Лицом к лицу

      Тело напряжено в ожидании и готово к борьбе, предчувствуя уготованное ему испытание. Сердцебиение учащается, адреналин разбегается по крови. Он готов сражаться. Выкрики зрителей превращаются в неразборчивый оглушающий гул, заполняющий помещение арены. Но он ничего не слышит. Он зациклен на предстоящей борьбе, откидывая от себя все отвлекающие его звуки и запахи, сосредотачиваясь.       Вот он, этот момент. Громоздкие ворота открываются и арену заполняет раскатами выстрелов и предсмертными криками солдат. Помещение мгновенно пропитывается резким запахом крови и пота. Поднявшаяся пелена из пыли попадает в глаза, мешая обозрению, а в нос бьет резкий запах метала и гари. Мышцы ноют от длительного напряжения. Но он этого не замечает, он уже давно к этому привык. Ему уже знаком привкус крови и ощущение дыхания смерти на своей коже, окутываемой со всех сторон. Одно неверное движение – это смерть. Малейшее промедление – это смерть. Проявление какой-либо слабости – тоже смерть. Это место не прощает ошибок и не дает второго шанса, придерживаясь принципа «убей или будь убитым». Выиграй или умри, и ничего среднего в этом выборе быть не может.       И он не смеет показывать страха, уверенно держа клинок в своей руке. Непоколебимый в своих действиях, он уверенным взмахом руки лишает жизни очередную жертву. Сражаясь из последних сил будучи уверенным в своем выигрыше. Он не боится смерти, потому что то, чего действительно стоит боятся, ждет его после победы. Того, кто наблюдает за ним всякий раз, как он приходит сюда попытать на себе удачу, которая способна отвести от смерти, но не способна избавить от единственного страха.       И сейчас, отнимая последний вздох противника, он не чувствует сладкого вкуса победы и не испытывает радости хотя бы от того, что остался жив. Потому что испытание еще незакончено, теперь ему нужно встретиться с настоящим страхом лицом к лицу. С единственной боязнью, которую он не в силах победить, не в состоянии дать отпора. Он давно понял, что не может убежать, покорно принимая неизбежность. Все это уже давно должно было стать обыденным, но поднимаясь с арены к своей комнате, он никак не мог унять колющего волнения в своем теле. Он неуверенно открывает дверь, заранее зная, что его ожидает, что ему снова предстоит окунуться в сковывающие объятья своего ужаса.       Медленно, словно оттягивая неминуемое, он проходит в комнату, встречаясь взглядом с самим воплощением непредсказуемости и опасности. С человеком, который заставляет дрожать под своим правлением всю страну. С человеком, чей величественный и пронзающий взгляд показывает неоспоримый статус стоящего перед тобой человека, чей взгляд заставляет почувствовать себя беспомощным и требует незамедлительно подчинения. Нет никаких выдуманных богов и обращений к ним с необоснованными страхами, есть только он - живое изваяние, несущий на своих плечах настоящую силу и мощь, держа в своих руках право человека на жизнь. Перед ним невозможно замолить грехи бессмысленными подношениями, он с готовностью загладит их человеческой кровью.       Неспешной и уверенной походкой, Мин приближается всё ближе, пробирая своим величественным взглядом до костей, казалось, парализовывая одними лишь глазами. Остается каких-то пару шагов, а юноша не смеет сдвинуться с места. Он даже не думает отступать или сопротивляться, все это они уже давно прошли. Его сломали. Он сдался, так и не справившись со своим личным страхом, который был вполне оправдан для всех. Сколько бы он не побеждал на арене, сколько бы раз его не провозглашали «великим избавителем», он все так же оставался таким же обычным человеком, как и все, у которого есть свои слабые точки, при точном нажатии на которые можно убить малейшую способность к сопротивлению.       Названный тиран с несвойственной для своего прозвища нежностью поглаживает молодое тело, обнимая и прижимая к себе, попутно проводя губами от шеи до щеки, вдыхая запах его кожи.       - Я нисколько не сомневался в твоей очередной победе, мальчик мой… Ты так прекрасен в бою, - проговорив у самого уха, самопровозглашенный король нежно целует парня в висок, постепенно спускаясь к губам и невесомо проглаживая от его спины до бедер.       Аджай не пытается отстраниться. Он понимает, что сейчас начался его последний раунд, в котором он изначально является проигравшим, с самого начала, не имея ни малейшего шанса выйти победителем. Он не имеет шанса хотя бы просто сдаться и уйти, потому что от своего страха не уйдешь, он будет вечно идти по пятам, выжидая момента, когда ты остановишься для передышки, ослабишь бдительность и позволишь себя поймать.       