***
Мне пять и я лежу в постели с трупом. То есть, даже не так - труп лежит, всем весом навалившись на меня, прижимая к своему холодному, мокрому и вонючему телу дряблыми ледяными руками. Отличное начало дня. Мы живём в хрущёвке, в крошечной двухкомнатной квартирке. В одной комнате родители, в другой - я, сестра и бабушка. Мне всегда было обидно до слёз, что спать с бабушкой приходится мне, а у Юльки своя кровать. В конце концов, мальчик я, почему я должен спать с бабушкой? И домашние майки у меня тоже от Юльки - всё с девчачьими принтами, в блестках, стразах, рюшках и бантах. Да, ей десять и логично донашивать одежду за старшими - но не за сестрой, боже мой! Вот так всегда - кому-то кровать и новые майки, а кому-то соседство с бабушкой. Бабушку я боялся до дрожи в коленях. Было от чего - она обращалась со мной, как Юлька с котом. Вроде любит и даже гладит, но так и норовит дёрнуть за хвост, ущипнуть за бок или просто выдернуть клок шерсти из пушистого пуза. Кот ходил ободранный, тощий и зашуганный - неделю назад Юлька полчаса тыкала нагретой на свече иголкой ему в живот. Следов почти нет, но кот выл как ненормальный. Я не выдержал и отнёс кота другу - Лёха давно хотел кота и родители были не против, только им нужен был приученный к лотку и взрослый. Лучше пусть Пультик живёт с ними - жалко до слёз его было отдавать, но я слышал его вой и мне хотелось выть самому. Юльке сказал, что кот сдох и я закопал его около мусорки. Бабушка Пультика не шугала - она шугала меня. Родителям было всё равно - они пили, как черти. Какие тут дети. Бабушка этим пользовалась и использовала меня, как разрядку. Не показали сериал - держи затрещину, Игорь; каша подгорела - вот тебе удар в бок, чтоб без следов, но так больно, чтоб слёзы из глаз и губы до крови кусал, Игорёша. По ночам она сталкивала меня на самый край кровати, и я нередко падал, ударяясь лбом об пол. А теперь она умерла и мне совсем её не жаль.***
Мне всё ещё пять и я не сплю. На освободившейся кровати полно места, но я боюсь сдвинуться с края, потому что спины касаются тощие колени бабушки. Она полгода назад умерла - и я неделю спал у Юльки на кровати, боясь возвращаться в постель, где лежало тело бабушки. Мама и папа силком меня туда затащили и сказали, что будут привязывать меня к спинке, если я не буду спать и мешать сестре. Я рыдаю и не могу уснуть - один раз я переполз на бабушкину половину и меня вытолкнуло оттуда с такой силой, что я ударился головой о противоположную стену. Юлька мне не верит, мама с папой тоже. А я сплю в садике.***
Мне шесть и я провожу эксперимент. Точнее, мы - я, Юлька, Катя и Ира - сестры-близнецы, подруги Юльки. Юлька в последнее время увлеклась всяким мистическим бредом по примеру подружек - и когда они пришли к нам в гости, я рассказал им о том, что я сплю с призраком в одной постели. Катя и Ира очень хорошие - они угощают меня конфетами и играют со мной, в отличие от противной сестры. Они поверили и очень испугались. Юлька сказала, что я чокнутый, но их уже было не остановить - они решили остаться ночевать у нас - их родители такие же пьяницы как наши, сейчас вместе гуляют в какой-то компании уже вторые сутки. Сейчас мы вчетвером сидим в нашей с сестрой комнате - я на кровати Юльки, Катя и Ира около стола, а сама Юлька на моей с бабушкой кровати. Почти полночь - девчонки зевают, а у меня сна ни в одном глазу, я привык спать днём. Юлька дёргает рукой - мол, смотрите. Катя тут же заинтересованно поворачивает голову, а Ира цепляется на столешницу. Обе выглядят заинтригованными и весёлыми - для них это игра. Я отворачиваюсь. Кровать видно совсем немного - только изголовье. Юлька быстро двигается на середину кровати. Лицо её кривится в торжестве, она уже раскрывает рот, чтобы сказать что-нибудь вроде "ну что, Игорёша, убедился?", как вдруг глаза её округляются, а рот распахивается. Гримаса ужаса искажает её черты, и её выбрасывает из кровати рывком. Она визжит сквозь прижатые ко рту руки, начинает давиться и плакать. Катя и Ира в панике успокаивают её, а я вижу совсем другую картину. Лицо бабушки, белое, морщинистое, с широко раззявленным ртом и огромными выпученными глазами. Она бы улыбнулась, если бы могла.***
