Жители говорили - если в Ньюкасл долго не приходит зима, значит, Джон Аскгласс снова влюбился и забросил все дела. С. Кларк "Джонатан Стрендж и мистер Норрелл"
Зима. Наконец-то в Англию пришла зима, думает она, кутаясь в старое черное пальто – немного потрепанное, немного великоватое, но ничего, зато удобно. Еще год назад она и не посмотрела бы на подобную вещь, но год – это маленькая жизнь. Во всяком случае, для нее. Черный цвет практичен, черный цвет немарок, черный цвет – траурен. И она будет носить этот траур до самой смерти. Чернота в сердце, чернота в душе, чернота на плечах, да не все ли вам равно, прохожие? ...А прошлой ночью она видела Кэр-Паравел. Не таким, как в последний раз – заросшие дикими яблонями и окруженные морем руины – и не таким, как в первый. В бальном зале, освещенном пламенем тысяч свечей, играла нежная музыка; и хрустальные подвески роскошных люстр отражали мягкий золотистый свет, бросая отблески на лица тех, кого она потеряла давным-давно. Невидимая для всех, она наблюдала за тем, как грациозно порхает в вальсе Люси – до чего же бережно поддерживает ее за талию смуглолицый незнакомец, похожий на юного тархана. А вот Эдмунд – его партнерша не так красива, как бывшая королева, но легкость движений и сияющие зеленые глаза явно пленяют справедливого короля сильнее любой красоты. Мимо них проносятся в танце Каспиан и Лилиандиль, молодые и прекрасные; в глазах дочери звезды ни тени грусти, а тельмарин не видит никого, кроме своей жены. В отражении золоченых зеркал она видит себя – бледную, худую женщину в темном платье, длинные черные волосы которой туго сколоты на затылке. Ненакрашенные губы скорбно сжаты, между бровями морщина, а под глазами залегли тени – женщина в зеркале плохо спит, почти не ест и редко выходит из дома. Женщина в зеркале никогда не была королевой. Женщине в зеркале никто не дарил лук и рог. Женщине в зеркале нет здесь места. – Твое место не здесь. Питер не танцует; он подходит к сестре и становится рядом. На его лице нет ни упрека, ни злости, ни неприязни. Он ее не гонит. Питер просто констатирует факт, который, как известно, крайне упрямая вещь. – Я не могу больше, Питер. Задыхаюсь... – губы женщины-в-зеркале тоскливо кривятся. – Почему все так получилось?.. – У каждого свой путь, Сью. Ты не виновата, – мягко говорит ее брат. – Здесь все по-другому. Со временем ты поймешь... Не договаривая, он проводит ладонью по ее волосам – тем же успокаивающим жестом, как и в далеком детстве, когда над их головами «Люфтваффе» сеяли с неба смерть, а ей нельзя было плакать, потому что Люси маленькая, не надо ее пугать... Надо найти силы и жить. Вот этот путь, что вверх идет, Тернист и тесен, прям и крут. К добру и правде он ведет, По нем немногие идут... Она опускает голову, не отвечая, а древние короли и королевы Нарнии огибают ее, не замечают. Они на своей земле. А она – нет. Изгнанница. А потом наступает очередное утро, она куда-то идет, с кем-то разговаривает, совершает какие-то действия. Существует. Но сегодня в Лондон пришла зима, принеся с собой тихо падающие на промерзшую землю белые снежные хлопья, и ей почему-то хочется смахнуть с ресниц снежинки. Ведь потом они растают и, как слезы, потекут по щекам, а это очень плохо – плакать по вечерам... Она провожает долгим взглядом стаю черных ворон, крылья которых ярко выделяются на светлом зимнем небе; шутка ли, середина декабря, а снег только-только выпал, и как! За ночь метель изукрасила землю сугробами, в которые прохожие проваливались почти по колени. Снег своей тяжестью тянет вниз ветки деревьев, снег скрипит под ногами, снег искрится в неярком свете солнца. ...Так где же, все-таки, ее место?***
Тот, кто хоть день был королем или королевой Нарнии, навсегда останется им. К.С. Льюис "Хроники Нарнии"
