облачный алый

Сиксмит, Слушай. Может звучать, разбиваясь, фарфор (изящная чашка летит в стену) и – чуть острее, как самая громкая нота в крещендо, – хрусталь (овальное блюдо заканчивает своё путешествие). Статуэтки из фаянса тоже звучат в момент, когда тонкая девичья шея, например, и воздетая к небесам рука, и складки одежд, покрывающих изящную фигуру, становятся грудой бесформенных осколков на мраморном полу. Как это трагично! Возьми чашку – на – давай, не робей, не захочешь – я же всё равно разобью её. Слушай. Слушай вместе со мной, как она будет звучать. Слышишь эту соль? Попробуй ещё. Да, Сиксмит, верно, да, давай вместе. Возьми эту статуэтку. Чистая ми! Блюдца из сервиза с причудливой росписью – одно за одним – мне так нравится, как ты улыбаешься! Тебе кто-нибудь говорил, что твое лицо создано для улыбки? Помнится, я же – как давно? – в день нашего прощания, точно. Твоё лицо создано для улыбки. Сиксмит, Слушай внимательнее. Может звучать, заполняя голову, боль (когда успел снять рубашку и опуститься на колени, не помню). Острые края осколка стекла режут жгуче-хроматически, но как же упрямо и быстро, твоей бы игре на фортепиано такой напор! Чем выше от запястья, тем смелее и глубже. Не смотри так осуждающе, не кричи, не тянись – всё равно не дотянешься. Кровь алая, как протяжное до альта, она течёт, течёт, и её бархата вокруг так (ужасающе?) много. Осколки окрашиваются новым цветом и переливаются, что маки, мокрые от росы, в первых лучах солнца. Так красиво, неужели ты не слышишь? У меня в лёгких, кажется, стеклянно-фарфоровая смесь, горло заткнули куском пыльного бархата. Слишком много звуков не бывает. Можно ли умереть от асфиксии, вызванной музыкой? Неважно. Ты знаешь, я склонен драматизировать. Виолончелью вспарываю второе предплечье. Какой острый скрипичный пассаж – падаю на спину – разливается по позвоночнику! Ложись рядом – ну что ты смотришь так умоляющее-жалко, давай, присоединяйся! Не бойся, это не больно. Красный. Бордовый. Алый. Ля. Си. Соль. Фортепиано. Виолончель. Альт. Слышишь? Становится трудно различить твоё лицо. Надеюсь, ты записывал. Хотя я записывал тут же, алым по белому, пусть эти строки и не переживут ближайшей уборки. Кстати, Тебе бы лучше убрать этот беспорядок и уносить ноги отсюда поскорее, Сиксмит, а то хозяйка лавки надерёт тебе задницу за то, что расколотил всё её добро. Вышли мне записи поскорее, будь так любезен. За меня не волнуйся. Присоединюсь к тебе как только закончу обработку. Подожди немного. Навеки твой, Р.Ф.