***
Случилось это давно. Тогда, когда ещё времена были суровые, кровожадные. Что ни день, так кровью земля обливалась, да не за дело, а так, по прихоти людской и не людской, вышесказанной. И будешь ты прав, припомнив года тогдашние, названные в честь хоть и святой по имени, но не по душевному качеству, императрицы Явлеи — самой таинственной и ныне признанной за действа её не благочестивые, поистине жуткой правительницей. Правила она на землях величественных, древних, наделённых недюжинной силою — в исполинском государстве Хайман. Её империя славилась многим. Это и чарующие глаз, лишающие голоса природные ландшафты: многовековые леса раскинутые по всему пространству, протекающие рядом с ними реки, кристально чистые и полные питающих свойств, скалистые горы, опоясывающие территорию, скрывая её от непрошеных посетителей. Не погрешила она и с народностью, в основном все жители были белокожими — аж на солнце переливались, высокими и худосочными, напоминая по большей части подрастающее деревце с тонкими ветвями, и имели бездонные, с маленькими вкраплениями, тёмно-синие глаза, за редким исключением — серые. Да только были эти обитатели грязными, душевно грязными. Лишь ледяная холодность во взгляде, лишённая добра и счастья, хищная ухмылка, карающая без промедления, и бесстыдство с примесью коварства было им присуще. Так, что массово гнали они со всех своих земель названных гостей, незвано пришедших с разных сторон, да прямо на костер адский и бойню, где если не умрёшь, так спятишь иль конечности лишишься. Да только нежели кому так жить хотелось?! Нет… Но и сил противостоять у путников не было, а возвращаться в родные селения уже было слишком поздно… Если мне память, старухе этакой, не изменяет, в то время между правителями империй был заключён договор, носящий название «Хом зе рашь нэт ха», что в переводе значилось как «Дом один, а раз являетесь ушедшим, то дома вашего теперь нет нигде». Суть, как ты, Эйнар, понимаешь, одна, оставив родные земли, ушедший становится игрушкой в чужих руках, так как нигде ему нет защиты.Поэтому, когда начались гонения и кровопролитные бойни, скитальцы прятались как могли: то в ущельях скалистых гор, выходя лишь под покровом глубокой ночи, то под водяной гладью, выплывая лишь во время лунного солнцестояния, а иногда и на открытой местности в раскинутых кронах деревьев. Но редко кому удавалось так спастись. Поэтому время шло, а чужеземцев становилось все меньше и меньше на землях империй. Пугал всех живших там тот опыт печальный и отталкивал от мыслей чужеродных в головах своих дурных. Но однажды слух по всей землице общей прошёлся. Да о том в нём говорилось, что на стыке трёх всем известных империй: Хайман, с народом бессердечным, Таумал, с жителями по уму своему одинокими и Тайлос, где северные льды сковали своих обитателей, — имеется лес с опушкою огромной, где стоит посередь одиноко хижина неприглядная, с трудом заметная людскому и не людскому глазу. А обитает в ней знахарка знатная, долгожительница мира сего. И приглашает она всех ныне изгнанных с земель родненьких к себе на попечение, да не за так по доброте душевной, а за одно желание с каждого пришедшего на её землю. Уж зачем оно ей было нужно вряд ли кто сейчас ответит?! И шли ведь многие, и не одни зачастую, а с семьями. Да только не всех густой кромешный лес пропускал к своей владелице, отсеивал он неприятелей и оставлял на попечение зверью её верному. А тех, кого пропускал, на веру и правду проверял, ведя через дороги туманные, прямиком в руки добрые и заботливые. Так и собралось народу меряно-немеряно в знахарских владениях, да все из народов разных: кто из-под толщи водной сбежал, кто из среды лесной, а кто-то с земель северных явился. Так и порешали. Разделила знахарка весь народ по селениям, да каждому по верховному дала, чтоб жители