Душевнобольные

Вы когда-нибудь задумывались над значением слова «счастье»? Оно такое простое, но в то же время многогранное, до невозможности многозначное, а смысла в нем бывает побольше, чем в некоторых людях. Каждый понимает это слово по-своему, теряясь среди многочисленных ассоциаций, что возникают в голове при его упоминании. Их бесконечное множество и все они настолько отличаются друг от друга, что удивляешься тому, какими разными могут быть человеческие ценности. Для него счастье пахнет зеленым чаем и полевыми травами – любимыми ромашками и алыми маками. Пахнет одеколоном, выбираемый с особым вниманием по случаю дня рождения. Пахнет сладостью нового шампуня с ароматом малины. И, что важнее всего, пахнет телом любимого человека – этот запах особенный, до одури приятный и ни с чем не сравнимый. Он кружит голову тому, кто, как ни странно, никогда не обладал чутким обонянием и всегда удивлялся друзьям, которые с лёгкостью могли учуять, если где-то неподалеку кто-то жарит шашлыки или балуется травкой. Для него счастье имеет холодные руки, которые так и хочется согреть теплом своих рук, не смея отпускать мягкие ладони и сплетая пальцы. Их хочется подносить к своим губам, обдавая горячим дыханием кожу, и игриво прикусывать, с легкой ухмылкой наблюдая за реакцией. У счастья непонятного, но чертовски притягательного оттенка зелени глаза, скрываемые зачастую за прозрачными стеклами очков. Завидев в них яркие огоньки восторга или похоти, он чувствует, как в сердце волшебными цветами распускается множество чувств. Оно стучит как бесстрашный, мчащийся вперед поезд дальнего следования, ударяя по ушам звоном железа. Оно грозится сорваться со своего места и упасть вниз, обрывая многочисленные капилляры. И ради того, чтобы любимые глаза вновь засияли, хочется сделать все, что угодно. Совершить невозможное, покорить любую крепость, взорвать аплодисментами зал. У счастья скверный характер. Но все равно такой же любимый, привычный, который ни за что на свете не хотелось бы менять. Ведь именно в этот характер он и влюбился. Именно этот характер стал ему родным. И нет смысла ожидать в ответ той же нежности и тепла. Достаточно просто быть рядом, целовать, обнимать и знать, что его тоже любят. Потому что он знает о том, что его счастье не слишком-то любит романтику. Зато любит его, а с этим – романтика уже перестает быть столь значимой. Задумчиво уставившись в полыхающие угольки, Александр отложил в сторону книгу и легко улыбнулся одними лишь уголками губ. Порой, задумавшись над чем-то, он переставал вникать в печатные строки на белых страницах. Смысл ускользал, проходя мимо его разума, занятого сейчас чем-то иным, не воспринимался и растворялся в потоке бесконечных мыслей. Вместо того голова заполнялась своими рассуждениями о жизни, о работе, доме, семье… Порой даже философские рассуждения, что он слышал от своего отца, или удостоенные внимания цитаты из умных книг занимали свои места в уголках сознания. Иногда такие размышления довольно полезны. Великолепный способ отвлечься от привычных дел – подумать. Так что же насчет счастья? Кроткий взгляд на часы, украшающие стену, и глубокий вдох. Время позднее, а квартира до сих пор полнится тишиной, разрываемой лишь методичным тиканьем часовых стрелок и потрескиванием каминных углей. Александр наедине со своими мыслями, забывшись в уютной атмосфере гостиной, согреваемой приятным каминным жаром. Но не хватает того человеческого тепла, что греет душу и тело лучше шерстяного пледа и горячего кофе. Не хватает того родного и близкого человечка, который способен вызвать в душе взрыв, сравнимый с громогласными фейерверками на Новый Год. Или с извержением вулканов, что накрывают собою города, как чувства накрывают Александра с головой при одном лишь взгляде на Виктора Чернова. «И где его, черт возьми, носит?» - устало думает мужчина, откидываясь на спинку мягкого кожаного кресла. Конечно, нет сомнений, что его парня не отпускает учеба, но почему он опаздывает именно сегодня, когда, как бы осмелился выразиться Александр, воздух наполнен любовью и сахарком, а сердца всех влюбленных бьются в едином ритме? Тому наверняка до этого нет никакого дела, ведь Александр прекрасно знает, что Виктор не любит подобные праздники. Да и праздники вообще. Но это не значит, что он не получит своего подарка. А так же скромного ужина, в который не забыли сыпнуть щедрую горсть бесполезной романтики. И вовсе неважно, что готовить Александра не научило ни время, ни жизнь студента. В те страшные времена он питался лишь багетами с сырной намазкой и крепким кофе без сахара, от которого отвык давным-давно. Кофе же наоборот стал одним из любимых напитков, над которыми мужчина изощрялся всеми возможными способами, будь