Открытые окна

Гарри стоял, сжимая телефон в руке, и пялился в окно. За окном было солнце, желтеющая листва и синее небо. Ничего такого, простой осенний день. Середина октября. Прошел почти год с тех пор, как Луи нашел его под лестницей на стадионе и сказал, что хочет его. А после этого он первый раз перепрыгнул на его крышу и оттрахал пальцами. Для себя Гарри отметил этот день как их годовщину. Он сам удивился — ведь меньше всего причислял себя к романтикам, и вот, взгляните на него! В колледже было здорово. На самом деле, мало кого волновало, что парень, который играет в регби, — гей и спит со своим соседом по комнате. Тут половина таких. А может, меньше или больше — это не важно. Важно, что всем пофиг. И он совсем расслабился. За два с половиной месяца пребывания в Лидсе он почти перестал дергаться, когда встречал Луи между пар, почти не краснел, когда соседи подмигивали ему после их особо бурной ночи, — молчать во время секса он так и не научился, но и не сочинял дурацкие истории о том, кого трахнул на выходных в раздевалке. Все было совсем неплохо. И, как назло, именно на этой неделе Дэну взбрело в голову приехать к нему в гости. Он скучал по нему, они ведь дружили с самого детства, и, конечно, он хотел его увидеть. Но только на зимних каникулах, дома. Где они с Луи снова делали бы вид, что едва знакомы. От этой мысли ему стало противно. Конечно, было весело перепрыгивать на соседскую крышу и залезать в постель. Или чувствовать, как тебя обнимают со спины, уткнувшись носом в затылок. Прятаться по школьным туалетам или перебрасываться смс-ками, когда играли на выезде, чтобы договориться о короткой встрече. Это было даже охуенно, но и то, что происходило между ними сейчас, ему тоже нравилось. У них было то, что называется почти–отношениями. То, чего Гарри сознательно избегал с девушками, накрыло его с головой, и он не хотел это терять. Было сложно, и иногда они могли орать друг на друга из-за какой-нибудь херни, а потом втрахивать друг друга в матрас, стену или любую подходящую для этого поверхность. Они могли не разговаривать друг с другом просто потому, что кто-то из них ляпнул что-то, не подумав, а вечером, обнявшись, смотреть новую серию «Во все тяжкие». Бывали моменты, когда они были готовы убить друг друга — как оказалось, жить вместе куда сложнее, чем просто ночевать друг у друга, когда взбредет в голову. Но Гарри любил сложности, и Луи, похоже, тоже. Пусть он по-прежнему отказывался целоваться на людях — ему все еще нужно время; пусть они не держались за руки — не сладкая же парочка; пусть не ходили никуда вместе — и так живут в одной квартире. И, может быть, когда-нибудь и это изменится. Но он не хотел обратно. А сейчас должен был приехать Дэн. Он ведь ничего не знал. Он не сможет принять его. Он терпеть не мог геев. Он приезжает в субботу на весь день, как раз когда он хотел пригласить Луи на свидание. Придется перенести — хорошо, что ничего не успел рассказать и пригласить. И еще придется попросить Луи свалить куда-то на весь день и, в случае чего, вести себя так, словно они едва знакомы. Он поймет, так ведь?