привычно жили, да счастье получали. А сама центром всего стала и селения защищала, а кому и так помогала. День прошёл, неделя миновала, так и пару месяцев пронеслись, оставаясь в памяти новоиспечённых жителей гармонией добра и счастья. Но как бы то не было, явь остаётся явью. Ведь редко бывает такое добро без примеси злобы и ужаса. Так что так и случилось. Снова слух по всем землям прошёлся, да не такой как раньше. Говорилось в нём страшное, поистине сердцу доброму не понятное. Захват власти государственной произошёл в землях Северных, да никто иной это сделал как сама принцесса Ная, новоявленная супруга недавно взошедшего на престол Ханаса — любящего сына правителя и верноподданного империи. Загнала девица всех жителей в условия рабские и подать увеличила в несколько раз, что неподъемной она для них стала. А мужа своего магии наследственной лишила, да и отправила вон из империи, чтоб по землям разным скитался и пощады просил за жизнь свою, никому кроме него ненужную.Да только ошиблась в своих домыслах правительница новая. Не пошёл бравый воин по свету скитаться грехи не свои отмаливать, а сразу слухи всем известные вспомнив, на землю, ныне заселённую разными народами, отправился. День шёл, второй, третий, на десятый уже перед лесом показался, да и встал как вкопанный, ни туда и ни сюда. Не желал его лес пропускать к хозяйке своей родненькой, как чувствовал беду надвигающуюся. Но и оставить его зверям диким на растерзание не мог, не заслужил путник кошмара этого, ведь не со злым умыслом явился, а за защитою. Так что, так и стоял пришедший у кромки леса тенистого и не смел с места двинутся. А сам лес в это время думы великие совершал, и даже к решению пришел однозначному. Так как выглядел пришедший ещё жальче, чем первые жители селений: одежда, прежде аккуратная и чистая, была покрыта слоями грязи — то болотной с примесью ила, то с пустынных земель с ярко-красными вкраплениями, была знатно продырявлена и нельзя сказать, чем точно — али жены слуги постарались, аль сам на сук напоролся. Чего уж тут гадать. А сам господин на лицо был уставший, с осунувшимся лицом и имел неестественную бледность, которая с каждым мгновением становилась всё виднее и виднее людскому и не людскому глазу. То он его пропустит, и даже самой короткой дорогой проведёт, но, если хозяйке опасность страшная грозить будет, вышвырнет на съедение и вервями не покачнётся. Так и порешали. Вёл путника лес тернистый через тропы широкие, освященные светом ласковым солнечным. Всё помогал, как бы в пути к пристанищу своему чужеземец раньше данного времени концы не отдал от усталости и голода. Да только не очень-то сильно помощь эта благородная путнику помогала. После нескольких шагов сделанных силы его покидали и копились долго, с каждым разом последующим всё больше времени требовалось на восстановление. Так что пришёл Ханос, правитель не состоявшийся, в сердцевину селений на поклон к знахарке уже давно за полночь, когда жители уж сон десятый видели. Лес его заботливо к самой избушке знахарской вывел да у двери и поставил, чтоб легче было хозяйке его. А потом, не смея оставлять бедного на воздухе свежем, — простудится ещё, а ему отвечай потом — в дверь ветерком постучал, раз пять так, чтоб наверняка. И правильно сделал. Спустя минуток с пяток на лунный свет из-за приоткрытой избушки показалась женщина, а пришедший не так давно начавший кашлять да на бок заваливаться, всё норовил знахарку, прежде его не заметившую, своей тушей к земле приклонить. Слава хранителю Земному, что действо это успехом не увенчалось, а то спросонья не осталось бы и следа от путника. Поругала знатно лес хозяюшка да в сердцах чуть не прокляла за подношение ночное. А потом, вернув свой взор на весь мир обозлённый к гостю пришлому да обсмотрев со всех сторон, кинулась в хибару свою его