то добавление корицы, перца или крепкого спиртного напитка. Как, к примеру, его величество коньяк, открытый по случаю праздника. Александр уже морально подготовился к ругани со стороны Чернова и увлекательнейшим лекциям на тему алкоголизма. И Григорьев даже слова не скажет о том, что он в курсе того, что его парень позволяет себе баловаться сигаретами. Впрочем, тот итак это знает, но продолжает поддерживать иллюзию неизвестности, порой наполняя легкие никотиновым дымом в моменты эмоционального напряжения. Размышления прерывает едва слышное шуршание ключа в замочной скважине, что долетает до слуха сквозь душащую тишину. А после – дверь открывается и закрывается вновь, оповещая хозяина квартиры, что он здесь больше не один. Наконец-то! Реакция со стороны Александра, пребывающего на данный момент в режиме задумавшегося Хатико, не заставляет себя ждать. Он незамедлительно поднимается с теплого насиженного места и бесшумной походкой направляется в коридор, который уже озарило теплое освещение. Румянец играет на щеках Виктора, а черное пальто «украшено» мелкой россыпью белоснежных снежинок. Он топчется у порога и снимает перчатки, бросая их на маленький комод при входе, а после расстегивает массивные круглые пуговицы, дабы снять верхнюю одежду. Не успевает он даже удивиться, не то, что слова сказать, как его хватают за край шарфа и притягивают к себе, увлекая в умопомрачительный поцелуй. Александр чувствует исходящий от него холод, принесенный с улицы, и приблизительно представляет, чем сегодня решила порадовать их погода. Впрочем, интересного мало – всего лишь снег, что мягкими хлопьями падает на землю, создавая непроходимые сугробы. Ничего нового, обыкновенная зима. Разве что, вспоминая зиму в родном краю, становится тоскливо от того, что такие снежные дни редко приходили на смену противной слякоти, хлюпающей под ногами. Виктор недовольно хмурится, кусая своего идиота за губу и отстраняясь: - А подождать, пока я разденусь, ты не мог? - он тянет шарф вперед и чуть отводит голову в сторону, чтобы с легкостью стянуть аксессуар и отбросить вслед за перчатками. Александру открылся вид на соблазнительную бледную шею, заставляя несдержанно растянуть губы в улыбке. Как же он любил эту шею, любил просто проводить по ней мягкими подушечками пальцев, легонько щекоча, а после - невесомо целуя, словно это что-то до невозможности хрупкое и готовое вот-вот разбиться. В его глазах Витя и был таким же хрупким, словно фарфоровая куколка. Куколка с далеко не сахарным характером. Наверняка убил бы за такие сравнения. - Я итак тебя уже заждался, - подходя ближе и неспешно стягивая с парня теплое пальто, протянул Александр и таки коснулся рукой вожделенной шеи, так и сверкая, словно новогодняя елка, - ты сегодня поздно. - У меня конкретный завал, - в ответ фыркнул тот, позволяя Григорьеву стянуть с себя верхнюю одежду. Он тут же повесил пальто в шкаф и стал ждать, пока Виктор, усевшись на мягкий пуфик, закончит снимать ботинки. О его загруженности Александр знал прекрасно, ведь не раз видел усталость в движениях и сонные глаза, под которыми темнели верные признаки недосыпа. Порой казалось, что в университете к Вите слишком требовательны, но потом Саша вспоминал времена, когда и сам был студентом, и осознавал всю безысходность этой части нашего общества. Да и взрослая жизнь его не всегда радовала. Он весь день либо мотается как сумасшедший, живя на одном лишь кофе и энтузиазме, либо сидит дома и унылым взглядом пялится в чистый вордовский лист, а после стирает пальцы о клавиатуру и проклинает Господина Вдохновение за долгое отсутствие. Виктор же в это время либо пыхтит над многочисленными конспектами, от вида которых у Александра кружится голова и возникает невероятное желание схватить своего благоверного за руку и затащить в кровать. И не всегда для того, чтобы выспаться, ведь сосредоточенно кусающий кончик карандаша и поправляющий очки в толстой оправе, Виктор чертовски привлекателен. Как и сейчас. Раскрасневшийся, немного хмурый и уставший – во всем этом Александр видит своеобразное очарование. И вновь притягивает к себе, увлекая в очередной поцелуй, сливаясь в одном дыхании и откровенно наслаждаясь коротким моментом, который тут же прерывается, однако уже по его инициативе. - У меня для тебя сюрприз, - с той же счастливой физиономией проговорил Григорьев, улыбаясь по-обыкновению тепло и солнечно. Согревающе. В самый раз для морозной погоды. - Зачем? Хочешь поздравить меня с днем душевнобольных? - насмешливо поинтересовался Чернов, глядя в счастливые карие глаза напротив. И ведь не шутил: они сейчас проживали в Германии, где сегодняшний день имел еще и другое название. И Александр не стал спорить. Ведь в каком-то смысле все