***

— Еще, — выдохнул он, насаживаясь ниже. Он сидел верхом на Луи, цеплялся за плечи, запрокинув голову, и хватал ртом воздух. Томлинсон даже не потрудился раздеться, когда пришел с занятий, похлопал себя по колену, и тот, как дрессированный зверь, уселся к нему на руки. Луи быстро избавил его от домашних шорт и полез между ягодиц влажными от слюны пальцами. И Гарри поплыл. Уселся, широко раздвинул ноги — чтобы удобнее, чтобы глубже. И сейчас хотелось только, чтобы Луи не останавливался, а лучше добавил третий палец и двигался коротко, рвано, чтобы рука сильнее сжала бедро, обездвиживая, чтобы наконец накрыло. — Гарри, детка, ты еще со мной? — и тот хныкнул, когда Луи остановился, не вынимая пальцев. — Здесь, — переводя дыхание, отозвался Гарри. — Уже здесь… Он поерзал, в надежде, что Томлинсон продолжит, но тот уже переместил руку на ягодицу. — Я тут хотел тебя кое о чем попросить. — А может, мы закончим, а потом — все что угодно? — умоляющим голосом попросил Гарри. Он был так близок! — Я хотел в субботу… В общем, если ты… — Луи замялся и Гарри напрягся. Только не суббота. Только не эта. — Я не могу в субботу, — оборвал он. Нужно было сразу поговорить, а он все тянул. Рука на бедре напряглась, и Луи словно отстранился, хотя на деле не отодвинулся ни на сантиметр. — Просто, — Гарри почувствовал, как резко изменилась атмосфера в комнате, и попытался объяснить, — понимаешь… Дэн сказал, что приезжает, и… Ну, в общем, я буду с ним весь день. Извини. И еще… — Еще? — равнодушно переспросил тот. — Что же еще? — Мне надо, чтобы… Чтобы ты сделал вид, что мы толком не знакомы. И, — говорить, так уж все до конца. — Хорошо бы, чтобы тебя не было в этой комнате весь день. Ну, ты же знаешь, почему… На всякий случай. — Хорошо, — протянул Луи и снова ввинтил пальцы в зад Гарри. — Тогда закончим. От резкого движения Стайлс вздрогнул и сильнее вцепился в плечи парня. Он понимал, что Томлинсон не в восторге от идеи, и, наверное, стоило бы остановить его, поговорить. Но уж слишком хотелось кончить. Он, вероятно, совсем ненормальный, если во время разговора у него не падает. И ему, наверное, никогда не будет достаточно. Иногда казалось, что даже суток в постели с Луи ему будет мало. Он его хотел все время — чтобы трогал, целовал, смотрел и говорил. И даже то, что Луи разозлился, не могло заставить его отказаться от желания кончить. Тем более, что если Луи разозлен, — а вернее будет сказать, что он в ярости, — то это еще плюс десять очков к хорошему сексу. Он становился грубее, и от этого все ощущалось только острее, как если вместо сладкой паприки насыпать кайенского перца. Гарри опустил руку на член, как только почувствовал, что третий палец проскальзывает в него. Наконец-то! Он бы хотел, чтобы это продлилось как можно дольше, но Томлинсон слишком хорошо его знал и умело подводил к оргазму. Где-то на краю сознания мелькнуло привычное удивление — как сильно он отличается от того парня, который трахал девчонок на подоконнике своей комнаты. Кому он и что пытался доказать, меняя их каждый день, пока тогда еще безымянный сосед не перевернул все с ног на голову? Он до сих пор помнит каждое слово, сказанное тогда под лестницей стадиона. Луи — это лучшее, что с ним случалось. Гарри перехватил член поудобнее, провел под головкой и чуть ускорил движения. Луи больно впился ему в бедро, надавил на почти сошедший синяк, и он, негромко вскрикнув, кончил на живот Томлинсона. Он еще даже не успел отдышаться, когда Луи столкнул его на кровать, стащил футболку, отшвырнув ее в угол, взял куртку и вышел за дверь.