затаскивать да травками разными лечить. Так три дня, до первых лучей солнечных четвёртого, сидела знахарка и глаза сомкнуть не смела, всё думу думала, как помочь, страдания облегчить. То отвар успокаивающий вливала в тело путника, то мазями разными мазала, а бывало и энергией своей усыпляла, чтоб не мучился. Хотелось ей очень уж к жизни мирной его вернуть, да себе по возможности оставить, больно уж приглянулся. А так бы, если б не люб стал, после первого дня оставила на попечении баб из селений, он им по душе тоже пришёлся. Так и жили, она всё у кровати сидела его да за состоянием следила, а он ахи да вдохи пускал, то от сна пугающего, то от ран раньше полученных. А в то время по владения знахарским уже слухи разные ходили, что у баб, что у мужиков. Одни про силы небесные болтали без умолку, которые послали правительнице счастье неземное в лице чужеземца. Другие глагольствовали о путнике страшном и дел не слыханных натворившем, что явился он по их души и требует их к себе в рабство. А третьи тихо и главное молча ничего не думали, просто жизнью спокойной наслаждались да диву давались, что это хозяйка их всё пропадает да пропадает. Но рано али поздно, и этому положению дел конец пришёл. Проснулся всё-таки путник пришлый на десятый день, и не по указки чей-либо, а сам. Вот так, утром ранним, когда знахарка на часок в лес свой ушла за пригодными для лечения, и не только для него, разными травками. Открыл глазенки свои мутные, да и закрыл сразу же, так как кроме пелены серой да точек в ней мерцающих ничего не видывал он. Хорошо, что хоть с дуру не встал и не начал путь из избушки искать, а то бы, ох… И подумать страшно. Вернулась значится знахарка с поисков своих со связкой травяной, да как вошла в хибарку свою родную, так и села. Вокруг больного кокон нежно-голубой образовался, полный силы небесной, дарованной от ока знахарского. Как только проснулся чужеземец, сила, раньше полученная, хлынула и оплела, сделав кокон символом защиты и истинной веры правительницы земель здешних. Редко такое случалось, так как силе равный получатель нужен, ведь обычно она лишь тому, на кого направлена чем-либо помогала и обратна возвращалась. А когда равный есть, то накапливалась и обмен совершенный осуществляла, объединяя два духа и две души, ведь как говорится в старинных приданиях: «Истинная пара та, где есть на два тела единая душа и общий дух». Просидела на пороге дома родного знахарка до вечера. Всё думу думала да за жизнь больного боялась. Разве могла её сила, небесами дарованная, в живых бедного пришлого оставить? Али не могла? Эти вопросы гремучие всю душу ей искалечили. А когда вечер наступил, плюнула на всё, да и подошла к кровати собственной, где кокон по-прежнему чужеземца оплетал. Руки свои к нему поднесла, слегка пальцами по верхнему слою провела да сквозь него, пелены этой голубенькой, прошла. А сам кокон белым цветом залился и медленно, медленно в воздухе рассеялся, оставляя вокруг едва заметного глазу налет пыльцы. После таких необдуманных действий знахарки путник пришлый и проснулся. Глаза свои снова открыл, руки чужеродные увидал, да как девица красная заверещал на всю округу. Мол убить его пытаются, душегубством средь бела дня занимаются, а он весь белый и пушистый, бравый воин, который кроме помощи и ласки больше ничего получать не хочет. На что ему в прямой и достаточно понятной форме объяснили, что, если б хотели убить — спасать бы не стали и десять дней подряд над его полуживым тельцем не тряслись. А если что-то путника не утраивает, где дверь находится знаешь, не слепой. На том и порешали. Ханос, как назвал себя чужеземец, и Лиайра, посетовала ему знахарка, стали вместе жить да души в друг друге не чаять. Сначала как знакомые хорошие, а там уж и до любви вечной не далеко было. Месяц прошел, потом второй, а на третий