влюбленные – больные на голову. По себе он это заметил давно. Так же как и то, что Виктор не любит праздновать. Будь то Новый Год или день рождения, или даже годовщина начала их отношений, о которой всегда помнили оба, но удивить свое чудо пытался зачастую только Александр, для которого праздником мог быть даже обычный день. Потому он вовсе не удивлен отсутствию амурного настроения у своего парня, который никогда не мог проникнуться праздничной атмосферой. - Да, именно так, - улыбнувшись, Саша легонько целует того в висок и берет за руку, давая понять, что они собираются на кухню. Виктор неохотно поднялся и поплелся следом, не отпуская теплой руки, что крепко держала его собственную, уводя за собою в недра квартиры. Виктор уже примерно представлял себе, какой «сюрприз» его ожидает: Саша либо закажет ужин в ресторане, либо честно попытается приготовить что-то поинтересней несчастной яишенки. И, надо же, он почти угадал, только вместо привычного шикарного ужина, как зачастую бывает на подобные праздники, Чернов увидел бутылку элитного коньяка, тут же недовольно фыркнув, и дал Александру звучного подзатыльника. Тот лишь негромко засмеялся – именно такой реакции он и ожидал, ведь к алкоголю его любимый относится крайне негативно. Янтарный напиток был уже разлит по красивым массивным бокалам и дожидался своего часа на пару с коробкой шоколадных конфет, которые, как обычно, Александр будет есть в одиночку, и букетом простейших полевых ромашек – он всегда их дарил, считая самыми прекрасными цветами. Такими простыми и такими красивыми. - Ну, и начерта ты достал коньяк? – недовольным тоном сразу же спросил Виктор, скрестив руки на груди. - Ну, заюшка, завтра ведь выходной, рано вставать не нужно, - таким тоном Саша обычно что-то выпрашивал или подбивал на сомнительные авантюры. Вот как сейчас, например… Для большего эффекта не хватало лишь щенячьих глаз, которые обезоружат любого. Он становится позади, крепко обнимает, утыкаясь носом в шею Виктора, и теперь уже тише, немного игриво и явно с подтекстом продолжает: - мы можем позволить себе немного расслабиться. Обещаю сильно не чудить. - Не называй меня так, идиот! – вот, что Виктор никогда не понимал, так это дурацких прозвищ, которыми Александр именует его с каким-то особым садистским удовольствием. Потому что потом неминуемо огребает от недовольного такими глупыми милостями Виктора. Особенно сильно по голове прилетает Александру тогда, когда тот бесстрашно зовет его так при посторонних или что хуже – родных. Вместе с недовольством Чернов еще и вспыхивает алым цветом, чувствуя себя донельзя глупо. И за что он только полюбил этого солнечного рыжего идиота? И ведь десять лет уже терпит рядом с собой эту ленивую тушку. Потому что, как бы глупо не звучало, искренне любит. И никогда не бросит, ведь именно это они пообещали друг другу десять лет назад. От мыслей отвлекает нежный поцелуй в шею. Александр отстраняется и берет со стола белый конверт без каких-либо марок и надписей. Виктор смотрит на него с интересом и пытается угадать, что может находиться внутри, но единственное и очевидное, что пришло ему в голову – его подарок. Что? Деньги? Абонемент в спортзал? Купон на скидку в художественном магазине? Чернов принимает конверт и, заглядывая внутрь, находит то, чего меньше всего ожидал - билеты на самолет. Берлин – Москва. Здесь-то Виктор впал в минутную прострацию. - Я знаю, как давно ты хотел навестить родителей, потому купил билеты и взял отпуск, - с теплой улыбкой произнес Григорьев, кладя ладони на бедра стоящего напротив парня, – но в следующий раз мы выберемся к моим, возражения не принимаются. - Ты даришь мне поездку домой на Валентина? Ты точно слабоумный, - искренне удивился Виктор, припоминая, что даже на Новый Год расходы были меньше. А то ведь билеты нынче дорогие, а тут такой подарок на такой глупый праздник. И ведь ничего не сказал, зараза. Кажется, Витя уже дал понять, что учеба не отпустит, но нет же, Саша решил сделать сюрприз. Что ж, сюрприз очень даже удался. Он был готов закрыть глаза даже на обещание в следующий раз поехать на родину Александра, рано или поздно все равно придется, хоть он и не горел желанием. - Я уже говорил, что люблю тебя? - Сегодня? – с улыбкой заметил Витя, кладя билеты в конверт и отбрасывая его на стол, - раз двадцать. - И скажу снова, - он прикрывает глаза, переходя ладонями выше и чуть задирая кофту, и приникает к лицу Чернова, выдыхая ему в губы со всей возможной нежностью, - люблю. - С Валентином тебя, мой любимый идиот, - в ответ произносит Виктор, прежде чем слиться в пылком поцелуе, страстной борьбе языков и касаний, что срывают крышу. Это их праздник. Они оба душевно больны. Больны друг другом. Неизлечимо. И навсегда.