Я не сдамся без бою

Красные опухшие глаза были закрыты, реснички едва заметно двигались, наверное, Катерине снился какой-то беспокойный сон. Ее голова лежала на коленках у Жени, который, не сводя глаз с костра, гладил уставшую девушку по волосам, теребя их. Она накрылась той самой белоснежной простыней, пропитанной кровью Антона, крепко сжимая ее своими маленькими кулачками. День выдался трудным. Все это время Катя плакала, успокаивалась и снова начинала плакать, раздирая руками грудную клетку и крича, рыча, захлебываясь слезами, она кидалась на военных, орала и проклинала, едва удерживаемая за руки Владом. Пыль, песок и земля летели в стороны из-за того что она пиналась и брыкалась. О каких красоте и воспитании может идти речь, если любимых людей убили? Девушка еще от смерти брата не отошла. Весь день Антон мерещился ей, иногда Катя даже забывала, что его больше нет рядом, отвечала ему что-то, тянула руку, но как только мираж испарялся, начинался новый приступ нескончаемых слез. Успокаивать девушку уже никто не пытался потому, что потом снова появлялся он и снова улыбался, внимательно смотрел и словно пытался что-то сказать. Идти было трудно, ноги подкашивались, кружилась голова, но, еще не успев потерять рассудок, девушка следовала наставлениям Влада, который просто бросал их в воздух, пустым взглядом рассматривая землю... Лишь ближе к ночи они забрели в лес, где и решили устроиться. Женя, как и обычно, развел костер, Рома притащил дров, Влад обустроил все, но никто не лежал, не разглядывал небо, не пытался разговорить Катю, некому больше. Весь вечер царило отягощающее молчание, отдающееся тяжелым черным пеплом в легких. Даже сигареты не спасут, курить нечего, все закончилось. Везде ей мерещился силуэт парня, который совсем недавно улыбался, что-то говорил, целовал, чувствовал, теперь его тело лежит там, его даже забрать нельзя, не положено. А воспоминания, которые глушат психику и сердце, все время всплывают, пожалуй, человеку настолько трудно смириться с потерей, что еще долго он не может отпустить родного человека. Образ снова улыбнулся, стоя неподалеку, у дерева. Девушка легла на ноги Жене и закрыла глаза, стиснув зубы, стараясь скорее уснуть, покатилась холодная слеза по горячей коже, намочив толстовку, которая осталась от Антона... -А помните, как мы его палочки утащили?- хрипящим голосом, с комом в горле и слезами на глазах спросил Женя, едва заметно улыбаясь. -Когда поломали?- оживился Влад и стряхнул слезу. -Да-да-да,- закивал Мильковский и отвернулся в сторону, чтобы отвлечься от слез, подступивших к глазам. -Забавно было, он тогда так ругался...- Влад подкинул горсточку веток в костер и сжал лицо между ладоней, стиснув зубы. -А я помню, как вы с Жекой ушли, а он побежал к вашим гитарам, тогда Тоха еще попросил вам не рассказывать, как он мучил ваших красоток,- Рома впился зубами в губу, щуря глаза. Костер казался размывчатым пятном из-за слез. -Вот гавнюк,- Женя засмеялся сквозь слезы, но тут же осекся. -А мне понравилось, как он на концерте кричал... Поставил всех на место,- Влад шмыгнул носом. -Да, это он умеет,- цепкие пальцы Ромы впились к ноги, сжимая кожу, заглушая боль. -А помните, как он Пенни выбирал? А... Это еще с Димой было,- Женя вздрогнул. Глушить себя воспоминаниями, причинять ими боль, сумасшедшую боль, но в то же время лечить душу... Эти воспоминания словно бальзам на душу. -Да, но это не сравнится с тем, как он куражил по праздникам,- Зайченко опустил глаза в темную землю. Все это время парня не покидало чувство вины. Это он виноват, он не уберег мелкого... Воображение снова и снова рисовало последние секунды, живого Тошика, румянец на его лице, его голос и жизнь в глазах. Горло снова словно стиснули и затянули веревкой, дышать было трудно, единственное, что помогает- слезы, которые сейчас лились рекой по щекам Влада... Его грудь стала сотрясаться от всхлипов, впервые за день он дает волю своим эмоциям. Немой крик и вздернутое к небо лицо, словно спрашивающее: «За что!!! За что, вашу мать, он?!? Ему всего ничего, он мальчишка!!!». Руки с силой сжали ребра, пытаясь сдерживать всхлипы, лицо покраснело, а за пеленой слез не было видно ничего. Он зубами схватился за кофту, пытаясь заглушить свои беспомощные крики. Наступала истерика. -Мало-о-ой,- выл гитарист,- Вернись, я тебя умоляю-ю-ю, прошу-у-у,- парень качался из стороны в сторону, чувствуя, как начинает сходить с ума. Женя держался до последнего, но память, чертова сука! Память не давала ему покоя... Его живые глаза, шепелявый голос, улыбка и бесконечные шуточки. Тоша всегда понимал Женю, они даже почти не ссорились. Всем он казался таким примитивным и