Больше Юля не смеётся надо мной. Она вообще теперь редко смеётся. Катя и Ира больше не заходят к нам, я скучаю, Юля тоже. Теперь мы гораздо ближе, чем раньше - спим в одной кровати по очереди и гораздо больше разговариваем, чем раньше. Мама начинает подозревать что-то. Я краем глаза замечаю белый силуэт, ползающий по стенам. Иногда она трогает маму или папу своей белой рукой. Те дёргаются и делают лишний глоток из бутылки.***
Мне десять. Мама больше не пьёт, а папа умер. Его убила бабушка, но об этом знаем только мы с Юлей - мама очень злится, когда мы упоминаем о ней. За эти годы я привык к постоянному страху - почти привык. Бабушка наблюдает за мной каждую секунду - и ей нравится доводить меня до слёз, неожиданно появляясь и тут же пропадая. Она хватает меня за ногу, когда я прохожу мимо кровати, тыкает в спину, пока я моюсь и рисует странные рисунки в моей тетради.***
Мне тринадцать. Сегодня похороны моей сестры. Мама стала набожной христианкой и обвесила всю квартиру крестами и иконами. Кресты ломались, на иконах зарисовывались лица. Мама начинала плакать и бежала к батюшке в церковь. Юля прижимала меня к себе и держала, пока я не переставал дрожать. Месяц назад к нам пришёл экзорцист. Он осмотрел квартиру и очень оживился - заглянул во все углы и очень заинтересовался кроватью. Во время проведения обряда бабушка разозлилась и убила мою сестру. Мы сидели в комнате, пока мама с мужчиной проводили свой обряд, как вдруг он ворвался к нам и завопил "Она наверху, Господи, она наверху! Поверить не могу, Боже мой!" Мама тут же завопила "Не смотрите, дети, она разозлится!" А Юля посмотрела. И бабушка свернула ей голову.***
Мне пятнадцать. Я живу у Лёхи - Пультик всё ещё живой, толстый и довольный жизнью. Мама сходит с ума в квартире, а я ночую у знакомых. Бабушка беснуется сильнее, чем прежде - в последний раз она довела маму до истерики, сев на её живот посреди ночи и вцепившись пальцами в её волосы. Я не вернусь в квартиру.***
Мне двадцать, я вновь в квартире. Мама давно в психиатрической клинике, а я живу в съёмной комнате. Рядом со мной Лёха и медиум. Её зовут Лера - она совсем не похожа на медиума. Никакой боевой раскраски на лице и диких тряпок - обычные джинсы, футболка и байка на замке. В руках - тонкий длинный кинжал и это вся атрибутика. Я ожидал чего-то более зловещего. Даже обидно как-то. Я пристально смотрю на лицо Леры - у неё красивые серо-зелёные глаза и длинные чёрные ресницы. Но я смотрю в глаза совсем по другой причине - в отражении зрачка я вижу провалы глаз и рта на белом худом лице. Внезапно я чувствую ледяную хватку рук на своей шее и дёргаюсь в панике - сейчас мне свернут шею, совсем как Юле. Лера тут же вскидывает кинжал и вонзает его куда-то за мою спину. В затылок ударяет струя холодного воздуха. - Всё? Лера ухмыляется. Она совсем не испугана, в отличие от Лёхи - тот трясётся, как припадочный. Я чувствую облегчение - и даже лёгкое разочарование. Я даже не ожидал, что всё закончится так просто. - А ты ожидал шаманские пляски и кровавые жертвоприношения? Всё, можешь расслабиться. Кстати, на будущее - проверяйте пульс у якобы покойников или вызывайте скорую, а не милицию. Вы её заживо похоронили, вот она и бесилась. Лера хмыкает и уходит, помахивая почерневшим кинжалом, а я внезапно слышу голос в голове "Заживо, Игорь. Заживо". Голос сестры.***
Мне двадцать девять и я стою около эксгумированного тела Марии Соловьёвой, сорок первого года рождения. Я, Игорь Соловьёв, ведущий судмедэксперт страны, обошёл всех друзей и добился эксгумации тела бабушки. Прошло двадцать четыре года и от тела мало что осталось. Зато на крышке гроба прекрасно сохранились царапины от ногтей и зубов. Фаланги пальцев рук тела без ногтей - они застряли в древесине. Ради этого ты убила Юлю и папу, свела с ума маму? Я накрываю тело простынёй и отворачиваюсь. Мне чудится движение на стене. Никого. Рядом звучит шёпот сестры "Заживо, Игорь. Заживо".