Железо, думает он, обводя долгим взглядом расстилавшуюся перед ним панораму – с вершины одной из башен Вестминстерского дворца, где он находился сейчас, Лондон виден, как на ладони. Слишком много железа. Когда он в предпоследний раз покидал Иные Земли – а было это немногим больше ста лет назад – дух индустриальности уже витал над Англией. Тогда дух. Сейчас – полнокровный и полновластный господин. Другая - торная - тропа Полна соблазнов и услад. По ней всегда идет толпа, Но этот путь - дорога в ад... Он помнил те времена, когда на месте Лондона возвышались зеленые холмы, под которыми в земляных курганах танцевали его будущие подданные. В лесах бродили дикие черные кабаны, а по дорогам ездили запряженные свирепыми, не привыкшими к повиновению конями колесницы. Тогда и он сам был, как они – неприрученный и свободный потомок нормандских королей, вознамерившийся вернуть владения своих предков. И он-таки заставил Англию себя полюбить: она, как и женщина, желала, чтобы ее покорили. Пусть даже он тогда являлся всего-навсего... Вороненком. Безымянным рабом. Учеником Оберона. И христианином. ...Но все же мир сильно изменился. Металл победил, магия загнана в темный угол – эти люди губят себя сами. Для того, чтобы убить кого-то с помощью магии, нужно приложить определенные усилия; а, увидев гору покореженной стали на залитой человеческой кровью железнодорожной станции, он снова убедился в том, что его подданные были тысячу раз правы. Они не зря покинули эти проклятые земли – магия может навредить лишь целенаправленно, но неразумному железу все равно, кого убивать. Людям, впрочем, тоже. Куда подевались его бесстрашные гордые соотечественники? Эти, затравленные и запуганные, измученные, с согнутыми шеями и потухшим взглядом, были их жалкими потомками. Даже если на их глазах он заставит небо говорить, им будет все равно. Они своим глазам верить не будут. Та Англия, которую он знал и любил, была девой-воительницей в золотом шлеме – Палладой с боевым рогом в руках. Эта же походила на солдатскую вдову, днями и ночами трудящуюся у станка, чтобы прокормить детей – она стала жалким подобием самой себя. Этим же вечером вернуться домой, решает он, холодно окидывая взглядом заводские трубы, из которых валил густой дым. И тогда, на противоположном берегу Темзы, совершенно неожиданно он замечает ее, медленно идущую вдоль кованой ограды парка. Незнакомку в черном. Женщину с прямой спиной, плавной походкой и абсолютным, невиданным одиночеством в глазах. И откуда, интересно, в этом паршивом, пропахшем машинным маслом и порохом мире, появилась такая красота? Она не была похожа на прочих девушек, которых он встречал на улицах Лондона в эти дни. Среди них попадались и красивые, и веселые, и неглупые, и достойные, но все они, без сомнения, являлись детьми своего времени – даже в их смехе, казалось, звучал шорох автомобильных шин. Но эта женщина была другой. В ее движениях чувствовалась неосознанная грация царицы, осматривающей свои владения, и даже старое черное пальто на ее плечах выглядело, как роскошная мантия. А отрешенный взгляд ее серых глаз глубиной своей странно диссонировал с юным лицом – ему подумалось, что в этом они с женщиной похожи; почему-то стало странно весело. (Издревле эльфы похищали англичан и англичанок, заточая их в высокие башни из хрусталя). В конце концов, он заслужил трофей. Если сегодня в Англии и появится волшебная дорога, то на нее ступят изящные ноги этой странной незнакомки.***
Погруженная в свои мысли, она не замечает, как незаметно, но неотвратимо меняется вокруг нее мир. Исчезли башни Вестминстерского дворца, уступив место громадным стволам вековых дубов; Темза потекла вспять и разрослась мощным потоком, выйдя из берегов, вмиг покрывшихся речной галькой; дороги, по которым только что неслись куда-то машины, стали лесными тропами. И только снег остался прежним – белым, искрящимся, холодными мелкими бриллиантами оседающим на волосах. Зачарованная, она идет по этому снегу, сама не зная куда. Может быть, навстречу желтым огням, мерцающим среди еловых ветвей, а может, туда, где мальчик в красном колпаке играет на свирели нежнейшую в мире мелодию... А здесь, в развалинах древнего храма, где минуту или вечность назад стояла Трафальгарская площадь, ей улыбается бронзовая статуя языческой богини, и легким движением покрытой патиной руки поправляет рубиновое ожерелье на шее... Но в глубине души она знает, куда идет. А под скалой чудесный грот, Что папоротником зарос, Там путь в Эльфляндию ведет, Где ждут нас клумбы белых роз. И не удивляется, когда из-за деревьев выходит незнакомец и протягивает ей руку. В черных волосах его серебряным венцом мерцают снежинки, а на бледном лице сияют светлые глаза. – Добро пожаловать, Сьюзен. Она молча улыбается и вкладывает в его руку свою ладонь – медленным, царственным жестом. У каждого – своя дорога. Платиново-белые лунные лучи отражаются в ее гладких волосах, как драгоценная корона.