пошлым, а на самом деле в этом парне помимо таланта был ум, искренность и бесконечная доброта... Он всегда умел подобрать нужные слова, всегда любил рассуждать и ненавидел войну. Губы сжались в тонкую полоску, но уже не в силах были сдерживать слезы, которые соленым потоком полились из глаз, капая на волосы спящей девушке, которые Женя перебирал по прядям, пытаясь успокоиться. Рома с Тошей был всего-то ничего, кажется... А уже два года прошло... Парень шмыгнул носом, на лице появилась улыбка, такая, какая бывает у безумцев. Бешеная улыбка и стиснутые зубы. С губы пошла кровь, парень слишком сильно впился в нее зубами. Сумасшедшая улыбка и потухшие глаза, нет сил осознать то, что случилось... -Я помню, как в туре он клеил девушек...- Женя набрал в легкие больше воздуха, чтобы прекратить очередной приступ,- Мелкий еще такой, сколько ему там было?... Шестнадцать!- он грустно улыбнулся. -Ага, забавно тогда вышло с морем, когда он пошел купаться и увидел девушку, понравившуюся ему, перевернул матрас с тобой,- Влад усмехнулся, утирая слезы. Так странно, совсем не стыдно сейчас показать свою слабость, и нет никаких возгласов «мужчины не плачут!». Да, мужчины не плачут, они лишь избавляются от боли и груза, отягощающего сердце. - А помните, как корчил рожи интервьюеру, пока тот не видел?- Рома включился в беседу, роя палочкой землю. -Боже, мне казалось, что нас выгонят...- Женя вскинул брови и закачал головой. Наступило молчание, снова гнетущая тишина, убивающая сознание изнутри, от нее не скроешься, не денешься, она внутри тебя и бежать бесполезно... Бежать от себя бес-по-лез-но. -Темная ночь... Только пули свистят по степи,- запел Женя. -Только ветер гудит в проводах,- подхватил Рома. -Тускло звезды мерцают,- шепнул Влад. -В темную ночь, ты, любимая, знаю, не спишь... И у детской кроватки тайком, ты слезу утираешь,- борясь с комом слез в горле пропел Мильковский, вспомнив, что эту песню они уже пели у костра, сидя с Тохой. Булахов вздрогнул от мурашек, он больше не пел, лишь слушал Женю, как и Влад, гитарист затих. Катя слышала последние слова, девушка уже проснулась к тому моменту, считая глубокие вдохи и выдохи Жени, ровно пятьдесят три, она вздрогнула и, наконец, привстала, давая знать о том, что теперь в их компании. Хотелось плакать, снова и с бешеной силой, но сил то уже не было... Сил вообще не осталось ни на что совершенно. Тихонько потрескивал костер, вокруг него кружились мошки и мотыльки, которые, опаляя крылышки, падали и сгорали... Где-то в гуще леса был слышен гул ночных птиц, а на небе уже во всю светили яркие звезды, воздух такой чистый. Девушка разжала онемевшие пальцы, держащие край рукава толстовки и простынь, на ладонях осталась его кровь, отпечатавшись коричневым пятном. Катя уже хотела заплакать с новой силой, но поняла, что не может этого сделать, просто не получается, хотя так хочется избавиться от камня на сердце, который снова и снова рос... -Выспалась?- хриплым голосом поинтересовался Женя и кашлянул. -Так себе,- девушка поморщилась, отметив для себя то, что нужно будет лечить Мильковского, как только они выберутся, ей отчетливо было слышно то, что это не просто кашель,- Не спи сегодня на холодной земле, подстели что-нибудь, иначе еще сильнее заболеешь,- без каких-либо эмоций сказала она и заняла сидячее положение, уткнувшись подбородком в коленки. Мильковский кивнул и снова закашлял, стараясь скрыть свой нездоровый вид за улыбкой. -Я не знала, что вы музыканты,- пресным голосом сказала Катерина. -Странно, я думал, что мы говорили,- абсолютно так же ответил Влад, прикрывая глаза и слушая треск костра. -Спой?- девушка обратилась к Жене. -Что спеть?- шумно сглотнув спросил он. -Что пожелаешь,- Катя безразлично мотнула головой и снова устремила свой взгляд на костер. -Расцветали яблони и груши,- тихонечко запел Женя, обычно, «Катюшу» поют весело, но не сейчас, тихо, шепотом Мильковский вытягивал каждую ноту, наполняя их всей своей болью и тоской, накопившейся в груди, он никогда не чувствовал такой опустошенности внутри,- поплыли туманы над рекой... Выходила на берег Катюша... На высокий берег на крутой. Катя проглотила ком слез, вспоминая, как раньше Женя дразнил Тошу этой песней, больно и тепло одновременно ей сейчас было. Снова в голову лез образ. «Оставил всех нас, без защиты, словно обнаженных воинов на поле боя даже оружия нет... Нечем бороться... Вернись, умоляю». Костер потрескивал, сливаясь с тихим, хриплым голосом Жени, он будто подпевал ему. Песня стала похожей на вой, тихий плач... Темное небо стал окрашивать красный пласт света. Рассвет. Он стоит этого. «Выходила на берег Катюша, на высокий берег на крутой...»