О сестрёнках и сеньоритах

      Марлин жутко нервничала, наблюдая, как четвёрка соседей суетится, проносясь мимо её окон с охапками цветов, болторезами, принтером, конфетами и целыми коробищами, по другому и не скажешь, канцелярских скрепок. И хоть предназначение некоторых предметов от Марлин упорно ускользало, главное не подвергалось сомнению: спецагенты — как минимум один из команды — собирались праздновать день всех влюблённых.       Подумав логически, Марлин вычеркнула из списка возможных кавалеров Ковальски: маловероятно, что единственное увлечение учёного, Дорис, ответила несчастному влюблённому взаимностью после стольких лет отказов. Рико был настолько далёк от конфет и роз, насколько это было возможно; подрывник бы скорее устроил в честь предмета обожания незабываемый фейерверк, израсходовав на него годовую норму боеприпасов подразделения. Оставались Шкипер и Рядовой. И хоть болторез упорно наводил на мысли о вычёркивании паренька, Марлин не стала торопиться с выводами и решила сперва наведаться к агентам собственной персоной.       — Привет, соседи! — Жизнерадостное приветствие пропало втуне, заглушённое воем бензопилы.       — Отлично решил проблему с конфетти, Рико, — похвалил бойца Шкипер, вытряхивая из волос обрывки красной, белой, розовой и голубой бумаги. — Ковальски, что с валентинками?       — В процессе, Шкипер, — прокряхтел учёный, налегая на болторез изо всех сил, чтобы разом разрезать толстую пачку листов картона.       — Рядовой?       — Уже почти, Шкипер! — Парнишка, высунув от усердия кончик языка, собирал фигурные сердечки из цветных канцелярских скрепок.       — Ребята, что вы делаете? — обалдело поинтересовалась девушка, с трудом уворачиваясь от пролетевшего прямо у неё над головой лезвия.       — Готовимся к завтрашнему дню, сестрёнка, — довольно заявил ухмыляющийся Шкипер, ловко перехватив просвистевший нож. — Спасибо, Рико, отличный бросок.       Огромная охапка роз, перехваченная слоями скотча, развалилась на множество отдельных оранжерейных прелестниц.       — Я объясню, — предложил учёный, радуясь возможности хоть на время улизнуть от изготовления картонных сердечек, и торопливо вытащил чуть ли из небытия флипчарт. — Итак, день Всех Влюблённых — это праздник, по самой популярной версии берущий своё начало в третьем веке нашей эры…       — Меньше истории, Ковальски, ближе к сути, — ехидно оборвал его командир. — Вам ещё две стопки валентинок резать. Раньше закончите — раньше займётесь своими обречёнными на провал попытками привлечь водоплавающих млекопитающих.       — Обязательными атрибутами праздника являются, — тут же зачастил учёный, — валентинки, — тут он махнул на стопку недорезанных картонок, — цветы, — ещё один взмах в сторону умело обрезающего розам шипы Шкипера, — конфеты, — указующий жест в сторону целого склада цветистых коробок в углу штаба, — и подарки. Особое преимущество отдаётся драгоценностям или подаркам, сделанным своими руками. — Все четыре «составляющих праздника» были зарисованы цветными маркерами на листе ватмана. — Также в этот день принято водить своих дам в кино, рестораны, любоваться закатами и делать ещё множество нелогичных вещей.       — Однако слово «нелогичных» вы забудете упомянуть, когда снова попытаетесь разжалобить Дорис, верно? — Шкипер явно ни на мгновение не верил в успех предприятия учёного, но возражать то ли не стал, то ли уже устал.       — Это… теоретически возможно, — неловко ответил Ковальски и поспешил вернуться к предыдущему занятию.       — На драгоценности денег у нас нет, — честно признался Шкипер. — К счастью, у нас есть Рядовой, который без ума от поделок.       — Я делаю их с любовью! — Мальчик умилительно блеснул глазками, расплывшись в очаровательной улыбке, и продемонстрировал собранное из красных и розовых скрепок сердечко.       — Не отвлекаться, солдат, — скомандовал Шкипер.       — Сэр, да, сэр! — Сверкая глазёнками от усердия, парнишка вернулся к работе.       — Присоединишься к поздравлениям, сестрёнка? — предложил Марлин командир, протянув ей розу, избавленную от шипов. — У нас целый список одиноких сеньорит, планировавших завтра надраться алкоголем в гордом одиночестве.       — А не одиноких? — с подозрением уточнила девушка.       — А не одиноких и без нас есть кому поздравить, — открестился Шкипер. — Если надумаешь, забегай завтра. Мы выходим в десять.       «Приходи в десять». Слова не шли у Марлин из головы. На приглашение на свидание — которого девушка ожидала с замиранием сердца — фраза не походила от слова совсем. С другой стороны, обвинить командира спецотряда в отсутствии эксцентричности не смог бы никто, и Марлин, подумав хорошенько, всё же зарылась в шкаф с одеждой, безнадёжно мечтая найти там что-то новое. Роза бросала из своей вазы ехидные взгляды на пару рекламных флаеров на столе. В кинотеатре совсем рядом шла какая-то романтическая мелодрама и неплохой боевик. По чести сказать, Марлин предпочла бы второе, но он же вряд ли решит, что она могла так подумать, и…       «Что-нибудь новое», само собой, не нашлось, как не нашлось, по устоявшейся женской традиции, что-то «подходящее», причем чему подходящее, Марлин вряд ли смогла бы ответить и сама. Вооружившись кредиткой и воинственным настроением, девушка отправилась на штурм магазинов, старательно убеждая себя, что ни на что особенное она не надеется, особенно собираться не будет, и вообще… И вообще, ей давно нужно было новое платье. Да, именно так. Она уже почти месяц откладывает покупку рождественского подарка себе, любимой. А те сапожки не в счёт, разумеется, их она купила просто потому что. А сейчас будет подарок себе на рождество, а вовсе не попытка хоть чуть-чуть привлечь внимание этого невыносимого, абсолютно невыносимого!..       После вечера, полного самокопания, убеждения себя в собственной независимости и примерки новых платьев в количестве трёх штук, дабы понять, какое подойдёт лучше для… просто подойдёт лучше, Марлин твёрдо пообещала себе, что готовиться не будет и даже вообще, наверное, не пойдёт. И тут же завела будильник на шесть утра.       Следующий день, разумеется, начался со взгляда в зеркало и твёрдого обещания самой себе, что никуда она не пойдёт. И даже голову мыть не станет. Зачем, ведь она всё равно никуда не пойдёт. Через полчаса ленивого полулежания в кресле и перебирания струн любимой гитары, девушка неожиданно взвилась в кресле и унеслась мыть голову.       Настоящий час икс настал в половину десятого. Марлин судорожно металась от окна к зеркалу и обратно, то уверяя себя, что никуда ей идти в холодный февральский день не хочется, то осторожно подравнивая слой блеска для губ; то напоминая себе, что никто ей в день глупого праздника не нужен, то аккуратно возвращая на место выбившиеся из-за ободка завитые пряди. Не выдержав, девушка зачем-то взяла в руки гитару, к которой то и дело возвращалась с самого утра, и вышла к замёрзшему бассейну, рассеянно перебирая струны и в тысячный раз пообещав себе научиться играть.       — Привет, сестрёнка. Гляжу, ты при параде. Идёшь с нами? — Шкипер, несший здоровенную охапку алых роз, выглядел неприлично довольным.       — Я… — только начала Марлин, ещё не уверенная, что же ответить, но было уже поздно.       — Ты и гитару взяла? Молодец! — прищурился командир, и, Марлин была абсолютно в этом уверена, по его негласному приказу Рядовой клещом вцепился ей в руку, щебеча о том, как прекрасно дарить людям счастье, и что никто не должен грустить в праздничные дни. После такой атаки сопротивляться было бы, разумеется, бесполезно, и Марлин послушно потащилась с четвёркой, напоминая себе, что дарить радость и впрямь должно быть приятно.       Ковальски, тащивший запасы конфет, дезертировал первым, малодушно скинув остававшуюся треть своей ноши на Рико. Шкипер фыркнул, пожелав учёному удачи и заверив, что в этот раз, он уверен, всё будет не так плохо — Марлин, стоявшая позади бравого командира, однако, заметила, что, заверяя подчинённого в возможности успеха замысленного им соло-предприятия, тот скрестил за спиной пальцы.       Следующим был подрывник. Вручив оставшиеся три коробки конфет, валентинки и сердечки из скрепок Шкиперу, он приложил ко лбу два пальца и поспешил удалиться, пока давший добро командир не передумал. Попытавшуюся улизнуть разочарованную Марлин Шкипер остановил, впрочем, отнюдь не так, как хотелось бы ей самой. Пообещав, что скоро вся эта катавасия с одинокими сеньоритами закончится, он попросил девушку подождать ещё немного, чтобы сразу по окончании миссии вернуть ей гитару.       Теша себя надеждами неизвестно на что, тут же себя ругая и снова надеясь, Марлин с замиранием сердца ждала, пока Рядовой с самой сияющей улыбкой из своей коллекции под плавные переборы струн испанской гитары, напевавшей в умелых руках Шкипера, вручал сперва Дарле, сорокалетней и уже начинающей немного седеть сотруднице, затем Шелли, нескладной и неуклюжей, и, наконец, вечно недовольной Элис коробки конфет, розы, валентинки и собственноручно сделанные сердечки. И от такого, казалось бы, небольшого подношения, в уголках губ у каждой из женщин начинала танцевать незаметная улыбка. Такая же, какая пряталась в смеющихся морщинках у глаз Шкипера, с кривоватой ухмылкой наблюдавшего за Рядовым и всем своим видом демонстрировавшего, что да, он к этому причастен, но только в роли организатора и сопровождающего, а все похвалы вот этому маленькому солнышку, собственно, и заварившему кашу.       — Ну наконец-то, — хмыкнул командир, по-отечески растрепав мальчонке волосы, когда тот всё же смог вырваться из богатырских объятий Элис. — Я уж думал, мы до вечера с этим провозимся. Спасибо за гитару, сестрёнка. Заскакивай на базу, если надумаешь, у нас остались конфеты.       И Марлин, растерянная и немного обиженная, осталась обнимать гитару, а моментально тающие, едва касаясь земли, снежинки злорадно танцевали, превращаясь в развивающие тщательно завитые локоны капельки воды.

***

      Кажется, неудачливое тринадцатое число решило отыграться на Марлин на следующий день. Даже логичное желание заесть горечь обиды чем-нибудь сладким оказалось неосуществимым: ни конфет, ни самой завалящей шоколадки в доме не оказалось. И на момент это показалось отличным поводом, чтобы воспользоваться приглашением, тем паче, что на базе должен бы был оставаться только Рядовой: Шкипер спешно сбежал куда-то по своим Шкиперским делам, Марлин видела в окошко, как он вылетал с базы в расстёгнутой куртке, брезгливо отшвыривая на землю неизвестно кем и зачем бережно засушенные белые лилии, тут же разлетевшиеся тысячей сухих кусочков.       Тяжёлая железная дверь воровато скрипнула, когда девушка мышкой просочилась внутрь, и Рядовой на мгновение отвлёкся от телевизора, где прыгали цветные нарисованные лошадки, и, увидев гостью, приветственно махнул рукой.       — Привет, Марлин, — искренне улыбнулся он, и девушка внезапно поняла, что рядом с улыбающимся солнышком грустить и обижаться не получится даже в ненастный зимний день.       — Виделись, — осторожно отозвалась она и улыбнулась в ответ, словно извиняясь за прозвучавшую резковато реплику. — Шкипер говорил, у вас конфеты оставались, не угостишь?       — Возьми на столе, на кухне, — кивнул мальчик, не желая отвлекаться от просмотра любимого мультфильма.       Марлин даже почувствовала облегчение от этих слов. На кухне, на расстоянии от сгустка чистого позитива и веры в человечество, можно будет снова заняться саможалением, обвинить во всех неприятностях одного-единственного самонадеянного бесчувственного… И, разумеется, спокойно поесть конфет со сливочной начинкой, которые обычно успевал умять из коробки ассорти обожающий их Рядовой.       Ровно обвинение во всех грехах человеческих и полкоробки конфет спустя, Марлин почувствовала себя чуть менее обиженной несправедливостью мира, и мир, разумеется, поспешил продемонстрировать ей, как она ошиблась. В галантно придержанную дверь настоящей птицей-феникс впорхнула рыжая — отчего-то всплыло в голове упомянутое Шкипером с утра «сеньорита», и от одного вида сияющих глаз Шкипера на душе стало так невыносимо тошно!       И хоть Китка вовсе не была против присутствия Марлин, да и Шкипер был рад, что соседка заглянула на огонёк, Марлин всё же решилась уйти, забрав с собой, однако, ещё коробку шоколадного ассорти. Карие глаза Китки с солнечными искрами сверкнули пониманием и сочувствием, но останавливать готовую чуть ли не зареветь девушку она не стала. Всё было понятно и без слов…

***

      На скамейке возле штаба обнаружился несчастный до ужаса Ковальски, усердно мёрзший и смоливший явно не первую и не последнюю за время усиленного сидения сигарету.       — Не получилось? — с сочувствием и каким-то затаённым удовлетворением оттого, что не везёт не ей одной, спросила Марлин и тут же устыдилась собственных мыслей. Муки совести стали ещё сильнее, когда учёный поднял на неё усталые и невероятно беззащитные глаза. — Идём ко мне, — тут же безапелляционно заявила Марлин, готовая загладить вину за не сказанные, но подуманные слова. — У меня чай есть и конфеты. Всё лучше, чем на улице мёрзнуть.       Очевидно, Дорис отказала несчастному влюблённому, не стесняясь резких выражений, так как Ковальски даже не стал спорить и, ссутулившись, покорно побрёл вслед за Марлин.       Отогретый и напоенный чаем, Ковальски немного отошёл и внезапно сорвался. Он метался по крохотной кухоньке, размахивая длинными руками под аккомпанемент тоскливых переборов струн и то и дело угрожая что-нибудь обрушить, и долго распинался о лживости прекрасных голубых глаз. Наконец, окончательно раздавленный, Ковальски, как подкошенный, рухнул на стул и с бессильной надеждой вцепился в горячую кружку, словно утопающий в соломинку.       — Она ведь никогда не согласится? — едва слышно спросил он.       Марлин тактично промолчала, но учёный и не нуждался в её ответе.       — Не согласится, — убито подтвердил он. — О, ну почему я не могу понять, как мыслят!..       — Никаких экспериментов на мне, — мрачно отрезала Марлин, когда Ковальски вперился в неё взглядом, полным отчаянной надежды. — Я не люблю, когда в меня тычут электродами.       — Да какие электроды, Марлин! — отмахнулся учёный. — Я просто хочу понять ход мыслей у особ противоположного пола, раскрыть тёмные алгоритмы принятия ваших странных и ничем не обоснованных решений.       — Мда. Прелестно, — убито буркнула девушка. — Ничем не обоснованные, да? Знаешь, Ковальски, я, пожалуй, откажусь.       — Марлин! — в отчаянии вскричал тот. — Пожалуйста! Ты не понимаешь: я должен, обязан, просто приневолен понять, почему она отвергает меня раз за разом!       — Быть может потому, что никто уже не использует слово «приневолен»? — логично предположила Марлин, однако уже осознавая, что бой проигран. — Ладно, что от меня требуется?       — Просто расскажешь что-нибудь, а я буду анализировать твою мозговую активность, — взвился учёный. — Идём в лабораторию!       — Я точно об этом пожалею. — Марлин тяжело вздохнула, а Ковальски с неожиданной силой уже утаскивал её на улицу, не дав даже положить гитару.

