Soul 4 Sale

Simon Curtis – Soul 4 Sale

В клубе не продохнуть. В аду и то свежее, со знанием дела отмечает Крис и проталкивается к бару. Там народу поменьше — вечер близится к концу. В ушах, пульсацией сотен пьяных сердец, отбивает свой ритм дабстеп. Крис дуреет от мелодии, но отключить звук не решается: ему нужно поговорить с Ченом. Тот занят приготовлением какого-то убойно-синего коктейля для кислотной блондинки. Ее потное лицо обращается к Крису, когда он опускается на соседний табурет и взглядом привлекает к себе внимание бармена. Чен жестом показывает, чтобы дождался своей очереди, и заканчивает смешивать выпивку. Девчонка облизывает сухие от бесконечных сигарет губы и улыбается. Крис усмехается в ответ, приглядывается. Возможно, будущий клиент. Таким дурочкам стоит лишь посулить муженька с яхтой, и они продадут не только душу. Впрочем, остальное Криса мало интересует. Сейчас ему нужна она — грязная, изгвазданная в отбросах жизни душонка. В другое время он бы на такой товар не позарился, но… ему нужна эта штука. Очень нужна. Так нужна, что он готов вгрызться в горло первому встречному, лишь бы утолить жажду. Хотя и это не поможет — от обычной крови тянет блевать сильнее, чем от запаха в катакомбах четвертого уровня. Крис зависает на губах девчонки, принюхивается. Святостью от нее точно не пахнет. Дешевые духи, дешевые сигареты, дешевая душа, обернутая дешевым телом. — Что будешь? — Чен возникает перед Крисом; стакан с синим ядом перекочевывает в дрожащие пальчики. Девчонка отхлебывает немного, морщит исправленный хирургом нос и, прикрыв ладонью рот, отрыгивает. С нее достаточно. Не только выпивки. — Как всегда, — Крис неразборчив в напитках. Пиво – самое то: и дешево, и голова светлая. В его работе это неоценимый плюс. Многие демоны об этом забывают и спьяну заключают такие сделки, что в страшном сне не приснится. А уж они в этом толк знают… Чен ставит перед ним банку японского темного. Холодная, она тут же покрывается испариной: в клубе слишком жарко. — Сдохнуть можно. Как ты здесь выживаешь? — Крис открывает пиво, делает два больших глотка, оглядывается. Девчонка сползает с табурета, одергивает юбку и, шатаясь на каблуках, бредет к танцполу. — Я с пятого уровня, — улыбается Чен. Крис поджимает губы и понятливо кивает: не бывал, но наслышан. — Для меня что-нибудь есть? Чен замирает. Уже это должно насторожить, но Крису слишком херово, чтобы обращать внимание на демонские странности. — Есть? — Ну, типа того, — Чен проводит языком по зубам, причмокивает. Взгляд темнеет, скользит вдоль колышущихся макушек и возвращается к Крису. — Что не так? — тот, наконец-то, улавливает сигнал. — Есть тут парень — твой клиент. — И? Что не так? Не тяни, мне еще назад возвращаться. — Ты знаешь Чанёля? Крис знает Чанёля, и поэтому жестяная банка в его руках превращается в лепешку. Пиво, шипя и пенясь, стекает по кулаку на барную стойку и обтянутые черной кожей брюк колени. — Только не говори, что это он? — Ага. — Так и сказал? — Сердце пропускает удар. Крис не из тех демонов, которым посчастливилось избавиться от человеческих эмоций. Волноваться, бояться и страдать они умеют не хуже людей. Поживешь в аду — и не такому научишься. — Цитирую: «Блять, да я душу продам, хён!» — А ты что? — А что я? Я посредник, ты же знаешь. Крис облизывает губы. Они на вкус как пиво и гребаный сердечный приступ. — Где он? — Они уже отыграли. Должен быть в гримерке, если не свалил с остальными к Исину на квартиру. — Хорошо. Поговорю с ним. — Крис… — Это еще не все? — Нет, — Чен медленно качает головой, оглядывается по сторонам и, перегнувшись через стойку, шепчет Крису на ухо: — Тебе не понравится, на что он меняет душу. Крис поворачивает голову, смотрит в лицо приятелю. — И на что же? — На тебя. Крис встает, бросает измятую банку на стол и идет к служебному входу. По темному коридору, заваленному