Июнь 1992 г.
Профессор Дамблдор осторожно наклонился над лежащим перед ним ребенком. Гарри все еще был без сознания, однако школьная медсестра мадам Помфри уверяла его, что все будет в порядке. Вчера этот ребенок в одиночку сумел противостоять Квиреллу и защитить Философский камень. Впрочем, и тот, и другой были для мальчика совершенно безопасны, однако в целом… Дамблдор нахмурился. Спасение камня — вещь, конечно, хорошая. Но он ведь тоже сумел в свое время проявить героизм и защитить Вальбургу Блэк от дементоров. Кажется, это было на первом или на втором курсе. Профессор поправил очки. Героизм сам по себе еще не многое значит. Судьба этого мальчика волновала профессора Дамблдора с того момента, как он получил шрам в ужасную ночь на Хэллоуин. Пророчество сбылось: Лорд Волдеморт в самом деле отметил ребенка, как равного себе. Возможно, он установил с ним невербальную связь. Или, хуже того, вложил в него частицу самого себя. Почему, в самом деле, Квирелл, носящий в себе Темного Лорда, не мог прикоснуться к Гарри? Из-за защиты Лили? Или из-за того, что не мог уничтожить частицу самого себя? Гарри между тем моргнул и с интересом посмотрел на его очки. Дамблдор вздрогнул. На миг ему показалось, что точно так же просыпался он, когда профессор Дамблдор, еще будучи заместителем директора, приходил навестить его в больничное крыло. Тогда профессор был строг. А ведь, наверное, следовало бы улыбнуться. Если бы только он улыбнулся. — Добрый день, Гарри, — произнес Дамблдор. «Добрый день, Том», — неожиданно добавил он про себя, но тотчас покачал головой. Гарри уставился на него. — Сэр! — произнес Гарри слабым голосом, тщетно пытаясь подняться. — Камень! Это был Квиррелл! Камень у него! Сэр, торопитесь… «Он волнуется… Волнуется… — успокоил себя профессор. — Том сейчас же взял бы себя в руки и осторожно выяснил, зачем я здесь». — Успокойся, мой дорогой мальчик, ты немного отстал от времени. — Голос Дамблдора был приветлив и спокоен. — Камень не у Квиррелла. — Но тогда у кого? — Гарри раздирало беспокойство. — Сэр, я… — Гарри, пожалуйста, тихо, — попросил Дамблдор. — Иначе мадам Помфри выставит меня отсюда. Гарри тяжело вздохнул и огляделся. Директор снова задумчиво посмотрел на него. Профессор Снейп боялся увидеть первого сентября копию своего злейшего школьного врага — Джеймса Поттера. Он увидел ее на первом уроке зельеварения. Профессор Филиус Флитвик уверял, что ребенок будет похож не на Джеймса, а на Лили Эванс. И только он, профессор Дамблдор, боялся, что первого сентября он увидит ребенка, не имеющего никакого отношения ни к Лили, ни тем более к Джеймсу. Перед ним предстанет Гарри Риддл. Эта мысль не давала ему покоя с того момента, как Хагрид сводил ребенка в Косой переулок и объяснил, в каких жутких условиях тот рос. Директор помнил миг распределения, и, казалось, был готов сам наложить «Конфундус» на шляпу, когда она сомневалась, куда отправить малыша. Впрочем, чего ей было сомневаться? По справедливости, Гарри должен быть в своем колледже. Он должен ходить в полагающемся ему серо-зеленом галстуке и со значком змеи. Он, профессор Дамблдор, сделал все возможное для того, чтобы мальчик туда не попал. Был ли он прав тогда? Профессор обернулся и только сейчас заметил, что столик, стоявший рядом с кроватью, был завален сладостями. Казалось, что кто-то специально для Гарри скупил по меньшей мере полмагазина. — Знаки внимания от твоих друзей и поклонников, — пояснил Дамблдор, поймав взгляд