- Тебе скажут: «Камень не тонет». Ты поверишь? - Нет. - Тебе скажут: «Снег выпал». Ты поверишь? - Да. - Видишь, ты веришь только тому, что хоть раз видел собственными глазами. - Наверное. - А если тебе это скажет человек, которому нельзя не поверить? - Поверю… - Так значит нужно верить не глазам, а сердцу!
Я не верю авторитету. Я верю своим глазам и чувствам. Я могу поверить во все, если захочу. Я уже говорила, что привыкла не удивляться. Я привыкла не удивляться своим чувствам, чужим реакциям, словам и чему-то, во что никто больше не поверит. Я верю своим глазам, своему сердцу и ощущениям. Это не раз спасало мне жизнь. Достаточно поверить, что перед тобой есть стена, и она там появится, неплохо, да? Я не люблю точные определения потому, что когда-то мне сказали: «Это лишь твоя разыгравшаяся фантазия. Призраков не существует». Увы, они существовали и конкретно так портили мне жизнь. Я творила плохие вещи. Однажды я убила человека. Я не хотела, чтобы так вышло, но от меня ничего не зависело. Тогда я ещё не умела формулировать свои желания прежде, чем подкреплять их какими-либо усилиями, жертвами. Я отдала много сил, не своих, чужих, на осуществление такого мелкого желания, как желание того, чтобы ненавистный учитель пропустил урок. Она пропустила урок. Уехала к сестре. Умершей сестре. Она умерла за день до урока. Я виню себя в той смерти. И хотя мне говорили, что это лишь совпадение – я не верила. Смерть никогда не бывает совпадением. А если ты помог осуществиться смерти – ты убийца. И вряд ли кто-то ещё узнает об этом. Ты не совершил ничего противозаконного. У нас в стране законом не возбраняется исполнять свои желания. У нас не возбраняется законом убийство, если оно не было совершено ничьими руками. Физически. Я творила хорошие вещи себе во вред. Стягивала чужую боль, чужие страдания. Ощущала физическую и эмоциональную боль каждой клеточкой своего тела. Однажды я подселила на знакомую фантом. Кусочек себя, который избавлял её от кошмаров, боли и неприятностей. Но нельзя так просто от чего-то избавиться. Я не умею «душить» неприятности, я умею перетягивать их на себя. Это называют откатами, называют расплатой… Расплатой за что? За добро? Когда я убила человека, мне не было ничего, а когда я стягивала чужую боль, я страдала сама. Не потому ли в мире так много злых людей? Я жила, как умела. Ровно до тех пор, пока меня не позвали к себе. Теперь я являюсь своим друзьям и знакомым во снах. Некоторым – в кошмарах. А за кем-то хожу по пятам. Это так трудно, быть влюбленной, будучи уже мертвой. И до тех пор, пока не найдется уникум, который освободит меня и даст переселиться в новое тело, я буду ходить, привязываясь к людям, которые меня видят. Я жила так, как хотела, до тех пор, пока не свихнулась от криков в моей голове. Они тянули ко мне руки и шептали… Сашенька… Александра… Я возненавидела свое имя. Они царапали мою кожу, шипели… Скульптор… Они перебирали мои волосы ледяными пальцами, целовали мои ноги полуразложившимися губами и, пресмыкаясь, скрипели… Баронесса… Я возненавидела свои имена и умерла, оступившись, не поверив, что передо мной дорога. Теперь у меня нет имени и я всего лишь дух, который ждет спасения.Часть 1
14 февраля 2015 г. в 00:38
Я привыкла жить в мире, где на сотни человек вокруг никто не замечает того, что вижу я. Я никогда не остаюсь одна. Я не одинока. Кто-то скажет, что мне повезло, но я так не считаю. Очень трудно заниматься собой и наслаждаться жизнью, когда тебя с самого детства донимают те, кому не следовало бы находиться в этом мире. Очень трудно наслаждаться тишиной, когда тебе на ухо шепчет истории призрак твоей бабушки. Очень трудно смотреть на учителя серьезно, когда какой-то дух корчит рожицы рядом с ним. И практически невозможно оставаться нормальной. Меня считают странной. Кто-то считает, что мне давно пора в психушку, но есть те, кто лишь походит и тихонько говорит: «Не бойся, ты не одна».