ящиками из-под пива и разбитой аппаратурой, проходит в заднюю часть здания, сворачивает налево и толкает лишенную опознавательных знаков дверь. Она открывается внутрь. В гримерке — крохотном помещении, где кроме дивана, стола и зеркала на полстены, нет ничего — душно и накурено. Крис кривится и прикрывает нос рукой. Легкие, привыкшие к сернистым испарениям второго уровня, оказываются неожиданно чувствительными к табачному дыму. — Ох, Крис?.. — Чанёль замирает; рубашка повисает на одном плече. Разгоряченное выступлением тело блестит, вдоль узора татуировки сбегает капля пота. Чанёль облизывает пробитую губу и выдыхает через нос. Шумно: волнуется. Крис чувствует запах его пота и туалетной воды. Они разбавляют никотиновый смрад гримерки. — Поговорить надо, — Крис вслепую тянется к двери, толкает ее. Замок защелкивается с пронзительным, металлическим звуком. — Ох, да? О чем? — Я тут с Ченом поболтал, — руку от лица приходится отнять; грудь жжет, но работа есть работа. Ему нужна душа, но он не уверен, что эта. — Говорит, ты меня вспоминал. Чанёль теряется. Бросает взгляд в зеркало, словно ища у своего отражения поддержки, стягивает рубашку и, сминая в пальцах воротник, говорит: — Да, говорили о тебе. Тебя долго не было и… — Я знаю, о чем вы говорили. Чанёль делает глубокий вдох через рот; глаза расширяются, пальцы замирают, сжимая ткань так, что она трещит. — Знаешь, я не лучший выбор. Поверь. Не хочу тебя обижать, но ничего не выйдет. Чанёль бледнеет. Над верхней губой выступает пот. Он слизывает его кончиком языка и опускает взгляд на руки. Разглаживает воротник рубашки и делает короткий шаг к Крису. — Знаешь, мне тоже кое-что о тебе рассказали. Что с тобой можно… договориться. У меня есть то, что тебе нужно. — Не интересно. — Но тебе ведь это очень нужно… — Чанёль оказывается перед Крисом. Их лица на одном уровне, всего в паре дюймов друг от друга. В табачном полумраке глаза Чанёля кажутся слишком черными и слезятся. Сквозь смуглую кожу скул проступает румянец. Смущение, волнение или духота — Крис определить не может. Пожалуй, всего понемногу. — Это Чен тебе сказал? — Нет, — Чанёль роняет рубашку. Крис следит за ее падением и не замечает, когда эта штука оказывается у его плеча. Одно движение — и его оглушает болью. — Какого хрена?! — выдыхает рвано и хватается за руку. — Прости, так надо. Я все объясню. Потом. Ты поймешь. Но я ничего не мог поделать: он… так надо, — Чанёль сжимает его лицо ладонями. Они холодные, а дыхание обжигает губы. Глаза Чанёля блестят ярче, и теперь Крис видит, что это из-за слез. — Какого… хрена? — Его уносит. Сознание заволакивает густая, удушливо-алая пелена. Во рту горчит, рука ниже плеча онемела, а выше — горит огнем. Сердце грохочет так, словно хочет перекричать в панике орущие мысли. Крис понимает его: ему самому хочется орать, крушить, уничтожать. Но все, что он может — смотреть в глаза Чанёлю и думать, отчего они такие красивые и почему так больно видеть в них слезы? — Усади его на диван: сейчас отключится, — знакомый голос с трудом проталкивается через зажелированный воздух. Крис моргает, слабо дергает головой, но ладони Чанёля не дают ему обернуться и посмотреть на говорящего. Он уверен, что слышал этот голос прежде, но его резонирующие вибрации кажутся незнакомыми. Он напоминает ему крик из прошлой жизни, глухой и отчаянно-страшный. Криса ведет в сторону, и только руки Чанёля не дают ему упасть. Диван пружинит под тяжестью его тела, скрипит и стонет. Крис откидывается на спинку и сползает по кожаным подушкам ниже. Его тошнит. Кажется, легкими и мозгом. Они смешиваются у него в горле, растекаются по рту и носу, выедают глаза. Крис хочет потереть их, но не может поднять руку. Веки смыкаются. Еще секунду он борется с подступающей темнотой, но затем ласковые руки укрывают его безмятежностью, мягкие губы целуют