Гарри. — То, что произошло в подземелье между тобой и Квирреллом — это строжайший секрет, и потому нет ничего удивительного в том, что его знает вся школа. Кстати, я полагаю, что именно твои друзья Фред и Джордж Уизли попытались передать тебе в подарок сиденье от унитаза. Не сомневаюсь, они полагали, что тебя это развлечет. Однако мадам Помфри сочла это несколько негигиеничным и конфисковала сиденье. Да, да. У Тома этого не было никогда. Ему никто не хотел дарить сладостей, ни тем более, сиденья от… У него не было ни близнецов, ни Рона, ни Невилла, ни Гермионы. Интересно, а если бы были? Профессор Дамблдор вспомнил, как они с Северусом вчера поднимали бездыханное тело Гарри с мертвого Квирелла. Где-то вдали мелькнула призрачная улетающая фигура. Неужели Том, опоздавший на Рождественский ужин с умницей Мирандой Литтлтон, стал могущественным бесплотным паразитом? — Я давно здесь? — перебил его Гарри. Он не мог сосредоточиться ни на чем, кроме случившегося. — Три дня. Мистер Рональд Уизли и мисс Грейнджер будут весьма счастливы, что ты наконец пришел в себя. Они были крайне обеспокоены твоим состоянием. — Но, сэр, а как же камень… — Я вижу, что он волнует тебя больше всего остального. — Улыбка сползла с лица Дамблдора. «Он подумал о камне вперед друзей», — вздохнул он про себя. Том на первом курсе, несмотря на все праздники, гирлянды и елки, несмотря на дружбу с мисс Литтлтон, тоже что-то искал о бессмертии. С этого, собственно, все и начиналось. Неужели даже Гриффиндор… — Что ж, поговорим о камне. Профессору Квирреллу не удалось отобрать его у тебя. Я появился как раз вовремя, чтобы помешать ему это сделать. Хотя должен признать, что ты и без меня неплохо справлялся… — Вы были там?! — воскликнул Гарри. — Вы получили сову, которую послала Гермиона? — Должно быть, мы разминулись в воздухе, — улыбнулся Дамблдор. — Как только я прибыл в Лондон, сразу стало очевидно, что я должен находиться как раз в том месте, которое я покинул. Я прибыл вовремя и успел стащить тебя с Квиррелла… — Значит, это были вы, — произнес Гарри. — Это были вы… — Я боялся, что опоздал, — признался Дамблдор. Если бы только Гарри понимал, что значит опоздать. Однажды на Пасху он уехал в Лондон, и Том наверняка залез в Запретную секцию. Нашел ли он тогда что-то о бессмертии? Кто знает… — Да, вы чуть не опоздали, — согласился Гарри. — Еще немного, и он бы вырвал у меня камень… — Я боялся не за камень, — мягко поправил его Дамблдор, —а за тебя. «Да, за тебя, Гарри. Если, конечно, ты Гарри», — с горечью подумал он. Но разве это все расскажешь ребенку? — Схватка отняла у тебя все силы, и ты едва не погиб. В какой-то момент я даже подумал, что это произошло. А что касается камня, то он был уничтожен. — Уничтожен? — недоверчиво переспросил Гарри. — Но ваш друг, Николас Фламель… — О, так ты знаешь о Николасе? — судя по голосу, Дамблдор был очень доволен этим обстоятельством. — Ты все разузнал, не так ли? Что ж, мы с Николасом немного поболтали и решили, что так будет лучше. Пожалуй, это в самом деле хорошая новость. Гарри, помнится, лазил на Рождество в Запретную секцию, как в свое время и Волдеморт. Когда был таким же, как он. Только галстук был не красно-желтым, а серебристо-зеленым. Впрочем, Том искал книги о бессмертии. Гарри — о Николасе. Само бессмертие его, слава Мерлину, кажется мало интересовало. — Но это означает, что он и его жена умрут, не так ли? — продолжал недоумевать Гарри. — У них имеются достаточные запасы