Лекарство для души

Звук дождя отзывался эхом, гуляя просторными тихими коридорами, заполненными запахом свежей травы и сырой земли. В доме Элронда действительно было необыкновенно тихо с тех пор, как с очередного патруля вернулось лишь чуть больше половины воинов, большинство из которых были серьезно ранены. Эльфы не собирались после захода солнца в Зале Огня, не танцевали, не звучали в древних залах их звонкие песни. Смывая с рук чужую кровь, Элронд безмятежно глядел, как алые струи расплываются по прозрачной поверхности. Также и бессмертная жизнь одного из эльдар уплыла в мир иной менее часа назад. Воин умер на руках у своего лорда, который пытался спасти его жизнь. — Милорд, — Элронд повернул голову на звук чужого голоса, встретившись с обеспокоенным взглядом Линдира, — Вы должны отдохнуть, милорд. Взгляд Владыки Ривенделла остановился на ладонях эльфа, что держал в руках поднос с чистыми повязками и лекарственными травами. Эти руки созданы для того, чтобы перебирать струны арфы и плести ласкающие слух мелодии. На какое-то мгновения лорд нолдор ужаснулся, представив эту белую кожу багряной от крови. Элронд поспешил забрать поднос с лекарствами у менестреля и отставить его в сторону. Больше он никогда не позволит ему ассистировать в лазарете, не позволит осквернить руки, творящие музыку, кровью. В спальню они шли также молча. Линдир не проронил ни слова, пока дверь за ними не была наглухо заперта. — Вы изнуряете себя, милорд, — тихо произнес менестрель, опускаясь на кровать подле своего повелителя. Глаза эльфа следили за движением каждого мускула на лице Элронда, губы дрожали от пережитого ужаса и волнения за их владыку. — Я никогда не привыкну к этому, — отозвался наконец Элронд. — К смерти. — К этому невозможно привыкнуть, милорд. Эльдар рождены, чтобы жить вечно. — Спой. Для меня. Внезапная просьба не удивила Линдира, она прозвучала не впервые. Тишину спальни нарушило лишь тихое шуршание бархатной ткани, когда эльф молча кивнул и встал с кровати, направляясь в глубь комнаты. Серебряная арфа идеально ложилась в ладони Линдира. Элронд лишь ему позволял касаться этого инструмента. Арфа была памятью о приемном отце, прославившимся величайшим певцом среди нолдор. Элронд считал, что никогда не услышит голоса равного Маглору. Считал, пока не услышал его — Линдира. Прекрасная Песнь. Это имя так шло молодому менестрелю. Пальцы эльфа коснулись струн и музыка полилась из-под них, словно тихий летний ручеек. А затем зазвучал голос. Голос Линдира ничем не напоминал пение Маглора. Голос Канафинвэ был глубоким и громким, голос Линдира — мягким и звонким, но не менее прекрасным. Когда песня стихла, Элронд открыл глаза, возвращаясь из собственных воспоминаний в реальность. — Милорд, — вновь развеял давящую тишину приятный голос менестреля. — Может, вам следует принять какое-то лекарство… Элронд протянул руку, желая коснуться каштановых волос, что напоминали самый дорогой шелк. В последний момент целитель остановился, его ладонь, привыкшая сжимать не только перо и пузырьки с лекарственным зельем, но и меч, коснулась белой кожи. Элронд не мог отказать себе в этом — не мог не коснутся этих ладоней с длинными тонкими пальцами, что творили столь дивные мелодии. Поддавшись вперед, он поднес к губам руку менестреля, запечатав на ней поцелуй. — Ты — мое лекарство.