ресницы, и Крис отключается. Первое, что Крис видит, открыв глаза, — Лухан. Он узнает этого засранца из миллиона прочих засранцев. Потому что его красивая мордашка вызывает изжогу, а запах не-мужских духов разъедает слизистую носа и глотки. — Хрень собачья, — стонет Крис и накрывает глаза ладонью. Во рту — вкус тлена и пиццы с морепродуктами, в животе — тугой узел из внутренностей и обреченности. Голова раскалывается на десяток частей, каждая из которых распадается на молекулы боли такой тупой и ржавой, что ей только грешников пилить. Крис, конечно, святостью никогда не отличался, но он свое уже отстрадал. Быть демоном и испытывать муки смертных — что-то в этом мире пошло не так. — Дай ему попить. — Командует Лухан; плямкает. Крис роняет руку и смотрит на засранца. Примостил задницу на столе и жрет лапшу. От одного взгляда на нее начинает мутить, но под нос утыкается стакан с чем-то холодным и шипучим, и Крис тут же за него принимается. Пьет жадно, большими глотками, проливая половину на грудь. Когда на дне стакана остаются одни пузырьки, Крис выдыхает и наконец-то смотрит на того, кто сидит рядышком и не дает умереть от жажды. Чанёль. На первый взгляд. Крис моргает, фокусирует зрение, но наваждение не исчезает: перед ним знакомый парнишка-рокер, но выглядит он необычно. Точнее, он и раньше-то заурядностью не отличался, но сейчас… — Ох, черт, ты всегда был таким… Вау… Крис подвисает, а Лухан ржет конем и отставляет в сторону стакан с лапшой. — Ну что, я свое обещание выполнил, — потирает друг о друга ладони и спрыгивает со стола. — Теперь, Крисси, ты выслушаешь меня очень и очень внимательно, потому что времени у нас в обрез, — в два шага оказывается перед диваном, притягивает к себе разбитую с одного бока колонку и садится на нее верхом. — Начну с главного: хрень, которую тебе вколол Чан, — из арсенала купидонов. То есть, ты попал на всю свою бессмертную жизнь. Противоядия от него нет, на то это и вечная любовь. Спросишь, зачем это? Я объясню. Мне нужно, чтобы ты кое-что для меня сделал. Ну, не лично для меня — для моего начальства. Им не нравится, что один твой знакомый повадился кое-что присваивать у моего брата. Ангельская благодать — штука своеобразная, и достать ее можно лишь одним способом, — Лухан проводит ногтем большого пальца по горлу. — Мы, ангелы, народ терпеливый и к вашим демонским выходкам относимся снисходительно. Ну да ты и сам знаешь. До Страшного суда вы можете делать все, что вашим гнилым душонкам заблагорассудится, но, блять, убивать ангелов — это уже ни в какие ворота не лезет, прости. — Я не совсем понимаю, какое я имею к этому отношение? — Крис облизывает губы: во рту снова сухо, но вода здесь уже не поможет. Разговоры об ангельских делах ничего хорошего не сулят. Только не торговцу душами. — Самое непосредственное. Я знаю, что ты покупаешь у одного парня святую кровь. — Ну, это не большой секрет. — Ты в курсе, что святую кровь уже лет эдак пятьсот достать невозможно? — Неужели проповедники перевелись? — Крис усмехается, но ему отчего-то совсем не смешно. Тон, в котором говорит Лухан, ему не нравится. Совсем. Задница чует огромные неприятности, а она сигналы принимает почище спутников НАСА. — Ты знаешь ответ. Если бы все было так просто, то не пришлось бы покупать товар у такого мудака, как Ли, да еще и по завышенной цене. Да, я в курсе расценок на черном рынке ада. И знаю, сколько стоит кровь праведника. А души нынче тоже редкость. Каждый второй готов продать ее за тряпку, кусок золота или искусственные чувства. — Я, все же, не могу понять, с какого гребаного перепуга ты явился ко мне? — Криса колотит. Ладони потеют, и он трет их о колени. Ткань брюк липнет к коже рук и ног, и по обеим бегут мурашки. Криса передергивает, и он поводит плечами, чтобы справиться с мандражом. — Ты покупаешь у Ли кровь. Кровь эта совсем не праведников, а самая обычная, донорская, из банка крови в Гонконге. И праведной ее делает не святость носителя, а ангельская, мать ее, благодать. Твой Ли — сукин сын — убивает ангелов. Но он подонок хитрый и знает, что его заднице будет очень плохо, если мы на него выйдем, поэтому сидит в своем гребаном аду, на четвертом уровне, куда нам не пробиться при всем желании. Но убрать эту тварь нужно. Мне нужно. Поэтому ты здесь. Крису кажется, кто-то из них сходит с ума. — Ты хоть понимаешь, что говоришь? Ты являешься ко мне и требуешь, чтобы я… убил парня, своего парня, за то, что он грохает ангелов и продает штуку, от которой, сука, чувствуешь себя на седьмом небе? Ты больной. Лухан расплывается в довольной улыбке. Криса мутит. Улыбающиеся ангелы — жуткая жуть. — Я в этой комнате единственное мыслящее существо, Крисси. Я не могу прихлопнуть козла сам, но у меня хватило мозгов найти того, кто может, и сделать так, чтобы у него не было другого выбора. Тебе придется убить Ли… — С чего вдруг? — С того, что… ты ему должен душу, так? Крис сжимает пальцы, щелкает суставами. В вопросе чувствуется подвох. Сейчас всплывет что-то очень и очень неприятное. Задница начинает сигналить тревогу. — Допустим, не совсем должен. — Допустим, это неважно. В любом случае, тебе нужно с ним расплатиться за товар. — К чему ты… — К тому, что у тебя есть душа. — Да, представь себе. — Я не о том куске дерьма, что ты зовешь своей душой. Крис боится моргнуть. Кажется, если он сделает это, случится, как минимум, гребаный Армагеддон. — У тебя есть душа Чанёля. Криса снова ступорит. Конкретно. Он застывает, и, наверное, с четверть вечности не дышит. Переваривает услышанное и надеется, что это у него в голове звуки сложились в имя рокера, а на самом деле Лухан назвал другое. Неважно, какое, главное, чтобы не начиналось на «Ч» и заканчивалось на что угодно кроме «Л». — Прости… — шепот Чанёля оглушает. Крис зажмуривается, отмерзает и со стоном откидывается на спинку дивана. Сжимает виски ладонями и давит, давит, давит на них, мечтая об инсульте. Демоны, конечно, от этого не умирают, но боль и паралич испытывают вполне человеческие. — Какого хрена? Я не заключал с тобой сделку! — Ты не помнишь, но… — Заткнись! Чанель замолкает. Сопит на ухо и ерзает, отчего обивка дивана противно скрипит. — Можешь сам посмотреть, — говорит Лухан. Крис может. Без проблем. Только боится так, что сейчас выблюет из себя сердце. — Но я уверен на сто процентов, что не успел ничего… — Смотри! Крис дергается и так резко поворачивает голову влево, что шею сводит судорогой. Он хватается за нее со стоном, прищуривает один глаз и массирует мышцу. Тем временем второй глаз переключается на внутреннее зрение. Оно тут же выхватывает из серой, как свет на негативе снимка, пустоты нить. Она толстая, прочная и связывает душу Чанёля с тонкой жилкой на запястье Криса. Хочется взвыть, но голос застревает в горле, и Крис давится им, кашляет, а по груди расползается жирный и слизкий как пиявка страх. — Лови, — Крис успевает моргнуть, как на колени падает до чертиков знакомый пузырек. Крышка у него, правда, не из адского хрусталя, а нефритовая. — Да меня же с ним даже на порог не пустят, — лепечет на автомате и двумя пальцам, за горлышко, поднимает вместилище для души. — Поменяешь потом. А сейчас спрячь ее, пока твой дружок-бармен не почуял свободную душу. Крис прикрывает глаза и ладонью сбивает крышку. Душа мигом ныряет во флакон. Ей нужно пристанище, нужны стены и тепло рук, чтобы чувствовать себя в безопасности. — Ладно, — Крис вздыхает и прячет душу Чанёля в карман куртки. Это как-то неправильно, но другого места нет. — Остается еще один вопрос: с чего ты решил, что я сделаю то, что ты хочешь? Зачем мне убивать Ли, когда у меня есть душа? — Затем, что это душа Чанёля. Ты хочешь, чтобы она досталась Ли? Крис прикладывает все свои демонские усилия, чтобы не показать, как сильно эти слова его задевают. Как дурно становится, стоит лишь подумать, что душа Чанёля окажется в лапах такого урода, как Ли. — Что ты со мной сделал? Почему мне не плевать? — Я говорил уже: купидон. — Вечная любовь? Эта хрень не действует на демонов. — Правильно. Но ты уже не демон, Крисси, — Лухан гаденько улыбается. — Ты полгода сидишь на ангельской благодати. Детка, такое без последствий не проходит. — Сука… — Вот и я о том же. Но не волнуйся: ты не один такой. Этот парень смекалистый: подсадил самых ушлых демонов, заставил плясать под свою дудку и доставать ему самый ходовой товар. Вот теперь Крис серьезно задумывается над тем, чтобы порешить тварь. Так его еще не кидали. Даже в человеческой жизни, а люди в этом деле мастаки похлеще демонов. — Уговорил. Только голыми руками я против него не попру. Он как бы на пару рангов меня выше. — Для этого у тебя есть я, — засранец встает. В руках материализуется штука, при виде которой Крису хочется перекреститься. — Что за хрень? — он хмурится и отшатывается от Лухана, спиной так сильно вжимаясь в спинку дивана, что тот, гляди, откинется назад. — Клинок из бедренной кости апостола Иакова. — Мерзость. — Бери. Этой штукой столько демонов перебили, что хватит пару уровней заполнить. — Хрень собачья. И ты хочешь, чтобы я взял это в руки? — Можешь в зубы: мне параллельно. Главное, доберись до Ли и отправь его в Чистилище. — Жестоко. — Зуб за зуб, детка. Живем по ветхозаветным законам. Крис натягивает рукав куртки до кончиков пальцев и берет из рук ангела артефакт. — Особо не прячь — он сделан так, чтобы тебе подобные его не чувствовали. — Воодушевляет. А если найдут? — Притворись идиотом. Хотя тебе и притворяться не нужно. — Вали на хрен, пернатый. — Именно это сейчас и сделаю, а ты поспи пару часов: за это время любовное зелье полностью всосется в кровь. Крис стонет и закрывает глаза. Делает он это вовремя: за веками вспыхивает солнце, обжигает кожу лица и медленно, квант за квантом, остывает, затухает, исчезает, растворяясь в дрожащей темноте. Секунда — и комнату наполняет лишь неровное дыхание Чанёля. Крис открывает глаза, моргает, избавляясь от слез, и поворачивает голову к Чанёлю. Тот сжал ладони коленями и смотрит в пол. Лицо не выражает эмоций. По шее бежит капля пота. Крис не знает, что говорить. В горле ком из слов и сомнений, сердце бьется слишком живо для полумертвого существа. Хочется поорать и чтобы Чанёль поднял глаза и посмотрел на него. Его душа греет сквозь подкладку куртки, и это приятней, чем просто до мурашек. — Как это — любить кого-то так сильно, чтобы… отдать за него душу? Чанёль вздрагивает, шумно выдыхает и поднимает на Криса глаза. Плотно сжатые губы размыкаются: — Круто. Крис сглатывает слюну и кивает. Чанёль льнет к нему и целует в губы. Это действительно круто. Крис закрывает глаза и впервые за последнюю сотню лет позволяет человеку вести. Душа Чанёля нагревается; теперь она обжигает кожу, оставляя на ней открытые раны. Крису плевать, потому что губы Чанёля выжигают в нем нечто большее, нежели плоть. Крис уходит, когда Чанёль засыпает, кутаясь в измятую рубашку. Во сне черты его лица разглаживаются, тени смягчаются, растушевываются у краев, стекают со скул на виски и щеки. Чанёль плямкает и улыбается. Крис бьет себя по рукам, чтобы не прикоснуться к нему, и выскальзывает из гримерки. У ворот его встречают два дежурных. Один зевает, устало поглядывая на светлеющее небо. Крис запахивает куртку посильнее; клинок он держит под мышкой. В ладони пульсирует — сонно и доверчиво — душа Чанёля. Дежурный чувствует ее и скалится. Облизывает коричневые губы и кивает на карман: — Удачный вечер? — Ага. — Крис оглядывается по сторонам. — У тебя пропуск до трех. Уже начало пятого, — замечает второй дежурный, выбираясь из будки. — Этот парень не только душу продавал... Демон понимающе хмыкает и ставит печать. Сует пропуск Крису и завистливо вздыхает, когда тот проходит за ворота: в мир, лишенный солнечного света и тепла человеческих тел. На третьем уровне необычайно тихо для этого времени суток. Крис сильнее прижимает оружие к телу и бросает настороженные взгляды по сторонам. Задница посылает однозначные сигналы: что-то пошло не так. Что — понять не удается. Разве что… Крис останавливается, прислушивается. Нет, тихо. Никто не идет по пятам, не дышит в спину смрадно и жадно. Паранойя. Это все гребаная паранойя. Крис сворачивает в широкий коридор, добирается до лифта, нажимает на кнопку вызова. Звякает колокольчик, который так и хочется засунуть в глотку тому, кто его придумал, и двери открываются. В кабине пусто и ослепительно светло: на лампочках в аду не экономят. Лифт устремляется вниз. Крис сжимает флакончик с душой Чанёля: убеждается, что она спит. Преисподняя — не лучшее место для подобной материи. Побывавшая здесь душа редко остается чистой. Ли дает понять, что заждался его. Стоит Крису войти в приемную, как демон вздыхает с наигранным облегчением и встает из кресла. — А я уж думал, мой мальчик обо мне забыл. — Он обходит стол и протягивает Крису руку. Тот ее пожимает. Ладонь у Ли холодная и гладкая, как печень мертвого быка, а вот у Криса — горячая и липкая от пота. — Волнуешься? — Ли насмешливо изгибает бровь. Крису хочется вмазать ему, но он воздерживается. — Прекрасно знаешь, что нет. Мне кое-что нужно. Ли ухмыляется. — Ах, ну конечно. Надеюсь, в этот раз тебе есть чем расплатиться? — Думаю, тебе уже доложили. Ли качает головой и манит Криса пальцем. Разворачивается на каблуках и идет к двери. Двойная, в полтора человеческих роста, она открывается без единого звука. За ней комната, которую Крис знает как свои грехи. Полукруглая, с куполообразным потолком. Вдоль стен — застекленные шкафы. В одних хранятся книги, в других — души. Справа, у гобелена с репродукцией «Страшного суда» Микеланджело, — сейф. Двойной замок, самая крепкая сталь из известных бессмертным. Крис знает, что в нем хранится. То, что заставляет сердце биться чуть быстрее, а ладони — потеть чуть сильнее. — Кому-то неймется, я погляжу. Давно не пробовал чистой крови? — В этом гребаном мире не осталось ничего святого. — Крис слизывает с губ ухмылку. Внутренности — один огромный, туго затянутый узел. Во рту слишком сухо и слышно, как дергается сердце. Ли проходит к сейфу, быстро — даже для демона — вводит код и открывает дверь. Крис видит из-за его плеча лишь часть содержимого, но и этого достаточно, чтобы понять: запас «святой» крови недавно пополнили. — Душу. — Ли разворачивается к Крису и вытягивает свободную руку. Одноразовый шприц с короткой иголкой, на три кубика наполненный кровью, отведен в сторону. Лишняя предосторожность и тотальный идиотизм: открыть сейф, полный товара, а затем трястись над крохотной дозой. Крису казалось, на такое способны лишь люди. Хотя Ли нечего опасаться: знает, что он ничего ему не сделает. Не станет же он собственноручно лишать себя источника удовольствия? Крис прикусывает губу и ныряет в карман за пузырьком. Шприц с кровью гипнотизирует, завлекает, манит. Крис старается не думать о его содержимом и достает флакон. Ли облизывает верхнюю губу и чуть приподнимает голову, подбородком указывая на него. — Давай сюда, — дергает пальцами, не скрывая нетерпение. Видимо, он так же зависим от душ, как Крис — от его гребаного зелья. — Почему всего три кубика? — Крис тянет время. Душа спит, убаюканная теплом его ладони. Крис поглаживает стеклянный бок пузырька, и он светится ярче. Жар растекается по коже, сбегает по дельте вен на запястье, а оттуда, слившись в широкий поток, бежит к впадине локтя. — Цены, мальчик мой, не стоят на месте. Как думаешь, много в современном мире осталось праведников? То-то же. Так что не торгуйся. У меня на одну дозу три желающих… — И где же они? — Крис оглядывается по сторонам. — Души, знаешь ли, тоже товар не проходной. Спрос превышает предложение. — Мы договаривались… — ...