоря ни слова, приятели, как по команде, встали из-за стола и направились к выходу. Порхание снежинок становилось более густым, и вскоре низкая пелена закрыла улочки волшебной деревушки. Неожиданно Том заметил бредущую фигуру Нортона Мальсибера и почувствовал, как апатия слетела сама собой. — Ладно, мне надо по делам, — спокойно сказал Том. — Рэй и Ал, сходите со мной? — кивнул он Лестрейнджу и Нотту. Попрощавшись с остальными, Риддл, Нотт и Лестрейндж двинулись вслед за удалявшейся фигурой Мальсибера в щеголеватом светло-сером плаще. Глядя на редкие крыши домиков, Том с нетерпением думал о том, что Нотт получит отменный урок. Через некоторое время они приблизились к опушке Запретного леса, отделенной от Хогсмида обрывом и частоколом. Том не сомневался, что Нортон или заключил с кем-то пари или решил разведать, что находится за волшебными трактирами. — Здравствуй, Мальси, — ласково протянул Том, подойдя на поляну. Нортон вздрогнул обернулся. С минуту он с интересом осматривал Риддла, а затем усмехнулся. — Привет, грязнокровка, — усмехнулся он. — Гуляешь в недозволительных местах? — Не забывай, Мальси, я префект школы, — улыбнулся Том. — И за оскорбление префекта могу снять с тебя много баллов. — Подбежавшие Рэндальф и Аластор встали рядом с ними. Издалека доносился стук: дятел, похоже, начал долбить дерево. Том с ненавистью посмотрел на дорогие серые перчатки Нортона с рисунками серебристых змей. — Много берёшь на себя, Томми, — Мальсибер резко достал палочку и направил ее Тому в грудь. Их разделяло не более метра — промахнуться на подобном расстоянии нельзя было даже специально. — Дурак же ты, Мальси, — Риддл не делал попыток достать палочку. — Неужели ты правда думаешь, что в самом деле сможешь мне что-то сделать? Если бы смог, — усмехнулся он, — сделал бы на протяжении шести лет. — Sanguinis ejectio! — мысленно произнес он. Кровь выплеснулась изо рта Мальсибера вместе с надсадным кашлем; блондин согнулся пополам. При каждом приступе кашля новая порция алой жидкости выплескивалась на снежное покрывало. Некоторое время Том с наслаждением смотрел на мучения Нортона. Затем, когда снег вокруг Мальсибера окрасился алым, произнес: — Finite Incantatem, — Мальсибер, освобождённый от кровавого кашля, с отвращением сплюнул остатки крови. — Тебе достаточно, Мальси, или хочешь ещё? Нортон вскочил на ноги и, ткнув палочкой в Риддла, послал «Stupefy». — Protego! — щелкнул пальцами Том. — Значит, еще. Wingardium Leviosa! — Мальсибер с криком стал подниматься в воздух, однако из-за блокировки звука его стенания были не слышны. — Mobilicorpus, — поморщился Риддл, взяв валявшуюся на снегу палочку блондина. Нортон перевернулся на живот и стал нарезать круги в воздухе, его руки бессильно болтались. Лестрейндж смотрел на происходящее, как на чудо. Нотт хмурился, отряхивая ботинки от снежных наносов. «Давай, попробуй, потягайся силами с Лордом Волдемортом», — глумливо пробормотал Том, управляя полетом тела Нортона. Его противник хрипел, но продолжал парить. Риддл усмехнулся и, посмотрев на заметенную деревянную изгородь, повернулся к приятелям. — Заклинание Fodico — одно из самых отвратительных заклинаний, — сказал Том с видом профессора, читающего лекцию. — Это заклинание частичной пытки хуже «круциатуса». Fodico! — направил он палочку на летающего Мальсибера. Нортон