уж все в округе знали, что там посреди селений в избушке не примечательной обитает пара, окруженная счастьем и сильными яркими теплыми чувствами, которые окрыляли и возносили до небес. Год они так жили, чем могли помогали, территорию свою защищали, а потом снова напасть пришла. Да какая ещё… Слухами земля, как говорится, полнится, так оно и случилось. Снова с земель северных, льдом огороженных весточка пришла и значилось в ней, что правительница новая, власть силой захватившая, к казни смертной от рук палача назначенного приговорена за все грехи свои сделанные, а силы по праву следования возвращаются наследнику престола, которого по всему свету искать будут. Напугала весть эта Ханоса, так как не хотелось ему, чтоб любимая знала жизнь его прошлую. Поэтому подумав с неделю знатно так, что уж его думы все жители заметили, попросился у возлюбленной своей на несколько месяцев уйти из-под защиты леса на земли свободные с правом на возращение. Хоть и дала разрешение свою знахарка, да только отпускала с сердцем тяжелым любимого, как чувствовала, что беда случится, но ничего ему о подозрения своих не сказала. После прощания не долгого жизнь в деревеньке Као снова пошла своим чередом, лишь у правительницы сил ни на что не было, да и как им быть, когда кроме утрешней тошноты и боли в голове ничегошеньки не чувствуешь?! И хорошо, что хоть причина была этому добротная — беременность, долгожданная, такая значимая и сердце греющая, а главное от возлюбленного своего, а не по здравому черствому расчёту. Что ни день проходил, знахарка ждала, всё в даль смотрела, да с лесом разговоры вела. Уж очень ей хотелось, чтоб дорогой её сердцу человек пришел и узнал наконец о существе, растущем в её теле не по дням, а по часам, о том маленьком ребёнке, который напоминает ей о нём. Но дни летели, а суженного всё не было, и лишь испаряющаяся надежда оставалась в её душе. Но и она исчезла, когда срок рожать пришёл. Это случилось поздней ночью, тогда ещё суровый ветер сметал всё на своём пути и ломал ветки деревьев, нанося значительный ущерб лесу. Тогда, при свете нескольких зажжённых свечей, в своей неизменной избушке, на обложенной подушками кровати, лежала и разрывалась от несмолкающих натужных болезненных стонов женщина, всё та же знахарка. Она металась в агонии, когда ребенок начал появляться на свет. Процесс шёл медленно, сгустки боли атаковали роженицу по всему телу. Сначала появилась головка дитятки. Затем, спустя несколько минут, после душераздирающего крика знахарки, на свет явилось тело младенца. Из последних сил она перерезала пуповину, а после, на несколько минут, ушла в тишину, в такую успокаивающую и на сей раз нужную. Набравшись немного сил, знахарка аккуратно взяла своё дитя на руки. Рожденный малыш ещё был покрыт белым слизистым налётом, и только-только начинал дышать и подавать первые признаки жизни. Она приложила ребёнка к своей груди и ласкала небесное чудо взглядом, такого маленького и невинного. Как оказалась позже, этот младенец являлся маленькой девочкой, продолжательницей знахарского рода, а также обладательницей поистине самой мощной силы среди ныне живущих. Обтерев младенца и омыв себя лечебными травами, знахарка, выйдя в беспросветную тьму, явила лесу верному свою дочь, как символ власти, и представила её как следующую правительницу земель здешних. На что лес ответил шелестом листьев тихим и в ночи пугающим. На утро уже все селения имели честь знать, что в ночь эту странную родилось у знахарки дитя, не то сын, не то дочь, но ребенок по силе своей мать превосходящий. И только по прошествии нескольких лет узнали жители, что в теле малютки и душа девичья была и сердце доброты полное имелось. Росла малышка не по дням, а по часам, и не сказать на кого больше похожая. Одни говорили, что на отца пришлого, давно сбежавшего, не то