Но Аджаю все равно, его это уже давно не волнует. Ему не остается ничего другого, кроме как поддаться, подыграть. И сейчас он с готовностью отвечает на мягкий поцелуй, постепенно перерастающий в более требовательный, в более властный и болезненный, вырывающий из уст судорожный выдох. Несмотря на ускоряющиеся сердцебиение, все это уже настолько привычные действия, сравнимые со своеобразным ритуалом, что все происходящие не вызывает между ними никакого недопонимая. Каждый знает свои обязанности, играя заранее выбранными ролями хищника и жертвы.       Прижав к себе молодое, но уже измученное сражениями тело, король плавно опускает его на предусмотрительно приготовленную мягкую постель, нависая сверху, зацеловывая шею юноши. Кусая, по-собственнически, оставляя свои метки на его теле.       - Мне никогда не надоест смотреть как ты сражаешься там, внизу. Среди этих не способных ни на что ничтожеств ты выглядишь словно непокоренный никем зверь. Это захватывает, Аджай, - он говорит с пленительной нежностью, трепетно целуя каждую царапину, каждый шрам, оставленный в одном из множества боев. - Будь покоренным только мной и никем больше, - на эти слова Аджай не отвечает, а лишь успокаивающе проводит своей рукой по щеке тирана. Но тирана ли? Кто теперь этот мужчина для него? Впрочем, это уже не так важно, ведь Аджай окончательно отдался в его руки, специально «остановился» и позволил страху себя поймать. Этот страх для него стал уже чем-то родным, въевшимся в самую глубину его души, превращаясь в сладкую зависимость, такую нужную, что уже без этого его жизнь потеряет всякий смысл.       Их жесты говорят за них самих. Аджаю не нужно слов, чтобы выразить всю свою покорность, и уж тем более Пэйгану, чтобы объяснить, что его, теперь уже давно взрослый, мальчик, принадлежит только ему.       Король мягко целует парня в губы, выкладывая всю нежность, испытываемую к нему. Мин никогда не был груб к Аджаю, напротив, выражал излишнюю заботу. Аджай часто задумывался над тем, видит ли его кто-то другой таким же нежным и любящим. Относится ли он так ласково и терпеливо еще к кому-то. Одной только мыслью о том, что Аджай единственный, перед кем Пэйган был так открыт, и чувством исходящей от него опасности, которая могла воплотиться в любой момент, заставляла трепетать. Но Аджай полностью доверял мужчине, с готовностью отвечая на ласки.       Разведя ноги юноши в стороны и обхватив его член одной рукой, Мин подвел пальцы второй к упругому колечку мышц, вставляя сразу два пальца в уже порядком разработанное тело. Мужчина начинает медленно растягивать Аджая, в упоении ловя губами каждый хрип, каждый выдох из его уст. Не спеша, словно оттягивая момент и так не на долго предоставленного им времени. Аджай поддается вперед за очередным поцелуем и со стоном прогибается в спине, когда Пэйган задевает уже хорошо известную ему точку внутри. Еще пара движений пальцами и мужчина подносит свою уже возбужденную плоть к отверстию парня. Так же медленно проникает, выслушивая сладкие вздохи со стороны своего мальчика.       Аджай терпелив, с волнением выжидая пока Пэйган сделает все сам, когда и как ему это будет нужно. Прикусывая внешнюю стороны своей ладони, Аджай склоняет голову набок, отводя взгляд.       - Не нужно. Я хочу все слышать, - перехватив руку парня и отводя ее в сторону, Мин склоняется губами ко лбу Аджая, входя в него до конца, из-за чего тот сощурил глаза и тихо промычал.       Пэйган начинает равномерно двигаться, напрягаясь в мышцах, чтобы сразу не начать вбиваться в молодое тело, продлевая удовольствие. После недолгих махинаций, Аджай начинает сам поддаваться на встречу, выпрашивая большего. Довольно ухмыльнувшись, Мин глубоко целует парня, наращивая темп, одновременно начиная водить ладонью по его члену, размазывая выступившую смазку. Находя внутри нужный угол, король срывает с губ Аджая громкий стон удовольствия и продолжает входить в том же направлении.       Чувствуя скорый оргазм, Мин начал активнее надрачивать парню. Наконец он прижимается к Аджаю, кончая в него, рукой доводя и его до разрядки тоже. В последний раз целуя в щеку тяжело дышащего парня, мужчина выходит из него, устраиваясь рядом.       Аджай из последних сил переворачивается на бок, закрывая глаза. Он знает, что когда проснется, то уже не увидит Мина рядом с собой. Но это не значит, что это встреча была последней. Сегодня Аджай очередной раз встретился со своим страхом лицом к лицу, который ему теперь так необходим. Со страхом, который нападает и отпускает его только тогда, когда сам считает нужным. Со страхом, которого невозможно победить, которому лучше поддаться и в конце концов понять, что он – единственное, по-настоящему родное, что у него есть.