начал отчаянно, словно крупная рыба, открывать и закрывать рот. Его крики не были слышны, но, судя по потному лицу, он испытывал сильные мучения. — Заклинание Fodico, — продолжал Том, — воздействует на болевые точки. Если у вас ничего не болит, — кивнул он Лестрейнджу и Нотту, — такое проклятие безвредно. В противном случае, вы ощущаете, как иглы вонзаются в раны. — Он пошевелил палочкой, и Нортон с беззвучными криками поплыл по кругу. — Давай, — кивнул Риддл. — Твоя очередь, Нотт. — Я… — Нотт смотрел на поземку с испугом. Затем, поймав ехидный взгляд Лестрейнджа, осторожно взял палочку. Некоторое время он постоял молча, потом выронил палочку и зарыдал. — Ладно, — похлопал его по плечу Том. — Не плачь, с кем не бывает. — Том, я… — Нотт рыдал, как ребенок, уткнувшись Риддлу в плечо. Плащ Тома становился влажным, но он не отрывал от себя Аластора. — Думаю, мы потренируем Fodico, — сказал Риддл. Нотт кивнул и снова разрыдался — едва ли он понимал смысл этих слов. — Нам пора… — А с этим что делать? — выдавил из себя Лестрейндж. — Придется подчистить память Мальси, — вздохнул Том, глядя на беспорядочное кружение снежинок.* * *
За обледеневшими окнами снова порхали снежные хлопья: приближалось Рождество. Лесничий Огг притащил, как всегда, двенадцать пихт для украшения Большого зала. Том смотрел на праздник с легкой ностальгией: последнее школьное Рождество он отмечал в гостях у Ориона Блэка. — Не знаю, как одеться на вечеринку, — сказал он Друэлле, когда они в последний день перед каникулами поднимались по увитому хвоей коридору. — Можно взять мантию напрокат, — кивнула другу Друэлла. — Прямо в школе и всего за несколько галлеонов. — А путешествие через камин? — Том еще не пользовался этим способом и волновался из-за предстоящего полета. — Ерунда, — Розье равнодушно посмотрела на портрет пожилого волшебника. Утром в Сочельник Риддл заглянул в хогвартсский гардероб. За четыре галлеона он выбрал себе черный фрак, кремовую венгерскую рубашку* и коричневую венскую бабочку. Накануне он впервые побрился, аккуратно смахнув с лица мягкий пух. Эльфы до блеска начистили ваксой его потертые черные туфли. Камин в «Сладком королевстве» должны были открыть в семь часов, и Том с грустной улыбкой повертел дневник. После того страшного сна в сентябре он старался не общаться со своим жутковатым альтер-эго. Полет в камине оказался не слишком приятным. Боясь проскочить нужную решетку, Том не решался зажмурить глаза. Зеленый вихрь продолжал вращать его, струи, овевавшие щеки, становились все холоднее. Наконец, раздался щелчок, и Том ничком вылетел из камина на холодный пол. — Том, наконец-то! — раздался голос Ориона Блэка. Парень стоял напротив резной каминной решетки в безупречном старомодным фраке с накрахмаленным воротником-жабо. — Ты в порядке? — Я да, — спокойно ответил Риддл. — А ты? Вместо ответа Орион похлопал приятеля по плечу. Том осмотрелся: он стоял в ярко освещенном холле. Напротив него поднималась мраморная лестница, застланная серебристо-зеленым ковром. На перилах, как и в Хогвартсе, горели газовые фонари, над которыми шел, не долетая до ступенек, мокрый снег. Сверху спускалась Мелания Блэк в серебристой мантии. Приветливо улыбнувшись, она кивнула гостю и протянула руку. Том, вспоминая рассказы Друэллы, коснулся губами ее кисти. — Спасибо за