***

      Этот день просто не мог стать ещё хуже. К такому выводу Марлин пришла, увидев, как Шкипер вновь придерживает дверь перед на этот раз выходящей Киткой, сжимавшей в руках пышный букет алых роз — не чета одиноким розочкам для не менее одиноких сеньорит. Джентльмен чёртов! Вот для Марлин ни разу дверь не придержал! Даже когда сам звал в гости, всегда проходил первым, только что дверью перед носом не хлопал. Эдакое вежливое «хочешь — заходи, а не хочешь — свободна».       Ну конечно, с горечью подумала девушка, куда уж ей, низенькой, с по-детски пухловатыми чертами лица, тягаться с Киткой. Вот та уж точно настоящая сеньорита. Хищная грация в каждом движении, отточенные, завораживающе плавные жесты, равно способные приласкать и свернуть шею; живое пламя — и захочешь поймать руками, да обожжёшься. Ну как мог устоять перед такой не представляющий жизни без опасности командир? Никак, убито подвела итог Марлин. Не мог и не устоял. Вот и придерживает теперь перед ней двери. А Марлин? А она всегда была, есть и будет никому не нужной «сестрёнкой»…       Вот именно об этом, не удержавшись, и поведала учёному Марлин после его просьбы сказать что-нибудь, что действительно её волнует, а тот, казалось, ничего и не услышал, заворожённо глядя в меняющий цвета экран. Струны рассерженно взвыли, злые от невнимания, и предатель-гитара отправилась за спину, благо, позволял широкий ремень.       — Почему всё так? — грустно спросила девушка у пустоты.       — Поразительно! — откликнулась пустота голосом Ковальски. — Невероятно! Я просто гений!       — Раз гений, объяснил бы мне, что делать, — недовольно проворчала Марлин и неожиданно получила ответ.       — Меньше расстраиваться из-за пустяков и заняться логическим мышлением, — предложил учёный. — Отправной точкой твоих мыслей стало суждение, что Шкипер не ценит твоё общество, потому что не придерживает тебе дверь, так?       — Ну да, — кивнула Марлин, — но дело ведь совсем не в этом…       — Началось всё с этого. — Ковальски упрямо качнул головой. — Так вот, это суждение в корне неверно. Если бы он не ценил тебя, вообще не пускал бы на базу. Демонстрирую: Шкипер! — неожиданно крикнул Ковальски так пронзительно, что девушка съёжилась, с трудом подавляя желание зажать уши руками. — Джулиан пришёл!       — Код девять-семь-двенадцать активировать! — рявкнул из глубин базы голос командира.       Тяжёлая железная дверь внезапно мощно закрылась сама по себе, подчиняясь устной команде, и если бы на пороге и впрямь стоял неуёмный тусовщик, он имел бы все шансы остаться со сломанным носом.       — Перед тобой хоть раз захлопнули дверь так? — хмыкнул учёный. — С этим закончили, Шкипер тебя ценит. А вот насколько — уже другой вопрос.       — Не очень высоко, судя по всему, — шмыгнула носом Марлин.       Словам учёного хотелось верить, но упрямый червячок в груди твердил, что всё обстоит совсем иначе.       — И снова неверное суждение, — фыркнул Ковальски. — Марлин, что Шкипер ценит больше всего? — неожиданно спросил он.       — Ядерные боеголовки? — наудачу предположила девушка.       — Сегодня просто не твой день. — Ковальски потёр лоб. — Больше всего Шкипер ценит доверие. Запомни, он терпеть не может поворачиваться к кому бы то ни было спиной. После бессонной ночи он со своей паранойей даже меня и Рядового обходит по дуге. К тому же, у нас военная база. Как думаешь, какова вероятность напороться на неприятно-опасный сюрприз?       — Выше средней? — осторожно спросила девушка.       — Я бы сказал, намного выше средней. Раз в пятьсот примерно. — Снисходительно взглянул на неё учёный. — Если Шкипер поворачивается к тебе спиной и идёт первым, то уж точно не потому, что тебя не ценит, поверь.       — Что же он сеньориту свою так не ценит? — ядовито заявила Марлин.       — Как по твоему, командир элитного воздушного десанта сможет увернуться от летящей ей в лицо неожиданности? А ты? — уточнил Ковальски. — Есть ещё глупые вопросы?       — Почему меня нет в списке одиноких сеньорит? — плюнув на гордость, спросила Марлин. — Я тоже хочу! Всё лучше, чем быть сестрёнкой…       — Это что ещё за еретичка?       Марлин ойкнула и подпрыгнула на месте. В дверях лаборатории, опершись плечом на косяк, стоял криво усмехавшийся Шкипер.