глазами своими бескорыстными, не то чертами лица едва проскальзывающими. Другие глагольствовали о том, что в мать девчонка пошла, такая же сильная и не по годам умная, и волосами точь-в-точь похожая. А третьи вообще домыслы распускали, клоня к тому, что ребенка этого в награду Небеса дали женщине за дела её благие. Но как бы то ни было, ни у кого не возникало сомнения, что заслужила чадо своё иметь знахарка, потом и кровью заслужила. Да только легче от этого не становилось женщине. С каждым прошедшим годом сила ребёнка увеличивалась и сердце его раскрывалось, однако самой знахарке болью в душе это отдавалось, которая наполняла её извечной унылостью и греховными думами. Так и жили они: день настанет — дитятко по селениям гуляет, а мать его по лесу своему бродит — в себя погружается, отдавая энергию дурную в обмен на спокойствие душевное. Да только жизнь ли это, спросишь ты меня?! Нет, не жизнь — жалкое подобие, которое лишь вред приносит. Но и по-другому трудно было. Она бы давно уже мир этот грешный оставила, да только не могла — потянула бы с собой всех. Ведь не мог лес без силы её существовать, а ребёнка родного отдать на растерзание ему она не была способна: слишком любила, слишком к себе подпустила, слишком многое за него отдала. Только один выход был у знахарки от пут освободится, но и тот чересчур страшным являлся. Пришлось бы то желание использовать, обещанное каждым жителем, разрушить уклад жизни прежней, тихой и счастливой. Долго думала она, даже поведала верховным селений всю правду страшную о событиях, которые произойти могли, и мыслями заумными с ними делилась по спасению. Так и порешали старейшины — как знахарка решит, так и будет. Ведь по правде говоря они и раньше погибнуть могли, ещё тогда во времена гонений, но нет — выжили и были премного благодарны за года, прошедшие в здравии и радости. После этого снова правительница земель в думы серьёзные канула, а ребятёнок её всё по селениям ходил, настроение жителям поднимал, раны легкие залечивал, да энергию добрую считывал. День прошел, потом второй, а на десятый вышла знахарка из грёз мрачных своих и собрала всех подданных перед избушкой родной. Говорила она о многом и все эмоции ею испытанные, от слов сказанных, видны всем были. И главной новостью для всех пришедших было то, что желание, когда-то взятое с жителей, исполнить в скором времени придётся и не всем оно по душе будет. Но ошибалась знахарка, все мирно восприняли то, что в судный день, когда, как принято, лес должен будет получить обещанную энергию, большая часть живущих в селениях: полные здоровья дети, женщины и мужчины — уйдут во главе с её дочерью, а остальные останутся и помогут ей скрыть с глаз земных все следы леса и самой деревушки. Они были благодарны за все годы прошедшие, и, хотя понимали, что те, кто останутся не выживут, со спокойной душой решили осуществить задуманное знахаркой. И когда время пришло, толпа с собранными заранее пожитками покинула территорию знахарки не оглядываясь, отдаляясь от кромки леса всё дальше и дальше, куда-то ввысь ближе к затянутому грязно-серыми тучами небу. И лишь на самой верхушке горы, ушедшие повернулись, так сказать кинули прощальный взгляд на прошлую жизнь, и узрели как лес, несколько лет защищавший их, погружался в пучину пепла и дыма, медленно исчезая с лица земли этой. А жители, те что остались в самом ядре, окрашивали в алый цвет и себя и землю, соединяясь сердцем и душой с знахаркой, которая до последней секунды своей жизни смотрела в куда-то даль. *** В углу таверны, грязном и тёмном, где только что рассказывалась история, повисла гнетущая тишина. Продолжать дальше молвить сказ о своем детстве у Кайны не было сил. Слишком уж много боли он приносил, возвращая её на несколько десятков лет назад в то злополучное время. — А дальше, что было дальше? — чуть