приглашение, миссис Блэк, — улыбнулся Том. — Добро пожаловать, Том. Рады вас видеть. Орион, покажите мистеру Гонту наш дом. — Мелания как всегда легко пошла вниз по лестнице. — Друэлла показала Вэл статью про Литтл-Хэнглтон, — усмехнулся Орион, глядя, как удивленный приятель подошел к тусклому фонарю. — Ну, а мама решила, что Мелтида… Или как ее… В общем, пропавшая Гонт — твоя мать. — Попрошу отзываться о моей матушке почтительно, мистер Блэк, — съязвил Том. Орион усмехнулся, и показал рукой наверх. Наступая на мягкий войлок ковра, Том с удивлением думал о том, что его тайна стала быстро распространяться в волшебном мире. Откуда-то издалека звучал рояль. Они свернули в темный лестничный пролет, где под витыми бронзовыми подсвечниками висели головы домашних эльфов. На большинстве из них застыл немой вопрос; на других — странное выражение то ли боли, то ли испуга. Риддл подумал, что перед ним были статуи, и пощупал обвисшие уши. — Они… Настоящие? — прошептал с интересом Том. — Ага, — кивнул Орион. — Матушка снимает эльфам головы «Seco», когда они стареют. Всю жизнь служили нашему дому и теперь остались в нем навсегда. — Высокая честь, — кивнул Риддл. — Слуга достоин того, чтобы жить с хозяевами после смерти! На мгновение вид обвислых ушей старой эльфийки вызвал у Тома омерзение. Но голос внутри прошептал, что было бы здорово увидеть висящими головы приютских маглов. «В конце концов, чем они лучше эльфов? — усмехнулся он. — Так же глупы и выполняют работу руками». «В самом деле? — с яростью ответил себе Том. — Знаешь ли ты, что законы запрещают убийство маглов?» «Но мы же говорим не о всех маглах, — сказал надменный голос. — Речь идет только об отморозках, посмевших перейти дорогу Лорду Волдеморту». Посмотрев еще раз на чучела, Том пошел за Орионом. Дом Блэков поражал сходством с музеем. Каждая комната казалась лабиринтом зеркал, шкафов и картин. В простенках стояли тяжелые высокие вазы и скульптуры. Массивные бронзовые слоны несли на спинах курильницы для ароматов, каменные кобры раздували капюшоны. Кое-где виднелись громадные античные подсвечники, лампы и канделябры, основания которых поддерживали герои или нимфы. Тому бросился в глаза настенный мраморный барельеф, изображавший массивного героя в колеснице, за которой покорно брела закованная в цепи хрупкая босая девушка. — Геракл и Иола, — пояснил Орион. — Когда-то дедушка Ликорус пытался собрать коллекцию подвигов Геракла. — Иола была царевной и лучшей лучницей Эвбеи, которую пленил Геракл? — наморщил лоб Том. Надменный вид победителя не оставлял сомнений в том, что предстоящей ночью он намерен терзать свою пленницу. — Наверное, — подавил зевок Орион. — Тогда Лорд Эктон повывозил кучу всякий всячины из Греции, а мы покупали у него. — Привет, Том! — раздались сзади мелодичные голоса. Риддл обернулся: перед ним в центре комнаты стояли Розье и Бэрк. Друэлла была в длинном светящемся зеленом платье; Араминта — в синем платье с белыми перчатками до локтя. Обе девушки держали в руках веера под цвет платьев. Том кивнул подругам; только сейчас он обратил внимание, насколько Араминта была похожа на Иолу с барельфа. «Она создана для этого, Волдеморт, — прошептал внутри холодный голос. — Она обречена брести в цепях, как рабыня, прикованной к колеснице своего победителя!» «Пошел к черту», — прикрикнул на себя Том, глядя, как девушки завернули в сторону зеркальной комнаты. Непонятно отчего он подумал, что этот дом развеселило бы присутствие Оливии. Однако Хорнби не пригласили — то ли она была недостаточно знатной, то ли родители не одобряли ее дружбы с Сайнусом. Кстати, о Сайнусе… Он мелькал за дверью, спеша в банкетный зал с одетой в нежно-розовое платье Элеонорой Монтегю. Риддл поймал себя на мысли, что судьба этих двоих, видимо, решена, какие бы ходы ни предпринимала Оливия. Это, наверное, было странным: садиться играть в шахматы, заранее зная, что твоя партия обречена на поражение. — Том, я очень рада! — Вальбурга Блэк в ослепительно белом платье встретила их у входа. — Боже, как ты вырос, — кивнула она. — Вырос и готов на подвиги, Вэл, — прищурился Риддл. Оба рассмеялись, вспоминая давний вечер, когда Том отбил девочку из лап дементоров. — Мама сказала, что ужин начнем ближе к одиннадцати, — сказала Вальбурга, обмахиваясь веером. — Вот и отлично, — продолжил Орион, явно уставший от экскурсии. — Покажи ему наше семейное древо, Вэл. Вальбурга легко захлопнула веер. Том понял, что этот жест означает согласие. Они вошли в соседнюю комнату и, пройдя мимо очередного зеркала, молча проследовали в темный коридор. С потолка летели конфетти и серебристый дождь из тонкой фольги. Через какое-то время они оказались рядом с громадным гобеленом на стене. — Фамильное древо Блэков — торжественно сказала девушка**. Темно-зеленый гобелен выцвел, и местами его проела моль. Но золотая нить, которой он был вышит, блестела достаточно ярко, чтобы видно было ветвистое дерево. На верху гобелена крупными буквами была выведена надпись:«БЛАГОРОДНЕЙШЕЕ И ДРЕВНЕЙШЕЕ СЕМЕЙСТВО БЛЭКОВ»
Чуть пониже был вышит девиз:«Toujours pur»
— Наш девиз, — пояснила Вальбурга. — Означает «Всегда чисты». Гобелен — фамильная святыня. В каждой чистокровной семье есть вещь, которая почитается хранителем рода. — А у Гонтов? — спросил Том. На мгновение ему показалось, что девушка смутится, но она выпалила без запинки: — Кольцо мертвых или как-то так, — поморщила она сильно припудренный носик. — По преданию, у них есть кольцо, охраняющее границу между миром живых и миром мертвых. Стараясь не показывать волнение, Том посмотрел на фамильное древо. На фоне зелёных листьев были изображены стилизованные ветви, на которых расположились портреты членов семьи. Под каждым из них стояла белая лента с именами и датами жизни. Иногда рядом с портретом очередного Блэка стоял подписанный портрет его жены или мужа из другой фамилии. — Это кто? — Риддл посмотрел на пожилого человека с анемично-бледным лицом. На его голове, как и у всех Блэков, был не колпак, а островерхая шляпа из бархата, цвет которой напоминал зеленовато-бурую мякоть гриба. — Ликорис Блэк, — охотно ответила Вальбурга. — Был женат на Маженте Трайп. А это тетя Элладора, — указала она на женщину в высоком головном уборе, напоминавшем корону. Том с интересом посмотрел, как неяркий отблеск свечей оттеняет ее вытянутое бледное лицо, и прикусил губу. Перед ним был знакомый портрет девушки в витом светло-зеленом колпаке с прожилками, напоминавшим изогнутую раковину морского моллюска. Под фигуркой стояла вышитая золотой ниткой подпись «Мисапиноа Блэк». — А ведь она похожа на Лу! — сказал, наконец, Риддл. — Правда? Мы тоже в детстве так говорили, — подтвердила Вальбурга. — Тетя Мисапиноа была настоящей девушкой из рода Блэков. Узнав, что у ее жениха была любовница-грязнокровка, она разорвала помолвку. Её оскорбил не факт наличия любовницы, а именно, что та не была чистокровной. — Надеюсь, Лу тоже порвет с шимпанзе Пруэттом, — ответил Риддл. — Лу с детства казалась особенной, и временами ее выходки нас пугали, — вздохнула Вальбурга. — Однажды она перебила заклинаниями болгарский кофейный сервиз за то, что ей купили не тот набор шоколадных бобов. Тетя Мелани высекла ее, а Лу прокусила ее ладонь. В другой раз Лу кинула раскаленным углем в гостей. Ее снова выпороли, и она начала забавы ради прижигать угли на эльфах. — Лу, похоже, их не жаловала, — заметил Том, вглядываясь в отрешенное лицо Мисапиноа. Во всем ее облике, как и у Лу, было что-то иное, спрятанное под маской высокомерия и приличия. — Она обожала их сечь, — фыркнула Вальбурга. — Обычно мы наказываем эльфов «круциатусом», — Том вздрогнул от небрежного спокойствия девушки, — но Лу предпочитала пороть их ремнем. По такому случаю она наряжалась в белое платье и кремовые туфли. Лу любила, чтобы домовик видел, как она выбирает ремень, как он дрожит, когда она опробует его свист в воздухе… Однажды тетя Мелани сама наказала Лу — слишком сильно та порола старуху Крейги. — Блишвик… Блишвик… — повторял Том, рассматривая портрет мужа Мисапиноа. Побои казались ему чем-то обыденным, но то, как наслаждалась ими маленькая Лу, вызывало омерзение. — Мы в родстве почти со всеми чистокровными семьями, — пояснила Вальбурга. — Селвинами, Лестрейнджами, Гринграссами… Лу, к сожалению, унаследовала только внешность, а не характер Мисапиноа. Вальбурга показала на круглое обугленное отверстие в ткани, точно прожженное сигаретой. Рядом с дырочкой красовалась надпись «Айла Блэк». — Мы не произносим это имя, — поморщилась девушка. — Она вышла замуж за магла, и тетя Элладора лично выжгла ее с гобелена. — Как же я ее понимаю, — грустно вздохнул Том. — Еще бы, — ответила Вальбурга. — Тетя Мелани сказала мне, что только Гонты… ой, прости, — смутилась она… — Том, хочешь увидеть Лу? — Да, пожалуй, — кивнул Риддл. Черные лодочки Вальбурги замелькали по ковру. Том последовал за ней. Через несколько минут они зашли в соседнюю комнату, где стояли рояль, большой стол и комод. Над правым углом рояля, где лежала старая серая салфетка, кружился волшебный снегопад. В неясном свете вечерних ламп Риддл увидел, что над черным роялем висит портрет девушки. — Портрет в итальянском стиле, — вздохнула Вальбурга. — Мы заказываем такие с тысяча восемьсот пятьдесят шестого года. Том подошел ближе и взмахом палочки усилил свет. Лукреция в полупрозрачной голубой тунике восседала в мягком кресле, словно на троне. В ее взгляде застыла смесь самодовольства и ехидства — та самая, которую Том ненавидел на первом курсе. Во всем этом портрете было что-то от ныне забытого мира, где не было бомбардировщиков и Ордена СС, где можно было спокойно ездить в Италию, любоваться лазурными волнами моря и писать на бумаге со странным названием… Эмилия называла ее «кремовым верже». «Я мог бы жить так же, — подумал с яростью Том, глядя, как световые блики играют на позолоте рамы. — Почему она, — он с омерзением поймал невинный и вместе с тем лукавый взгляд Лукреции, — наслаждалась всем этим?» «Ты разве забыл? — усмехнулся надменный голос. — Даже капля крови Гонтов выше крови всех остальных двадцати семи!» Снег над роялем стал падать сильнее, перерастая в маленькую пургу. Том взглянул в насмешливые глаза Лукреции и почувствовал боль в сердце. Эти дорогое кресло, дорогое платье, путешествия по Италии были ее миром, где он, Том Риддл, был ничтожным приютским клопом. Том прикусил губу, а затем машинально взялся за камень на перстне.* * *