Я люблю гулять. На улице слишком много мертвых, но я уже привыкла к этому. Мертвые вьются вокруг тех, кто их видит. И вокруг тех, кто их чувствует. Надеются на помощь, доставляя жутчайшие неудобства. Я люблю людей. Живых людей. Впрочем, нелюдей я тоже люблю. Я люблю неприятности. Возможно я мазохистка, но я регулярно суюсь в непонятные места, кишащие непонятно чем. В своей короткой жизни я видела очень много странных вещей и совсем отвыкла удивляться.
У меня много друзей. Хотя нет, не так. У меня много знакомых. Я теряюсь в их компании. В компании, где у каждого второго цвет волос выбивается из общих понятий «нормального». В компании, где у каждого третьего на лице прокол, а у каждого десятого на теле татуировка. Я теряюсь в компании столь ярких людей, меня не замечают. Я привыкла, хоть это и до безумия обидно, но это играет мне на руку. Мало кто станет присматриваться к серенькой мышке в столь яркой компании.
Узнать кто я – достаточно просто. Загляните в мой паспорт, и вы увидите стройные буквы моего имени. Александра Серенова. Серое имя, серая фотография. В четырнадцать лет очень немногие настолько ярки, чтобы получиться на фотографии как-то так, чтобы тебя запомнили. Сейчас мне шестнадцать и вы никогда не услышите моего имени от моих друзей. От учителей, одноклассников, врачей – пожалуйста, от друзей – никогда . Меня могут называть Скульптором, могут называть Баронессой. Зависит от того насколько хорошо меня рассмотрели. Баронессой меня называют мертвые. Скульптором – живые. Эти имена можно назвать кличками, прозвищами, а можно и просто именами. Кличку Скульптор я обрела до безумия банально. Я хорошо леплю фигурки. Хорошо вырезаю по дереву. И я очень люблю этим заниматься. Баронессой меня прозвали из уважения. Мертвые умеют подбирать имена. Если когда-нибудь у меня будут дети, то выбирая имя, я обращусь к мертвым. Жаль, что моя мать не сделала так. Возможно, тогда бы по миру ходила бы какая-нибудь Аполлинария Серенова. Но я довольна теми буковками, теснящимися в строке «имя» в моем паспорте.
Узнать кто я на самом деле – трудно. Вы не поверите ни единому моему слову, если вы в своем уме. Вы не поверите хотя бы потому, что трудно поверить человеку, который говорит, что перед тобой стоит не обыкновенная попрошайка, а труп. Трудно поверить человеку, который внезапно отшатывается от тени и начинает бурчать извинения. Трудно поверить человеку, который и так ничего вам не говорит. Зато можно попробовать догадаться, что у меня на уме. А если вы, к тому же, узнаете, что я могу. Я не могу все. Зато я вижу мертвых, разговариваю с ними и имею пару тузов в рукаве, в виде простейших заговоров. Я не умею летать, но смеха ради могла бы попытаться убедить людей, что умею. Я не умею швыряться молниями, зато могу вытащить человека в грозу в поле, насладиться близостью к смерти. Я не боюсь смерти, но мертвые отчего-то меня берегут. Возможно, я им нужна. А возможно они просто развлекаются, наблюдая за моими выходками.
Мой обычный день начинается с крика младшего брата о том, что мы опаздываем. Я люблю этого мелкого ублюдка. Люблю за то, что он не считает меня сумасшедшей. Но не люблю я его за разговоры о смерти. Я уже говорила, что я не боюсь смерти, я не боюсь мертвых, но я знаю, что бывает с теми, кто боится потерять человека, отдать его смерти. Я не люблю, когда он говорит о полетах. Из окна. Забавно? Ещё недавно я говорила, что не умею летать, но могу попытаться убедить людей, что умею, а мой брат умеет. Мой брат умеет летать. Вниз. Головой об асфальт с двенадцатого этажа. И только один раз. Со мной он останется, с остальными – нет.