***

Он вернулся поздно вечером. Ввалился в комнату, чуть запнувшись о порог, и стало понятно, что он пьян. В стельку. Это был вообще первый раз, когда Гарри видел Луи таким. Ни разу он не напивался, останавливаясь на паре бокалов пива. А тут вот такое… И Стайлс не знал, что делать. Вообще, он хотел высказать ему все, что думает, — ведь суббота уже завтра, и он мог спросить заранее. И совсем не обязательно психовать из-за такой херни, как один вечер. У Луи был целый год, чтобы позвать его куда-то дальше постели, но он почему-то этого не делал, и всех все устраивало. Но когда Томлинсон молча прошел к своей кровати, скинул куртку на пол и, не потрудившись разуться и стащить джинсы, улегся в кровать, Гарри стало стыдно. Ведь он тоже виноват — знал, что Дэн приедет, еще в начале недели, а тянул и молчал. Сам не мог понять почему, возможно, не хотел портить хорошее настроение себе и оправдываться за то, что так и не открылся лучшему другу. Ведь не будет он вечно скрывать то, что трахается с Луи? А будет ли он с Луи вечно? Нет, конечно нет, и глупо ставить слова «Луи» и «вечность» в одном предложении. Гарри предпочел бы об этом не думать, как и о том, почему ему стыдно, и еще о том, почему сам не так уж и рад приезду лучшего друга. Он подошел к кровати, поднял куртку, чтобы повесить, и поднял выпавшие из кармана бумажки. При тусклом свете настольной лампы он увидел знакомую эмблему кинотеатра и поднес бумагу ближе. Так и есть — два билета на «Кингсман». На вечер субботы. Черт! Гарри уже пару недель подряд говорил, что хочет посмотреть его. И места хорошие — далеко не дешевые. Это пиздец, конечно. Он мудак. Наверняка Луи принял все разговоры о фильме за намеки и купил билеты, чтобы позвать его. Давненько Гарри не чувствовал себя так паршиво. Он аккуратно сложил билеты в карман, положил куртку на стул — нужно сделать вид, что он ничего не знает. — Я такой придурок, да? — раздалось внезапно с кровати. Луи лежал, закинув руки за голову, и было непонятно, что у него на уме. Он определенно был очень пьян и сейчас мог говорить вообще что угодно, вовсе не связанное между собой. — О чем я вообще думал? — О моей заднице? — Гарри попытался свести все к привычному. К сексу. К тому, что у них так хорошо получается. Все остальное потом. — У тебя охуенная задница, детка. Но если бы ты думал не ей, а чем–то другим… — он, неожиданно широко зевнув, потянулся. И черт возьми, если у Томлинсона не стоит. Гарри не раз видел стояк Луи и ошибиться сейчас просто не мог — выпирающий бугор был красноречив. — Если бы ты о ней меньше думал, — кивнул он на ширинку, — то, может быть, был бы чуточку внимательнее. Луи ухмыльнулся, словно соглашаясь, и потянул штаны вниз, спохватился, расстегнул пуговицы и стащил джинсы с бедер. — Зачем ты… — у Стайлса закончились слова, когда Луи скинул кеды и скинул штаны окончательно. Черт. Блядский Томлинсон. У Гарри рот наполнился слюной — голый Луи для него — как зажженный свет для собаки Павлова. — Хочешь? — дурацкая кривая ухмылка, и последние тормоза срывает. Гарри хотел. Очень хотел и чувствовал себя шлюхой, когда расположился между ног и втянул член в рот. Им надо поговорить, но уж точно не сейчас. Попозже. После. «Нельзя так кайфовать от члена во рту», — он столько раз говорил это себе, но все повторялось снова и снова: пальцы Луи в его волосах, собственный стояк в шортах, и голова словно чумная от одного ощущения, что им распоряжаются. Господи, он окончательно спятил. Он насаживался горлом, давился от слишком глубокого проникновения и старался не слушать, что говорит Луи, потому что это еще один фактор, который начисто сносит ему голову. Чертов Томлинсон и его грязный язык. — Знаешь, чего я хочу? — Луи выгнулся, подбрасывая бедра, когда Гарри заглотил до основания. — Хватит. Заткнись. Просто. Заткнись, — прохрипел Гарри, отстранившись. — Хочу выпороть тебя, — Луи было похуй на его просьбу, и Гарри беспомощно ерзал по простыне, облизывал головку. — Перекинуть через колено и отшлепать. Чтобы твой маленький зад был таким же красным, как твоя новая форма. — Лу… — Гарри жалобно застонал, запуская руку в шорты, — откуда Томлинсон знает, черт возьми? Он же не говорил об этом никогда! Когда и чем он уже успел себя выдать? — Согласен? Как только твой дружок завтра свалит в свой универ, я заставлю твою задницу пылать. Сидеть до понедельника не сможешь. Хочешь, чтоб так? Гарри только охнул и, почувствовав теплые струйки спермы на губах, кончил себе в ладонь.