о четырех миллилитрах. — Крис, играючи, вертит флакон в пальцах. — Хорошо. — Ли сдается. Отворачивается к сейфу, чтобы взять другой шприц, а Крис делает шаг вперед, сует пузырек в карман и выхватывает клинок. Ли замирает; Крис видит собственное отражение в бутылке из темного стекла и сокращает расстояние до минимума. Клинок пробивает ткань пиджака и входит в бок, на сантиметр ниже ребра. Ли издает звук, от которого внутри все переворачивается; Крис ладонью нажимает на наконечник; клинок входит в плоть до упора. Дрожащей рукой закрывает искривленный криком рот, но поздно. За дверью слышится топот нескольких пар ног. Ли дергается и бесформенным кулем валится вперед. Крис отшатывается от него, оступается, подворачивая ногу. У него в запасе четыре секунды и ни одного пути к отступлению. Он скользит взглядом по комнате, прикидывая, что можно использовать как оружие, и застывает, когда глаза останавливаются на открытом сейфе. В голове тут же всплывают слова засранца: «Ты уже не демон, Крисси». Не демон. Крис срывается с места. Еще две секунды — и он всаживает в руку иголку первого шприца. За ним следует второй, третий, четвертый. Голова идет кругом. Во рту отдает кровью, глаза слезятся, виски ломит, но Крис все впрыскивает в кровь дозу за дозой. Ангельская благодать разносится по телу, ломает старые клеточные соединения, строит новые. Крис падает на колени, но продолжает вливать в себя содержимое инсулиновых шприцов. Тело Ли лежит рядом: кусок дерьма в костюме от Гуччи. Крис зажмуривается; дверь распахивается, с грохотом ударяется о стену латунной ручкой. Останется вмятина, и новому хозяину придется потратиться на пластический ремонт. Крис падает на четвереньки и липкими пальцами давит на шток-поршень. Игла ломается, кровь брызжет во все стороны. Запах смерти расползается от израненной руки едкими багряными водорослями. Крис валится на ковер грудью, ртом хватает загустевший, пыльный воздух и втыкает в себя еще одну иглу. Чуть выше плеча, поближе к артерии. Демоны останавливаются посреди комнаты. Крис поднимает голову, но в глазах плывет и двоится, и он не видит их лиц. Только черные ботинки в разводах вечности, грязные отвороты брюк, крупицы серы, которые вдруг кажутся непомерно, аномально большими. Он моргает, и видимость ухудшается. Мышцы ног сокращаются, и Крис глухо рычит. Выворачивается так, что хрустит позвоночник. Рука тянется к карману, где спит душа Чанёля. Пальцы побелели, а вены, кажется, светятся изнутри. Крис зажмуривается, сжимает челюсти, чтобы не застонать, и рывком садится. Черные тени отшатываются от него; запах серы смешивается с испугом и недоумением, а затем свет, который наполняет жилы, вырывается наружу. Крис кричит, оглушенный болью, отшатывается назад, но не чувствует под собой пола. Он словно завис в пустоте, и эта пустота разрывает его на части. Боль захлестывает с головой, и Крис падает в «никуда». Это длится всего секунду или две, а затем реальность обретает привычную для нее плотность. Крис обнаруживает себя стоящим на коленях; стонет и хватается за живот, из которого, кажется, вот-вот полезут кишки. Сглатывает конвульсивно, и его тошнит. Долго и сильно. Кровью, слизью, чем-то, не поддающимся описанию. Когда приступ рвоты утихает, он ложится на бок, подтягивает колени к груди и лежит так, прислушиваясь к гулкой, похожей на церковный звон тишине. Сердце бьется ровно, беззвучно, и только его толчки ощущаются под коленом. Крис закрывает глаза и переводит дух. Боль отпускает, спазмы прекращаются. Становится легко, с кислинкой, как после хорошей пьянки. Крис лежит так, прислушиваясь к собственным ощущениям, минут пять. То, что осталось от демонов, расползается