После моего пробуждения я лениво плетусь за рюкзаком. Кидаю туда пару тетрадей и вместе с братом еду в школу. Интересное место. Для меня даже слишком. Моя школа построена на старом кладбище. О нем никто не знает, кроме таких, как я. Там много трупов. Они ходят и развлекаются. Крадут мелкие вещи, запирают замки, пишут на стенах. Да, мертвые могут делать что-то материальное. Все же слышали истории про полтергейстов? Вот. Я в школе развлекаю себя наблюдением за ними. Изредка – разговорами с ними.
В часы, свободные от школы я общаюсь. Общаюсь с разными людьми. Многие из них притягивают мертвых практически так же сильно, как и я. Они умеют делать интересные вещи. И вместе с ними я попала в место, куда попадать не стоило. Это место прямо-таки кишит историями, чудищами, мертвыми и духами. Мне было интересно их слушать, делать вид, что я их не вижу. И, конечно же, не подавать виду, что я что-то умею. И не показывать того, что я боюсь. Первое время, летом, я бывала в том месте часто, наслаждалась минутами одиночества внутри этого места, когда я закрывала глаза, съеживаясь от страха, и чувствовала их прикосновения на своей коже. Ледяные пальцы мертвецов касались моей кожи и начинали шептать свои истории мне на ухо. Мне было страшно. Но не из-за них, а из-за твари, что жила там, в том же месте. Она пугала меня, хотела убить меня. И всех остальных. Это был единственный раз, когда я попросила помощи. Попросила людей убрать эту тварь. Но ведь никогда не бывает так, чтобы меня послушались. Я ведь иногда говорю дельные вещи… Они просто заточили её внизу, разозлив, сделали её ещё более кровожадной. Но и с ней удалось поговорить. По душам. Да, тогда я просто напросто ввалилась в то место душой, сделавшись чуточку ближе всем тем тварям, что обитали вокруг. Сделавшись чуточку более простой жертвой. Я любила то место, тот дом. Но зачастую более приземленные вещи заставляют меня переставать ходить куда-либо в физическом теле. Эфемерное тело, душу, никакие законы остановить не могли. Зимой я перестала туда ходить. По мне скучали, и я скучала тоже. Мне было трудно наведываться туда часто. Я старалась не подходить близко к тому месту, потому что знала, что меня может выдернуть туда. А это не самое приятное, находиться стразу в двух местах. Я предпочитаю, чтобы мое физическое тело и моя душа находились в одном месте. Так удобнее ориентироваться.
Но бывало так, что я не могла держаться далеко от этого места. Когда не от меня зависит что-то. И сидя потом в кафешке, я понимала, что ещё чуть-чуть и меня выдернет туда. Они звали меня, скучали по мне. Мое плечо тронула моя давняя спутница. Мертвая девушка. Дух. Она умерла так давно, что язык не поворачивался назвать её трупом или призраком. Она стала духом. Она оберегала меня больше других. Часто являлась ко мне во снах и наяву. Она редко говорила со мной тогда, когда я была на глазах у людей. Она была красива. Черные спутанные волосы невероятной длины цеплялись за её драное белое платье в каких-то черных подтеках. У неё были черные глаза и длинные пальцы. Она была очень худа. Синюшность её кожи некогда меня пугала, но сейчас я научилась понимать, что оттенок синевы в коже – это ещё не самое страшное, что может быть с умершим. Моя давняя спутница давно помогала мне оставаться в себе. Учила меня быть нормальной. Казаться нормальной этому свихнувшемуся миру.
Я не люблю точные определения. Однажды я прочитала интересные строки: