Пуля

- Не стоит обижаться на целый мир за то, что кто-то когда-то натянул тебя, Дерек. И это первый раз, когда Стайлз больно получает по лицу. Честно говоря, он добивался немного не этого. Честно говоря, он сам не до конца понимает, чего добивался. Он каждый раз чувствовал себя стойким оловянным солдатиком, когда взгляд Дерека удар за ударом пробивал дыру в его огромной и толстой броне. - Я тоже умею рычать, хмуроволк. Бах. - Хэй, ты не боишься, что твои брови никогда не разойдутся? Бах. - Вы только посмотрите, кто здесь. Большая и хмурая туча. Скотт, ты взял с собой зонт? Бах. И всё дело не в том, что Стайлз так сильно устал. Он может поклясться, что сам не понимает всего этого. Он может поклясться, что всё это дурацкие выебоны из средней школы. Как будто вот он, Дерек, старшеклассник в столовке, у него на подносе пакет сока и блюдо с салатом - обед футболиста. И вот он Стайлз - придурочный упёздок, у него нет подноса, у него тарелка с фри в руке и банка колы в растянутом кармане джинс. И: эй, здоровое питание, большой парень? Ещё немного мышц, и ты разойдёшься по шву. И: поосторожнее с флюидами, мистер плейбой. Бах. Бах. И у него самые звериные глаза на свете - то, что Стайлз ненавидит больше всего. Он ненавидит это так же сильно, как каждый день видеть его - а его невозможно не увидеть. Потому что сегодня проблемы у Скотта, завтра проблемы у Айзека, послезавтра Питер снова пытается кого-то грохнуть: и всё это Дерек, Дерек, Дерек. Он постоянно рядом. Его глаза и его короткие фразы в стиле плохого парня, который не плохой на самом деле. На самом деле это очень раненный парень, очень избитый и почти ненастоящий. Потерпевший, называет его Стайлз. Он много думает об этом. Думает со злостью и болезненным сочувствием, которое тоже ненавидит в себе до зудящих костей. И всё это полная чушь, такая чушь, что приходится тупо шутить каждый раз, когда что-то вдруг подбирается настолько близко… что становится страшно. Стайлз думает, что Дерек - это целый бассейн дерьма, случившегося в его жизни. Иногда он видит, как Дерек застывает, замирает, как будто время в его голове вдруг останавливается. Дерек вырубает все свои рецепторы и на несколько секунд позволяет своему взгляду потеряться. Это может произойти когда угодно: во время тренировки стаи, во время ответственного задания по спасению мира, во время разговора - проходит секунда и всё уже на своих местах, но Стайлз ловит её. Стайлз умница, он замечает всё. Он думает: что происходит в голове Дерека Хейла в эту замкнувшуюся секунду? Наверное, он вспоминает Пейдж. Наверное, он вспоминает запах гари родного дома. Наверное, он заслуживает чего-то большего прямо сейчас, вместо них, - малолетних недоумков и ебанутого на всю голову дядюшки. И ненавидеть это всё так просто. Так просто ненавидеть полную невозможность помочь. И это немного похоже на злость - беспомощную ярость, которую испытываешь, глядя на умирающее животное. Сбитую на трассе собаку с перебитым хребтом или волка, попавшего лапой в капкан. Стайлз чувствует себя одним из железных зубцов, впившихся в волчьи сухожилия. И волчья пасть крепкая, очень крепкая, и силы у него много - звериной, настоящей. Но здесь либо отгрызай свою лапу, либо жди, пока тебя найдут охотники и пустят пулю в широкий и гладкий шерстяной лоб. У каждого волка есть пуля, предназначенная ему. Стайлз не хочет, чтобы у Дерека была такая. Стайлз говорит: - И этот взгляд должен заставить меня трястись от ужаса? И слышит: бах. Этот взгляд скоро может убить его. Потому что броня - его огромная и толстая броня - становится совсем тонкой. Ещё немного. Ещё совсем чуть-чуть. И Стайлзу давно не было настолько страшно. Полный ужас от непонимания: что он делает не так? Как это прекратить? Это никак не прекратить. Стайлз умница - он всё понимает сам. Стайлз умница. Он в полной жопе, потому что вот он и вот Дерек. Они вдвоём, и как это произошло - где те, на кого жизненно важно отвлечься от этих болезненных глаз, которые заебали, так заебали, честное слово. Никого нет. Только Дерек и Стайлз и последний удар. - Не стоит обижаться на целый мир за то, что кто-то когда-то натянул тебя, Дерек. Стайлз умница. Он в полной жопе. Бах. Можно услышать, как с треском разрывается броня, как взгляд Дерека ломится сквозь рубашку, футболку, сквозь кожу и рёбра. Попадает прямо в сердце - невероятно страшно. Блядски больно. Стайлз почти чувствует, как огромная дыра появляется у него в груди. Но сильнее он чувствует кулак, впечатанный в свод челюсти и черепа. Слышит хруст и летит спиной на дверцу джипа. Больно ударяется лопатками о боковое зеркало. Всё это через диоптрии минус девятьсот. Всё это как будто не с ним. Как будто Стайлз выстрелил и попал. А в Дерека так тяжело попасть. И это не просто удар по лицу. Это полный пиздец. Потому что Стайлза трясёт, ему хочется сказать ещё что-то. Попасть в то же место, куда только что удалось. Сделать больно, чтобы добить, грёбаное извращённое желание добить. И его разрывает на части от боли в челюсти, от вида тяжело дышащего Дерека, стоящего