эликсира для того, чтобы привести свои дела в порядок. А затем — да, затем они умрут. Дамблдор улыбнулся, видя непонимание на лице Гарри. Слава богу, он, кажется, не боится смерти. Перед глазами поплыла сцена, которую он много раз смотрел в мысливе: урок после Хэллоуина. Начал падать первый снег, и высокий темноволосый мальчик, задумчиво глядя на беспорядочное кружение снежинок, говорит ему, учителю трансфигурации, что нет ничего хуже смерти. Интересно, чья смерть стала для Лорда Волдеморта таким потрясением, что превратила его в змееподобное существо? — Такому молодому человеку как ты, это кажется невероятным. Но для Николаса и Пернеллы умереть — значит лечь в постель и заснуть после очень долгого дня. Для высокоорганизованного разума смерть — это очередное приключение. К тому же камень — не такая уж прекрасная вещь. Представь себе — он может дать столько денег и столько лет жизни, сколько ты захочешь! То есть две вещи, которые в первую очередь выберет любой человек. Но беда в том, что люди, как правило, выбирают то, что для них является наихудшим. Воцарилась тишина. Гарри лежал, глядя в потолок и не зная, что сказать. «Он не боится смерти… Он не спрашивает, как можно ее победить, — говорил себе Дамблдор. — И он смотрит на меня, а не в окно. Разве Том сейчас смотрел бы на меня?» — Сэр! — наконец окликнул его Гарри. — Я тут подумал… Сэр… даже если камень уничтожен, Вол… Я хотел сказать, Вы-Знаете-Кто… — Называй его Волдеморт, Гарри. «А лучше — Том, — добавил про себя директор. — Впрочем, нужно ли говорить, правда, такие вещи ребенку?» — …Всегда называй вещи своими именами. Страх перед именем усиливает страх перед тем, кто его носит. — Да, сэр, — Гарри поспешно кивнул, ему не терпелось услышать ответ. — Я хотел спросить: ведь теперь Волдеморт будет искать другой способ вернуть себе силы, правда? Я имею в виду, ведь он не исчез навсегда? — Нет, Гарри, — согласился Дамблдор. — Он все еще где-то здесь, возможно, ищет новое тело, в которое мог бы вселиться… Так как он не является живым существом в полном смысле этого слова, его нельзя убить. Перед глазами поплыла картина, как Том и Миранда уплетают вместе жареную утку, а в камине Большого зала весело гудит пламя. Зимы тогда были лютые, со снежными бурями — не чета нынешним. Том улыбался, когда райвенкловка, поправив очки, что-то говорила ему. Он не существует в полном смысле слова и не является живым существом… — … Он бросил Квиррелла умирать, — продолжал профессор, — ведь он безжалостен не только к врагам, но и к союзникам. — Дамблдор, вздрогнув, вспомнив, как уже пятикурсник Том сжимал в отчаянии мертвое тело Эмилии Гринграсс. — Однако ты не должен огорчаться, Гарри, пусть ты всего лишь на какое-то время отдалил его приход к власти. Но в следующий раз найдется кто-то другой, кто будет готов сразиться с ним. И это несмотря на то, что наша борьба против него кажется заранее проигранной. А если его возвращение будет отодвигаться все дальше и дальше, возможно, он никогда не будет властвовать. Он никогда не будет властвовать… Старик вспомнил, как за окном падает первый снег, и Том сосредоточенно превращает пуговицы от пальто в жуков. Время было военным, не богатым, и черные пуговицы служили отличным подсобным материалом. Он, профессор, всегда поражался неестественной худобе и сутулости этого ребенка. Интересно, а если однажды тот бывший ребенок все же будет властвовать? При одной мысли об этом Дамблдор почувствовал холод. Гарри тем