***

      — Ну кто сказал тебе эту глупость, что сеньоритой быть лучше, чем сестрёнкой? Плюнь ему в лицо! — категорически заявил Шкипер.       Марлин красноречиво ткнула во флипчарт с нарисованным списком преимуществ.       — И что? — не стушевался командир. — У сестрёнок намного больше возможностей.       — И каких это? — горько фыркнула девушка.       — Не веришь? — хитро прищурился командир. — Рядовой, бросай своих лунорогов! У нас новая миссия, парень!       — Во-первых, — наставительно начал Шкипер, постукивая по рисунку букета роз, — сеньоритам полагаются скучные мёртвые цветы в строго нормированном количестве. А вот для сестрёнок в этом штабе заготовлено кое-что получше.       Почти полуметровый гибискус с ещё тонким, но уже начинающим древеснеть стволом выпустил целых пять ярко-алых цветов, живыми сердцами пульсировавших на ветвях.       — Дотащить поможем, — заверил Шкипер, победно наблюдая, как соседка, затаив дыхание, рассматривает бережно придерживаемый ладонями махровый цветок. — И желательно бы сделать это прямо сейчас, пока на нём впопыхах не поставили какой-нибудь эксперимент. Я его не для того неделю от нашего шизика прятал. Но если уж тебе так хочется букет, то… — Оставшиеся розы в количестве шести штук были несколько потрёпаны, а шипы красовались на стеблях, но они всё ещё оставались розами. Выбрав самую крупную, командир решительно откусил колючий стебель, чуть поранив губу, и вставил цветок Марлин за ухо. — Всё для любимых сестрёнок, — подмигнул он. — Во-вторых, — указующий перст переместился на нарисованную коробку конфет, — сестрёнкам по праву полагается всё сладкое, что есть на базе, кроме одного-единственного леденца-на-особый-случай Рядового. Так что наши конфеты в твоём распоряжении всегда, а не только в дурацкий праздник. Тем более, ты и сама знаешь, где они лежат. В-третьих, от штампованных открыток и никому не нужных поделок для старых дев сестрёнку защищает надёжный антиспам имени Меня Великого! — Красный маркер безжалостно вычеркнул два аккуратных рисунка. — Вместо этого у сестрёнок будет приличный подарок.       Золотистый браслет блестел из алого футляра чарующими глазами зелёных камней, так похожих на её собственные. Алпониты скорее всего, природные стразы, а не изумруды, но какая разница?       — Что там ещё Ковальски говорил? — подмигнул Рядовому командир?       — Кино, рестораны и закаты, Шкипер, — радостно ответил паренёк.       — Значит, кино, — кивнул командир. — И не надейся на ту слезливо-сопливую дрянь, солдат, сестрёнки заслуживают лучшего.       Прошло всего полчаса взрывов, полётов, бешеной езды на угнанных машинах, но Марлин чувствовала себя такой же усталой и довольной, как если бы в очередной раз ввязалась в приключение безбашенных агентов. Примерно к середине фильм затянул даже Рядового, до этого дувшегося, что его не пустили на «Сотни лунных вечеров», чтобы, по выражению Шкипера, не засорять неокрепший разум юнца романтической чушью. Из кинотеатра все трое вышли с немного покрасневшими глазами, полные впечатлений и готовности на подвиги. Краснеющие солнечные лучи отражались в зеркальных окнах высотки.       — Закат, Шкипер! — воскликнул Рядовой. — Его не будет видно из-за зданий!       — Жалко, — искренне огорчился командир. — Какое-то неполное доказательство получается. И в ресторан забежать не успеем… Рядовой, ты как? Полторы мили в максимальном темпе осилишь?       — Я не осилю, — с опаской предупредила Марлин. — Сеньорит носят на руках, а сестрёнок… — Шкипер ловко подхватил девушку, и она, пискнув, вцепилась ему в плечи, оказавшись заброшенной на спину, словно рюкзак. — Рядовой, считай, что это соревнование. Полторы мили по прямой; я с разгрузкой, на тебе стратегическая точка шестнадцать, задача семь. Курс на Эмпайр-стейт-билдинг. Старт!       Как бы ни трудились сценаристы и режиссёры, как бы ни изворачивались с эффектными сценами и спецэффектами, пятиминутная гонка на спине Шкипера, то бежавшего, то запрыгивавшего на крыши автомобилей и перескакивавшего с одного на другой, и лёгкий бег Рядового, юрко шныряющего то справа, то слева и издающего восторженные вопли, не шли ни в какое сравнение с недавно просмотренным боевиком, превосходя его по зрелищности в разы. А может, дело было в том, что Марлин и сама являлась участницей событий, с визгом пригибая голову, когда её грозил снести один из низких светофоров, и крепче вцепляясь в плечи с перекатывающимися под ними узлами мышц во время особенно головокружительных трюков. А уж визгу девушки, когда Шкипер, спрыгнув с автобуса и спружинив о навес какого-то мелкого магазинчика, взлетел вверх, как ей показалось, на пару этажей и полетел обратно спиной вниз, позавидовала бы и баньши.       Волновалась Марлин не столько за себя любимую, сколько за гитару, так и забытую за спиной и периодически напоминавшую о себе неудобством. Командир, однако, смягчать своё приземление о наездницу даже не думал и, выстрелив невесть откуда вытащенным тросомётом ввысь в лучших бэтменовских традициях, вскоре сноровисто карабкался ввысь, напоминая теперь уже то ли человека-паука, то ли сильно потерявшего в размерах Кинг-Конга. Марлин оставалось только крепче вцепляться в единственную опору и испуганно жмуриться, насыщая организм адреналином.       — А где Рядовой? — поинтересовалась девушка где-то на уровне двадцатого этажа, когда затаённое опасение, что Шкипер свалится, окончательно исчезло, и дикий ужас уступил вакантное место азарту и восторгу.       — Выполняет задачу семь на стратегической точке шестнадцать, — отозвался командир. — Догонит нас на уровне пятидесятого этажа или получит взбучку за медлительность. А если справится до сорок шестого, то побьёт предыдущий рекорд.       — Так вы такое не в первый раз проворачиваете? — поразилась Марлин.       — А как ещё бойцов тренировать? — Шкипер чуть пожал плечами, и девушка судорожно вцепилась в него, наверное, оставляя синяки. — На самом деле, это не совсем стандартный маршрут, но пару раз в месяц мы бегаем и здесь.       — А какой стандартный? — поинтересовалась Марлин.       — На метро в Бруклин за макгафиумом-239. — Шкипер фыркнул и мотнул головой, всем своим видом выражая презрение к необходимости постоянно таскаться за редким реактивом. — О, Рядовой закончил выполнение задачи, — прищурился он, зорко глядя вниз, где лохматая фигурка также начала восхождение на Олимп. — Надо поднажать. Ещё не хватало, чтобы он догнал меня до сорокового.       Марлин тоже посмотрела вниз и немедленно об этом пожалела. Хотя командир вряд ли удивился усилившейся хватке, когда увеличил скорость подъёма почти в два раза.       — Задание выполнено, Шкипер, сэр, — пыхтя, отчитался парнишка, догнав, наконец, не желавшего уступать командира. — Отличная работа, Рядовой, — похвалил его тот и, шумно выдохнув, умудрился на мгновение высвободить одну руку, чтобы вытереть со лба пот. — Новое задание: две минуты на завершение восхождения.

***

      Гитару, взвывшую от неосторожного удара о каменный бортик, отобрали и успокоили парой взятых аккордов. Ледяной ветер пронизывал насквозь, и девушка зябко поёжилась. На плечи ей тут же легла тёплая куртка, а на голову ласково нахлобучили сдёрнутую с Рядового шапку с помпоном, заставив парнишку накинуть капюшон.       Горячие хот-доги грели ладони, и закат над крохотным городом под ногами пылал самым настоящим костром. Шкипер весело ухмылялся, пощипывая подпевавшие его мурлыканью струны, Рядовой жался к её боку, болтая о радуге и лунорогах, а Марлин подумала, что быть сестрёнкой, в целом, не так уж и плохо.

Но за роль сеньориты она ещё поборется.