по мебели, собирается в густые черные лужи на полу, впитывается в ковер и дорогие обои. Тело слушается нехотя, и Крис цепляется за стол, чтобы подняться на ноги. Пошатываясь, идет к двери. Не вступить в собратьев не получается, и он содрогается от густого, смрадного чавканья. Уже знакомые дежурные смотрят на него огромными глазами. Картина еще та, думается Крису, но он слишком устал, чтобы тащиться домой и смывать с себя неудачников. — Люцифер с тобой, что случилось? — спрашивает тот, что ставил ему штамп на пропуске. — Ли — подонок, вот что случилось. Загонял паленый товар втридорога. — Ох… — напарник первого вздыхает понятливо и смотрит на Криса с уважением. Демоны ненавидят, когда их пытаются надуть. Особенно — другие демоны. — Будут искать — отправляйте к Чену. Дежурные переглядываются и кивают. Когда их будка скрывается из виду и врата ада захлопываются за спиной, Крис вынимает из кармана пузырек, гладит его нежно и швыряет об асфальт. Душа секунду мечется, свободная и от этого потерянная, а затем ускользает в рассветное небо. Чен открывает и закрывает рот. Глаза, кажется, вот-вот вылезут из орбит. — Что ты натворил? – хрипит он и прижимает полотенце, которым вытирал стаканы, к груди. — Продал душу. — Крис скидывает куртку, проводит ладонью по шее и, путаясь в ногах, идет в туалет. Там минут десять отмывается от демонской крови, вычесывает из волос кусочки кожи и осколки костей и пытается не думать о случившемся. У него очень, просто невообразимо много вопросов к засранцу, да только задница твердит, что он их не получит. Ангелы — не те создания, которые без дела треплют языком. Тем более, с демонами. Хотя, Крис должен признаться в этом хотя бы себе, он больше не чувствует себя одним из них. Да, по его жилам все еще течет сернистый яд, а желудок сосет от кровавого голода, но чувства уже не те. Они изменились, стали более человечными. Они связаны с Чанёлем, и Крис не хочет этого менять. Мысль о Чанёле заставляет вернуться в реальность, прикрыть кран и, обтершись изгаженной футболкой, отправиться в гримерку. Чанёль спит в том же положении, в котором Крис его оставил. Рот приоткрыт, дыхание горячее и сухое. Щеки горят, а на лбу и шее блестит пот. Лихорадит. Это нормально для человека, который потерял и вернул назад душу. Крис бросает футболку на стол и присаживается на корточки у дивана. Берет Чанёля за руку, сжимает ее и закрывает глаза. Опускает голову и лбом прижимается к тыльной стороне ладони. Чанёль шевелится и перекладывается на другой бок. Рубашка сползает с плеча, падает на пол. Крис освобождает одну руку и укрывает Чанёля. Тот морщится и открывает глаза. — Ты уходишь? — спрашивает, едва шевеля губами, и закрывает глаза. Вздыхает. — Уже вернулся. Чанёль открывает один глаз. — Что-то мне хреново. Нет моей души больше, да? — невесело улыбается. — Она на месте. — Крис проводит ладонью по его лбу, отводит назад влажную челку. — Поспишь — станет легче. Точно тебе говорю. — Разбудишь, когда Лухан придет? — Уверен, он сделает это без моей помощи. — Ага. — Спи. — Мне снилось странное место… — Это всего лишь сон. — Точно? — Точно. — Крис нагло врет, но Чанёлю не стоит знать, что он видел ад. — Что с нами будет? — Понятия не имею, — на этот раз он говорит чистую правду. — Я стану демоном? — Вряд ли. Скорее я — человеком. Чанёль ничего не отвечает: спит. Крис склоняется над ним, губами прижимается ко лбу и со вздохом отпускает напряжение. Прикрывает глаза и вдруг видит ее: нить, которая связывает его запястье с душой Чанёля. Моргает оторопело и выпрямляется, садясь на пятки. Эта сука его надурила. Эта ангельская сучка его надурила! Крис сжимает кулаки и зажмуривается так сильно, что перед глазами пляшут веселые дьяволята. Выдыхает через нос и расслабляется. Ничего ему Чанёль не продавал. Эта гребаная любовь — еще та сделка с дьяволом. 13-14 февраля, 2015