Столовая дома Блэков поразила Тома сумрачным великолепием. Она была просторным, высоким, с массивными стропилами из потемневшего дуба помещением. В старинном камине с чугунной решеткой потрескивали и шипели поленья. За большим столом сидела при свечах вся семья. В центре сияла огромная ель, только немного уступавшая школьной. Глядя на парад платьев, вееров и перчаток, Том подумал, что Эмили, будь она жива, несомненно стала бы королевой вечера. Горько усмехнувшись, он сел между Рэндальфом и Араминтой. «За неимением королевы развлекаемся с придворной дамой?» — уязвил себя Том. «Я думал, Лорд Волдеморт выбирает только лучшее блюдо», — ответил голос. Риддл посмотрел на елочные огни: хрустальные шары и колокольчики издавали мелодичный звон. Разговор шел о пустяках. Том постепенно научился различать Блэков и кое-что понимать в их запутанных родственных связях. Мелания, мать Ориона и Лукреции, почти не раскрывала рта и мило улыбалась. Младшие Блэки — Сайнус и Орион — сидели тихо. Зато Вальбурга кусала губы, словно порывалась что-то сказать. — К сожалению, молодежь в наши дни не увлекается охотой, — заметил Сириус Блэк, дунув в усы. — Все больше воюет. А между тем, охота — великолепное занятие, достойное настоящего мужчины. — Отец учил меня охотиться, сэр, — сказал Рэндальф, положив в фарфоровую тарелку с изображением китайской пагоды кусочек жареной утки. — Прекрасно, — ответил Сириус. — Но, подозреваю, что Вы охотитесь с ружьем или волшебной палочкой. В то время как настоящий охотник, — торжественно поднял он руку, — признает охоту только с арбалетом! Лестрейндж пробормотал что-то невразумительное. Элеонора Монтегю послала ему кокетливую улыбку. Араминта жалобно посмотрела на утку, не решаясь попросить кусочек. Том усмехнулся и положил ей маленькое крылышко на тарелку. — Спасибо, Том, — улыбнулась девушка, осторожно прикоснувшись локтем к его руке. — Если бы ты любил охоту, я бы ждала от тебя шкуру леопарда. «Или сразу магла», — расхохотался в голове надменный голос. «Убирайся», — пробормотал Том, почувствовав, как усиливается головная боль. Зато сухощавого Арктуруса Блэка — отца Ориона и Лукреции так и подмывало потрепаться о политике. Быстро отпив вина, он внимательно посмотрел на Рэндальфа и Тома. — Ваш Дамблдор — сущее ничтожество, — спокойно сказал он. — Посудите сами, всю войну отсидел в тылу и хоть бы проснулись зачатки совести! — Из наших преподавателей погиб профессор Раджан, сэр, — поддержал разговор Том. — Хотя защиту Хогвартса можно было обеспечить получше. — Это еще полбеды, молодой человек, — вздохнул сэр Арктурус. — Он не просто скверный администратор: он внушил всему миру, что равных ему, как волшебнику, нет. — Я слышала, что его боится Гриндевальд, — сказала Элеонора, откинув трен платья. — Как же это ничтожество сумело внушить свою ересь детям, — покачал головой Арктурус. — Подумать только! А ведь чего бояться-то, а? Том посмотрел на кольцо Морфина Гонта, а затем перевел взгляд на Вальбургу. Этот камень, возможно, и был легендарной реликвией Гонтов. Каким образом он открывал вход в мир мертвых? Этого Том не знал, но от одной этой мысли тело охватывало странное чувство эйфории. Сайнус Блэк направил жилистой рукой палочку на стоящий в углу предмет. Том понял, что это был радиоприемник — одно из немногих магловских изобретений, популярных у волшебников. Некоторое время слышалось шипение, а затем раздался бой часов. Это несомненно была Москва. Бой становился все отчетливее пока, наконец, не зазвучал жесткий мужской голос. Араминта, Том и Лестрейндж, отложив приборы, замерли, как по команде. Голос говорил про дивизии, полки, сражение, окружение… Наконец, он сказал слово Будапешт, и елочные огни, казалось, вспыхнули ярче. — Будапешт… — пробормотала счастливая Друэлла. — Они окружили Будапешт! На глазах Элеоноры Монтегю выступили слезы. Том знал, что это были слезы радости — радости от того, что смерть ее отца не осталась неотомщенной. И следом зазвучала радостная и вместе с тем танцевальная музыка. Эта модная русская мелодия про синий платок сейчас соперничала с «Брызгами шампанского». Том, повинуясь общему позыву, властно взял за руку Араминту и повел ее в танцевальный круг, чувствуя нежность ее невероятно белой кожи.* * *
Том лежал на брусчатке. Боль прошла, и серые дома плыли перед ним, словно кружились в ритме вальса. Он слабо пошевелил рукой и тотчас почувствовал боль в сплетении вен. Высокий бледный юноша со значком стоял перед ним, улыбаясь краешками губ. — Теперь ты понимаешь, что я прав. — Его мягкий голос все больше напоминал шипение змеи. — Но ты ведь хочешь стать могущественным, не так ли? — Конечно… — пробормотал Том. — Заостренные к небу шпили напоминали сказочный город. Только теперь ему казалось, что в этих башнях цвета мокрого асфальта сосредоточено что-то злое. — Тогда забудь все разговоры о хорошем и плохом… — прошипел юноша. — Нет ни добра, ни зла, Том… Есть только сила, власть и те, кому, суждено сидеть на троне… Все остальные должны знать… Он засмеялся и поднял палочку. Снова стал накрапывать дождь, и Том, слыша холодный смех, покатился по мостовой. Испуганно озираясь по сторонам, Том понял, что заснул одетым на диване. Вчера после танцев и бесконечных разговоров он решил посидеть один в маленьком кабинете, да так ушел в забытье. Часы в форме старинной башни показывали шесть. На круглом ореховом столике лежал его дневник, куда он, не вытерпев, написал вчера. Том открыл тетрадь, взял перо и написал:Меня снова преследуют видения. Твои мерзкие проделки?
Чернила стали привычно исчезать, уходя в бумагу. Затем из нее сам собой вытек ответ.Ты прекрасно понимаешь, что у тебя нечиста совесть. Хорошо ли забывать старых друзей?
Риддл усмехнулся и посмотрел на отсвет свечи. Укусив кончик пера он вывел:Между прочим, я дал тебе жизнь и даже придумал, как ты будешь освобождаться. В благодарность ты должен целовать мне мантию.
Дневник подождал, пока исчезнут чернила, а затем стал быстро выводить:Ты заточил меня в дорогой тебе (заметь — именно тебе, а не мне!) бумаге. Я должен сидеть и созерцать только белые страницы. А ты? Живешь и наслаждаешься, готовясь щупать нежные бедра Минни. Ты редкий мерзавец, Том Марволо Риддл.