в шаге, глядящего исподлобья, и от собственной адской воронки внутри. - Прекрати это, Стайлз. - Что прекратить, а? - слабо спрашивает он. Язык не слушается. Рот болит. - Что прекратить? - Ты знаешь. Он знает. Он хочет огромный пистолет в руку - взрослый десерт игл, калибра, нахрен, пятидесятого, как в кино, - и шлёпнуть Дерека прямо на парковке. У него чешутся руки, чешутся десна и кончик языка. - А если не прекращу? Дерек делает шаг вперёд. Зелёные глаза, зелёные, как чёрт. Чёрт возьми. Каждому волку предназначена пуля. Стайлз отворачивает голову и сплёвывает, потому что во рту вкус крови. - Если нет. Что тогда? Желваки Дерека движутся. Он смотрит своими звериными прямо внутрь. Прямо под кожуру. Вскрывает по миллиметру - снова становится страшно. А потом, вдруг. Глаза опускаются на приоткрытый рот Стилински. Бах. И, кажется, что всё вот-вот сорвётся. Слетит с крюков и полетит вниз. Но - ёбаный Стайлз. Он всегда и всё портит. Потому что врубается его сраная самозащита. Дерек слишком близко, чтобы она не врубилась. - Да ладно, Дерек? - глухо говорит он. И: - Серьёзно, Дерек? И внутри кто-то орёт. Что ты делаешь, еб твою мать. Что ты делаешь. - Ого, вот как. А я и не знал. Взгляд Дерека медленно возвращается к глазам. И что-то в нём откровенно режет. Не надрезами - нож словно засаживают по самую рукоять и вертят им, как хотят. - Не знал чего, - очень тихо рычит Дерек. Его голос… Стайлз не зацикливается на этом. Он растягивает губы в усмешке. Что-то в его груди кровоточит. - Что ты умеешь смотреть вот так. Как-то всё это по-гейски, Дерек. Какие-то пидорские замашки, нет? - он широко улыбается. В его глазах дрожит изображение, он улыбается так широко, что ему больно. - Я не из этих, приятель. А ты… молодец. Я бы никогда не подумал. Конспиратор, чувак. Такой конспиратор, а. Зелёные глаза. Зелёные, как густой васаби. От их взгляда печёт мозг. Стайлз понимает, что сердце его хуярит так, что вот-вот оглушит волчий слух. Он продолжает улыбаться - у него сводит лицо. - Прости, Дерек. Я не по этим делам. Да и Малия бы… не поняла. Он хлопает Хейла по плечу. Сильно хлопает. Так, что ладони больно. У него колет в носу, как будто он крепко вдохнул в себя битого стекла. У него сводит глотку, как будто кто-то накинул на шею петлю. Он улыбается, как чокнутый. И сердце, сердце. Если когда-нибудь появится такая возможность, Стайлз был бы не прочь послать всю эту херню в задницу и бросить Бейкон-Хиллз, ухватить с собой отца и рвануть отсюда нафиг. Чтобы не было больше так больно, как бывает в этом грёбаном городке. Пусть он сгорит к чертям, а Стайлз когда-нибудь вернётся и прогуляется по пепелищу. Он думает об этом, когда взгляд Дерека меняется. Закрывается на миллион замков. Его губы жёстко переламываются в ухмылке. Он поднимает руку и больно стискивает пальцами щёки Стайлза. Обхватывает одной ладонью его ноющую челюсть, наклоняется и грубо целует прямо в приоткрытые от давления губы. Сердце разрывается в грудной клетке. Мозг разрывается в черепной коробке. Кто-то внутри Стайлза уже не орёт. Он сдавленно воет, скрючившись клубком. Поцелуй злой, неподвижный, жёсткий. Как удар. Как плевок. И Стайлз понимает. Понимает, что происходит. Понимает, что хотел этого - но не так. Не так. Он такой мудила, он постоянно всё портит. Дерек быстро отстраняется. Его губы плотно сжаты. Стайлз загнанно дышит, пытается не паниковать. Мечется взглядом по знакомому лицу, и внутри так больно. Все слова, которые он сказал за всё это время. Как будто Дерек вернул их, втолкнул обратно в рот, и все они жгут, режут, плавят, Господи помоги. А Дерек рывком отпускает его лицо. Кожа горит, наливается кровью там, где только что сжимались пальцы. - Малия не поймёт, Стайлз, - зло шепчет он. И с горькой, болезненной ухмылкой: - Гейщина. Стайлз приходит в себя, когда Дерек небрежно стирает большим пальцем сорвавшуюся по щеке Стилински каплю. Изображение в глазах Стайлза всё ещё дрожит. А Дерек разворачивается и уходит. Он не смотрит, совсем не смотрит и не оборачивается, но Стайлз всё равно слышит. Бах. Бах. Бахбахбах. У него трясутся руки, у него безостановочно болит сердце, у него болит каждая кость и каждый кусок мяса под кожей. И это не то, чего он добивался. Честно говоря, он сам не до конца понимает, чего добивался. Он каждый раз чувствовал себя стойким оловянным солдатиком, когда взгляд Дерека удар за ударом пробивал дыру в его огромной и толстой броне. И он сожрёт эту боль. Не подавится - сожрёт, как жрал Хейл. И, может быть, ему будет немного страшно перед следующей их встречей. Немного страшно поймать на себе его взгляд. Немного страшно сказать очередную херню. А он скажет… скажет. Может быть, немного мягче. Самую малость мягче. Потому что Стайлз - умница. Стайлз - понимает. Но желание - извращённое желание добить. Оно есть. Оно такое огромное. Ведь… Каждому волку предназначена пуля. И Стайлзу кажется, что пуля Дерека - это он сам. Щелчок новой обоймы. У него их много - новых обойм. И это будет красиво, как в кино. Один выстрел. В гладкий, широкий лоб. Бах.