временем попробовал кивнуть и поморщился от боли. — Сэр, есть еще кое-что, что я хотел бы узнать, если вы мне расскажете, — тихо, но настойчиво произнес он. — Я бы хотел знать всю правду… — Правду… — вздохнул Дамблдор. — Правда — это прекраснейшая, но одновременно и опаснейшая вещь. А потому к ней надо подходить с превеликой осторожностью. Однако я отвечу на твои вопросы — если, конечно, у меня не будет достаточно веской причины для того, чтобы промолчать. Если я не смогу ответить, прошу меня простить: я промолчу, потому что ложь недопустима. «А сколько в тебе Волдеморта, Гарри? — спросил себя Дамблдор. — Ты учишься в Гриффиндоре, а не в Слизерине, это так. И все же факультет — это еще далеко не все. Если бы не помощь Хагрида, если бы не Рон…» — Хорошо. — Гарри прикрыл глаза. — Волдеморт сказал, что убил мою мать просто потому, что она пыталась не дать ему убить меня. Но я не могу понять, зачем ему вообще понадобилось убивать меня? На сей раз Дамблдор вздохнул куда глубже. — Увы, Гарри, на этот вопрос я не могу ответить. По крайней мере, сегодня и сейчас. Однажды ты узнаешь…, а пока забудь об этом. Когда ты будешь старше… Я понимаю — наверное, это звучит неприятно. Тогда когда ты будешь готов, ты все узнаешь. Готов к чему? Он вспомнил Большой зал ранним зимним утром. Из-за пурги за окнами в замке было темнее, чем обычно. Он входит в полутемное помещение, освещенное редкой игрой огоньков фей. Тот же высокий темноволосый мальчик, ежась от холода, внимательно читает книгу в черном кожаном переплете. Почему он считает, что Гарри должен быть непременно готов узнать правду о Волдеморте? Неужели поэтому… Дамблдор вспомнил, как подходит к мальчику под елкой… Потому что он боялся, как бы Гарри не узнал в маленьком Волдеморте самого себя? — А почему Квиррелл не мог прикоснуться ко мне? — раздался настойчивый голос ничего не подозревавшего, похоже, ребенка. — Твоя мать умерла, пытаясь спасти тебя. Если на свете есть что-то, чего Волдеморт не в силах понять, — это любовь. Он не мог осознать, что любовь — такая сильная любовь, которую испытывала к тебе твоя мать, — оставляет свой след. Это не шрам, этот след вообще невидим… Если тебя так крепко любят, то даже когда любящий тебя человек умирает, ты все равно остаешься под его защитой. Твоя защита кроется в твоей коже. Именно поэтому Квиррелл, полный ненависти, жадности и амбиций, разделивший свою душу с Волдемортом, не смог прикоснуться к тебе. Прикосновение к человеку, отмеченному таким сильным и добрым чувством, как любовь, вызывало у него нестерпимую боль. Профессор задумчиво посмотрел в окно на яркий свет летнего солнца. Накануне он посмотрел несколько воспоминаний о Томе. Одно из них было о том, как в мокрую пургу Том и Миранда возвращались из Хогсмида. Кажется это было незадолго до смерти Миранды. Они болтали о чем-то связанным с бессмертием.Том что-то объяснял. Миранда то ли соглашалась, то ли возражала. Дамблдор взглянул на Гарри. Ребенок застенчиво смотрел на него, словно уверяя, что все будет не страшно… Он натравил змею на кузена. Дай бог, чтобы это оказалось случайностью. Профессор посмотрел на белые шторы, и ему показалось, будто откуда-то из далека — то ли из прошлого, то ли из памяти — до него доносится голос девочки в очках: «Неужели настоящего бессмертия не существует, Том?»«Это было недавно, Это было давно».
Конец
Примечание: В эпилоге использован переработанный фрагмент романа Дж. Роулинг «Гарри Поттер и философский камень».