***

Гарри махнул Дэну на прощание и поспешил в кампус — нагородил какой–то херни, чтобы только не провожать. Дэн — парень взрослый, уж как-нибудь доберется до вокзала самостоятельно. А ему нужно домой. В их комнату, и наконец увидеть Луи. Рано утром, когда Гарри проснулся, того в комнате уже не было, и, если бы не аккуратно, собственноручно сложенная куртка на стуле, можно было бы подумать, что Томлинсон не ночевал в их комнате. Но куртка была на месте, и билеты тоже, как и вчера, лежали в кармане. Это не приснилось, не показалось и не было игрой его больного воображения или скудного освещения в комнате. Луи и правда хотел… Непонятно, чего он хотел, если честно. И, наверное, они выяснят это. Когда-нибудь. Сначала он хотел разобраться с пьяной фантазией Томлинсона. Гарри быстро поднялся по лестнице — направо, прямо по коридору и еще раз направо. Он толкнул дверь и выдохнул — Луи уже был тут. Сидел с ногами на кровати и листал какой-то свой очередной журнал. — Как все прошло? — равнодушно спросил он, не отрываясь от чтения. — Нормально, — Гарри пожал плечами, присел на край кровати и повторил: — Нормально. А ты как? — И я нормально, — даже глаза не поднял. — Луи… — Ммм? — Да нет, ничего… Впервые за год Гарри нечего было сказать. Какая-то дурацкая, нелепая неловкость повисла в воздухе и мешала дышать, думать, двигаться. Дурацкое чувство. Нужно все просто привести к общему знаменателю, сбросить все лишнее, и тогда все снова станет как надо — свежо и свободно. — Ты хотел… Обещал… — Гарри медленно потянул штаны за пояс вниз, — выпороть, помнишь? — Ну, допустим? — Ты сделаешь это? — Господи, даже если бы он сам этого не хотел, то все равно бы попросил. Пусть только все станет как было. Пусть. Луи молча откинул журнал, сполз ближе к краю и хлопнул себя по коленке. У Гарри руки так не дрожали с тех пор, как обнаружил подарок — смазку в своем шкафчике. Он кое-как стащил кеды, штаны, потянул футболку, но короткое «не снимай» заставило его застыть. — Сейчас, только носки… — Их тоже оставь, давай, Гарри, ложись. Идиотизм такой. В носках и футболке до середины бедра он чувствовал себя куда более уязвимым, чем голым. Господи, пусть все просто будет так, как было еще вчера, — до того разговора. Пожалуйста. Гарри было стыдно. Стыд, чувство вины и любопытство боролись за первенство. Можно было остановить Луи. Заставить наконец оторвать взгляд от какой-то одной ему ведомой точки на стене. Встряхнуть и наорать, объяснить, что так он не может. Сказать, что ему жаль, что билеты пропали, но они могут купить новые. Сказать, что сам хотел куда-нибудь его позвать, но… Гарри не умел отступать — раз сам попросил, то нужно идти до конца. Он не истеричка. А это просто игра, они часто дурачились. И не нужно паниковать — нужно подыграть. Самовнушение — великая вещь. Гарри кивнул, опустил голову и медленно залез на кровать, улегся животом на колени Луи. Тот помедлил, провел ладонью по бедру вверх, приподнял футболку, провел пальцем по ложбинке между ягодиц, и Гарри поплыл. Предсказуемо и безнадежно поплыл. Дыхание сбилось, низ живота напрягся, и член уткнулся в джинсовое бедро Луи. Он закусил губу, нетерпеливо поерзал, уткнувшись носом в сложенные руки. — Сколько? — внезапно спросил Луи. — Сколько ты хочешь? Откуда ему знать, сколько?! — Сколько я заслужил, — чуть приподняв голову, ответил он. — Пока мой зад не сравняется по цвету с моей формой, — и добавил, неожиданно для себя: — Сэр. У Луи перехватило дыхание, и Гарри успокоился — все хорошо, это только игра. Их игра. Он не был готов к первому удару и от неожиданности вскрикнул. Ладонь звонко соприкоснулась с кожей, и в этом месте задницу начало покалывать сотнями иголочек. Следующий удар по второй ягодице оказался чуть сильнее, но Гарри только вздрогнул, зажмурился. Третий. Четвертый. Пятый… Он перестал считать, растворившись в горячем жаре звонких ударов ладони о кожу, терся влажной головкой члена об услужливо подставленное бедро и… — Тебя пока… Твою мать, Стайлс, что за хуйня?! Гарри поднял голову и попытался сфокусировать взгляд на фигуре в проеме двери. На пороге стоял его лучший друг, от которого он старательно скрывал Луи, а последний, скорее по инерции, опустил ладонь, и Гарри, громко охнув, неожиданно для себя кончил, пачкая бедро, затянутое в черные джинсы.

