***
— Вообще, Финн, это удивительный случай. Они сидели на этой самой кровати-обладательнице склизкого матраса и негромко разговаривали. В проигрывателе играла та самая пластинка — как Саймон сказал, неловко пряча глаза, то был его любимый альбом. «Imagine» Джона Леннона. В руках у Саймона была огромная кружка с растворимым кофе, ведь «в растворимом кофе есть одна огромная прелесть, Финн: он дешевый, вкусный, после него долго не можешь уснуть из-за изжоги, а еще его всегда запрещают пить мамы». Джон Леннон пел о мире во всем мире и о том, что религий быть не должно, свет непонятно откуда падал полосами на кровать, и Финн чувствовал себя так хорошо, как только мог бы. Хоть и не понимая, что такое религия. — О чем ты, Саймон? — О Короне, — Петриков отхлебнул еще кофе «Три в одном» и блаженно поморщился. — Я столько времени изучал процесс поглощения Короной личности. Сначала ты не осознаешь этого, потому что в твоей голове появляются ледяные голоса, потом они звучат все чаще, потом уже и вне Короны, потом ты медленно начинаешь забывать все, что связано с тобой и твоей семьей. Поначалу это совсем мелочи, вроде твоего первого катания на водных лыжах в семнадцать или очередной скучный день, проведенный в библиотеке факультета искусств Ковентри. А потом… ты просыпаешься и обнаруживаешь, что не помнишь лица своей матери, а потом напрягаешь память и не можешь вспомнить имя отца. У меня был брат, ты знаешь об этом? А я вспомнил только недавно, когда в голову начали приходить образы. Саймон поежился и отхлебнул кофе. Кажется, «Три в одном» заканчивался. — И что потом? Что потом, Саймон? — А потом ты просто просыпаешься в лучшем месте на свете, которое только могла запечатлеть твоя память, и оно навсегда становится твоей тюрьмой, — горький вздох, и кофе залпом улетает в горло. — Я ведь жил когда-то в этой квартире. Вместе со своей женой. А потом мне пришлось покинуть ее, когда хозяин перестал принимать в качестве квартплаты пустые бутылки из-под водки и грустные истории об обнищавшем профессоре. Допив кофе, Саймон засмеялся гулким, неприятным смехом, и Финн поежился. Смех отразился от стен квартиры и стал каким-то ледяным. Как и вся эта ледяная тюрьма. — Но твой случай — это просто из ряда вон выходящее. Исключение. Или статистическая ошибка. Или просто ошибка, баг Короны, я даже не знаю, как это назвать… В Короне не могут быть два пленника одновременно, как не могут существовать два Снежных короля. Как получилось, что я стал Снежным королем, а ты просто исчез, появившись здесь? Финн почесал голову. — Я хотел… хотел убить Зверя, уничтожить его, чтобы никто больше не смог столкнуться с ним наедине, понимаешь? А потом оказался в каком-то ледяном замке с кучей дверей. Отчего-то Финну не хотелось говорить Саймону о смерти Марси. Что-то будто стояло у него внутри, как засов на воротах, который схлопывался у него на горле, едва только он хотел произнести «Прости, Саймон, но Марси больше нет». Наверное, время еще не пришло. А, может быть, его нутро будто чувствовало, что для Саймона Марси — единственное, что еще держит его здесь и дает надежду вернуться. — Значит, Зверь… — Саймон задумчиво почесал лоб. — По правде говоря, это я называл его Зверем, но на самом-то деле это всего лишь дух Короны, проклятие, которое за столько лет обрело разум и подобие характера. Значит, надевая Корону, ты осознанно бросал вызов ей самой, что и привело… Финн постепенно терял интерес к болтовне Петрикова, который уже окончательно углубился в свои рассуждения и притащил откуда-то огромную доску, на которой расписывал мелом какие-то теории. Шатался по квартире — впрочем, и квартирой это можно было назвать с натяжкой, так, одна комната, ванная с туалетом, крохотная кухня и загадочная дверца в духовке. Духовки в квартире не было, а вместо нее было что-то вроде портала. Открыв дверцу, можно было достать абсолютно все, от пластырей и растворимого кофе до огромной чертежной доски или автоматической винтовки «Бернулли» с двумя прицелами: только бы вытащить нормально. Финн называл эту дверцу Волшебной духовкой. Саймон называл духовку Местом Для Смеха, и для абсурдности всего этого места вне пространства и времени название подходило идеально. Порой ему ужасно хотелось засунуть голову в эту треклятую духовку и загадать лишь одно желание: увидеть друзей. Брата, принцессу Жвачку… И Марси. Неважно, как, живой, мертвой, умирающей в агонии, превратившейся во что-нибудь, лежащей под капельницей — главное, увидеть ее. И понять, что все хорошо. Или что все плохо. Понять хоть что-нибудь. Увидеть Снежного — жив ли? Не убили ли его? Но сколько раз он не загадывал это желание и не открывал духовку, в руки ему лезли лишь мамины вишнёвые пироги с поджаристой корочкой, сырные чипсы, от которых руки потом все во вкусных крошках, жареные куриные ножки, мороженое с Мороженного марафона… В другой раз Финн был бы на седьмом небе, но не сейчас. — У тебя ничего не выйдет, — Саймон, оказывается, стоял на кухне уже как минимум минут пятнадцать, с грустью в глазах наблюдая за его бесполезными попытками. — Знаешь, сколько раз я загадывал вылезти отсюда? Или увидеть мою жену? Или вспомнить все, что происходит? Ужасно гадкая вещь это Место для Смеха, вот что я тебе скажу. — Я уже заметил, — буркнул Финн, потирая ушибленные костяшки: со злости он приложился к Духовке кулаком. — Нам нужно поговорить, и это очень, очень серьезно, — Петриков поправил очки. — Кажется, я нашел способ вырваться отсюда.***
Доска, которую он притащил в комнату девственно чистой, ныне была исписана просто вдоль и поперек убористым почерком с характерно левым наклоном. — Я понял. Я все понял, это было так легко, — Саймон расхохотался и повернулся к доске. — Ты ведь захотел разделаться со Зверем, так? То есть изначально надевал Корону с вполне оформленным желанием, которое звучало как призыв. И это все меняет!.. — В смысле? — Финн жалобно почесал голову. — О чем ты, Саймон? Это вообще какая-то ерунда… — Первый Снежный волшебник, Гюнтер, надел Корону, потому что захотел стать Эвергрином. Викинг Ульрих надевал Корону, чтобы победить всех своих врагов. Я надел Корону, чтобы посмеяться вместе с Бетти. И к чему это привело? Гюнтер сошел с ума, Ульрих сошел с ума, я сошел с ума… А ты — нет. Твое тело не стало синим, у тебя не выросла борода, ты не бегаешь по Ууу с истошными криками. И это значит, что… Саймон откашлялся, вытянулся в струнку и с гордым видом обвел мелом надпись в центре. — Чтобы сбежать из Короны, нужно вызвать Зверя на дуэль и победить.