Том хмыкнул и закрыл дневник. Несносный истерик! Дневник все сильнее напоминал ему себя в первые школьные годы. Выйдя из комнаты, парень пошел вниз, любуясь люстрами со сверкающими серебряными цепями. Через некоторое время он заметил в одной из комнат свет. Едкий запах табака подсказывал, что здесь была курительная. Приоткрыв дверь с индийскими рисунками, Том едва не вскрикнул от изумления. В кресле сидела Араминта, раскуривая дамскую сигарету в мундштуке. На этот раз девушка была не в парадном наряде, а в лиловом бархатном платье чуть ниже колен. — Балуемся сигаретой, Минни? — усмехнулся Риддл с притворным осуждением. — Я ведь в душе актриса, Том, — улыбнулась девушка, кокетливо повесив на носок крошечную белую туфельку. — Если тетя Мелания узнает о твоих выходках, она расскажет маменьке, — уселся парень в плюшевое кресло, — А дома для тебя мокнут в ведре длинные розги. — Напротив шкафа висела маска то ли африканского, то ли индийского колдуна. При взгляде на нее Том поежился, вспомнив, как вскрикнула Лесли, увидев похожую маску в магазине мистера Барнетта. — Много ты понимаешь, — раскраснелась Араминта. — Тетя Мелани меня любит. А ты, Том, — в ее синих глазах загорелся огонек, — мог бы после такого… — замялась она, — поцеловать мне руку! — Прости? — Том взял с подноса серебряную чашечку для коньяка. — Если мы потанцевали два круга, это, радость моя, ничего не значит. — Боже, Том, как ты циничен, — томно вздохнула Араминта, смахнув пепел. — И совершенно лишен зачатков совести. — Совесть — это роскошь, а мы люди бедные, — улыбнулся Риддл. Маленькая ель переливалась в углу свечами в золотой фольге. — И вообще, Минни, целовать курящую девушку — все равно, что облизывать пепельницу. — Какой мерзавец! — Девушка снова поиграла остроносой лодочкой, продемонстрировав обтянутые чулками маленькие тонкие ножки. — Только попробуй пригласить на танец другую! — Тогда что? — усмехнулся Том. Рядом в чашечке стояла вода, и он взмахом палочки превратил ее в крепкий черный кофе. Этот искусственный кофе имел, как все наколдованные продукты, неприятный тяжелый привкус, но Тому из-за головной боли было все равно. Вытянув ноги, он стал помешивать кофе ложечкой, в которую превратил завалявшуюся в кармане зубочистку. — Я бы хотела… — Араминта похлопала ресницами и, потушив окурок, дрожащей рукой взяла другую сигарету. — Чтобы из ее кожи тянули ремни, — мечтательно протянула слизеринка. — Я бы сидела в кресле и наслаждалась этим зрелищем. А потом пристроила бы самый тонкий ремешок на свое платье. Том усмехнулся, представив себе, как Араминта, восседая на троне, приказывает истязать соперницу. Впрочем, возможно она была права. Убивать негодяев надо с наслаждением, чувствуя удовольствие от каждого их хрипа. Он убивал без удовольствия — как придется. Если бы на их месте оказались Стаббс или миссис Роджерс… Легкие белые шторы закрывали густую зимнюю темноту — ночь, в которой не предвиделось рассвета. — Кстати, Минни, — спохватился Риддл. — У тебя нет книги о фамильных реликвиях чистокровных родов? — Ой, Том, не знаю, — смутилась Араминта. — Наверное, есть… Между прочим, — капризно поджала она губки, — наша реликвия — это шлем магистра Альфреда Бэрка, хранящийся в гостиной. — Целый шлем, — покачал головой Том, словно он говорил с малышкой. — Ты, Минни, как настоящая воительница, не пробовала надевать его в детстве? — Я его даже не подняла, — хлопнула густыми ресницами Араминта. — Но, возможно, — потушила она, наконец, окурок, — когда-нибудь покажу его тебе. «А заодно и дверь в свою спальню, — усмехнулся про себя Том. — Из тебя выйдет великолепная шлюшка, малышка Минни». Впрочем, хрупкая фигурка девушки и ее глубокие кобальтовые глаза в самом деле настраивали на обладание этой фарфоровой куколкой. Глядя на нее, Том поймал себя на сладкой и страшноватой мысли, что Минни можно обладать так же, как на той китайской статуэтке. — Так ты поищешь мне книгу? — поставил он чашечку на стол. Маска смотрела на него неприязненно, но слизеринец только устало потер лоб. Для Араминты, в отличие от Лесли, она была безопасна. — Конечно, — улыбнулась девушка. — Раз она тебе так важна… — Очень важна, Минни, — кивнул Том и посмотрел на кольцо. Камень, напоминавший по цвету крепкий чай, играл в огнях рождественской елки. Примечания: * Венгерская рубашка — рубашка с особым «косым», а не стоячим, воротником для галстука-бабочки. ** В главе использованы сюжеты и образы из фанфика Lady Astrel «Сага о Блэках» с любезного согласия автора.