***

— Гарри, скажи хотя бы, что ты его трахаешь, — почему-то Дэн говорил шепотом, словно осип от шока. Он даже не пытался соврать — не видел особой разницы. Для него уже не было никакой разницы. — Мы… мы по-разному, Дэн. Это не важно, понимаешь? Тогда, как только парень выскочил как ошпаренный из комнаты, Гарри сполз с колен и, нацепив спортивные штаны и сунув ноги в старые кроссовки, выбежал из здания и наугад побежал по дорожке. Он догнал его уже почти на выходе из территории кампуса. И сейчас они стояли под фонарем, как герои какого-то глупого фильма, пытаясь объясниться. Он знал, что Дэн не поймет. А он так этого хотел. На Дэна было смотреть страшно — не поймешь, что в голове, — то ли сейчас с разворота заедет в нос, то ли разревется оттого, что его друг… Как он тогда сам говорил? Заднеприводный, вот как. — Дэнни, я все тот же, понимаешь? Я все тот же Гарри, и… — И твою задницу регулярно хуй таранит, да?! Стайлс, скажи, как давно? Ты когда в школе был, на кого дрочил? На Шона? Или на Уила? Или, может, на меня? Бля, мы с тобой в одной раздевалке переодевались, в один душ ходили, а ты… передергивал на наши задницы, — он скривился от отвращения. Господи, как ему объяснить? — Я не… Нет, такого не было. Я только с Луи, и все. Дэн, я никогда… не дрочил на тебя. Мне правда нравились девочки, а потом я понял, что не только… Он все равно не понимал — Гарри по глазам видел. Да и кто бы смог? Никто из его команды. Никто из его друзей. Он сам себя не всегда понимал. — Я, наверное, поеду, — неуверенно сказал парень. — Мы… Слушай, — Гарри никак не мог подобрать нужных слов. — У меня есть шанс, что ты поймешь? — Я… Я не знаю. Правда, Стайлс, я не знаю. Я тебя с трех лет помню, но такого я не ожидал… Он тебя ебет, лупит по заднице, а ты слюни пускаешь и кончаешь от этого. Это… Это пиздец, блять! Я не могу… — он тряхнул головой, открыл было рот, чтобы что-то добавить, но махнул рукой, резко развернулся и быстро зашагал по дорожке. Гарри смотрел, как Дэн уходит по аллее в сторону остановки. Казалось, тот сдерживался из последних сил, чтобы не сорваться на бег. И Гарри так хотелось крикнуть, догнать и попытаться втолковать, что он не изменился, еще одна голова у него не выросла и он такой же обычный человек, как и все. И то, что он видел, — это просто игра. Что да, он немного чокнутый, но все тот же, с кем они играли в песочнице, с кем обсуждали, как потерять девственность, с кем первый раз попробовали пиво, а потом и напитки покрепче. Но он понимал, что Дэну нужно время. Ему оно и самому было нужно год назад. Поэтому он не побежал, а дождался, когда в темноте скроется широкоплечая фигура, и побрел обратно. Он надеялся, что Томлинсон перестанет злиться после этого. Потому что он больше не мог играть в эту игру. Он хотел как и раньше смотреть фильмы, жевать попкорн и воевать ночью за подушку. Один гребаный день, а всё — всё! — полетело к чертям. И теперь одна надежда — что хотя бы что-то в его жизни наладится.