слышно прошептал Эйнар, порядком побелевший и потерянный от услышанного, давнишний друг. — Дальше… Всё просто. Жители ушли, а лес с деревенькой скрылся от глаз людских под землёй кровью облитой, да так по сей день там и находится, — рассказчица устало вздохнула, а на губах её заиграла грустная улыбка. — На этом, пожалуй, всё. Нет у меня ни сил, ни слов, чтобы продолжать нашу беседу, — женщина привстала и вышла из-за стола. — До скорых встреч, мой старинный друг и помни, что-то, что я поведала тебе, не принесёт много счастья, но и боли, если за языком следить будешь. В ответ ей не было сказано ни слова, и не потому что он не хотел, а просто не мог, да и она не особо ждала, как знала, сразу скрылась в потоке посетителей трактира, оставив его одного. Выйдя на улицу, где кроме нескольких залитых светом фонарей и цокающих по каменной дороге повозок с лошадьми, ничего не имелось, Кайна, бросив тоскливый взгляд на дверь кабака, в мгновение ока исчезла. Она ушла туда, где по праву родилась и должна была править, любить и быть уважаемой всеми. Туда, где кровь под тихий завывающий женский голос медленно вытекала из вен и взлетала в воздухе, орошая землю. Туда, где сотни жителей полегло во главе с её матерью за спасение других жизней. Туда, где и по сей день находится пустынная равнина, покрытая алым песком, и где по-прежнему сердце её полно доброты и ласки. И хотя боли много было испытанно на земле Као, лишь там, впервые за столько лет, она была свободна и душой, и телом. И сердце её билось так же как тогда, в окружении родной матери и дорогих памяти жителей.***
- Кто здесь? Вопрос предназначался пустоте. Вокруг уже не было ничего, кроме обветшалых коридоров, скрытых в ночной тени и нескольких дубовых столов, по-прежнему стоящих по площади всей таверне. Они опоздали… К такому выводу пришел Ханас IV, когда появился в этом забытом Богом месте ровно через три дня и две ночи после полученной весточки от Эйнара. А ведь ему так хотелось… Наконец-таки после долгих лет поисков и нескольких сгубленных жизней поведать своей двоюродной прабабке странную историю жизни и смерти ее отца, который, как и он пришёл слишком поздно и за один миг потерял всё: и радость, и счастье, и веру. Немного потоптавшись на одном месте, император Северных земель скрылся в дымке небесного цвета, оставив на прощанье лилию, такую чистую и невинную на фоне потасканных, местами искорёженных временем, дубовых столов и стульев. Так и не увидел наследник Таласа как из темной ниши, где несколько дней назад ведалась история жизни и смерти селения Као вышла молодая, с печальной усмешкой на устах, женщина. Она знала печальную и романтичную историю – детскую сказку, где принц, будущий император, встретил свою любимую в лестных чащах и как он принес клятву верности и до конца дней своих не произнёс не слова, держа на устах имя той, что забрала его сердце. Травница взяла цветок и так же, как и ее предшественник исчезла во тьме, оставив на дубовых досках горсть красного песка, песчинки которого разлетелись в разные стороны.***
Прошло столько лет, что Кайна уже с трудом могла ответить правда ли это ее история жизни или она всего лишь одна из многих, которой то ли посчастливилось, то ли просто кто-то решил сыграть с ней злую шутку. Но как-бы то не было сюрпризы не могли сломать ее дух рвущийся к теплу, заботе и родственной душе, которую так легко смогла найти ее мать и так же легко потерять. И именно сейчас смотря всё через призму гнева и любви, тщеславия и раскаянья, она уже могла определить, что ей нужно: родовое гнездо, отнятое давным-давно, любимый человек и маленькое чадо слоняющееся в округе. Но пока это лишь мечты, коим не суждено сбыть пока в ее жизни есть хоть малая долька магии. А как отпустить источник волшебства ходят сотни легенд и лишь одна из них правдивая…