Прости

Шла вторая недели нашей игры. Шла вторая неделя нашей игры. Мы не дети, нет, совсем нет. По двадцать лет отроду, но это не мешает играть нам. Она... Она очень странная. Терпеть не может свои шелковистые волосы, но следит за ними, не до безумия, конечно, но следит. Совсем недавно концы покрасила в кричаще-зелёный. Ох, дура. Хах... Я так ругал её. "Зачем портить свои прекрасные волосы?!" Да. Кажется, как-то так я тогда крикнул, а она и слушать не хотела. Обиделась на меня потом. Ч-черт... Сейчас действительно стыдно за тот раз. Она... Кстати, почему она? Как будто она левый человек. Виктория! Моя милая Тори. Тори ненавидит свое лицо. Что самое смешное , она ненавидит то, что я обожаю. Уж такой я человек: люблю людей за минусы. Ох.. кажется, я отвлекся. Тори ненавидит свои мешки под глазами, хотя и спит предостаточно, но они подчеркивают выразительность её глаз. Её пухленькое личико такое милое, а она считает его полным. Глу-пос-ти! Ненавидит свой нос, мол он совсем ужасен, свои губы за их отвратительный вид. Она кусает их почти постоянно, и тогда они заливаются красным. Конечно.., конечно, кровь. И за это я, конечно, ругал. Ох.. помню как мы "играли". Она убегала на лестничную площадку, забегала в лифт, а перед этим дразнилась же, всегда, когда я успевал хоть на долю секунды её увидеть, она всегда-всегда показывала мне язык. Дитя, ну ей богу. Лифт был один, а добежать было быстрее, занимался спортивной подготовкой, хех. Я ,наверное, забыл сказать , что мы с Тори занимаемся волейболом,да? Думаю, так и есть, забыл, что ж вот и сказал. Я никогда не успевал за лифтом, ибо отдышка мне всё-таки нужна, я же не робот, а она уже сидела на крыше и запускала бумажные самолетики. Далее обычно следовали разговоры о жизни или на философские темы, она их очень любит, после она плакала. Ах.. сидели мы с ней там целыми вечерами, а иногда выносили гитары и до полуночи доставали соседей. Она всегда засыпала прямо под открытым небом, я вытирал её оставшиеся слезы и, разумеется, относил обратно, а в случаях с гитарами, заодно брал и их, было тяжело, но я справился. Помню нашу последнюю игру. Тогда её сердце ещё билось. Всё было как обычно, она также забегала в лифт, также также дразнила меня, но... прибежав на крышу я лишь на долю секунды увидел её, а дальше всё. Исчезла. Просто растворилась. В тот момент я лишился голоса, я не смог остановить её, я ,влетая во все косяки, запинаясь о все коробки, что лежали на крыше, ринулся к краю, но внизу лишь пятно. Красное пятно, оно было того же цвета, что и губы моей Виктории, когда она их кусала. Я молча смотрел сверху на эту картину, кучка людишек, что заставили её это сделать, она всегда жаловалась на всех, на их злобу. Черт, да я просто себя оправдываю! Я смотрел на них, а внутри ничего.. совсем-совсем, я пытался прошептать, хотя бы прошептать её имя. Это почти получилось. Я спустился на корточки, закрыл лицо руками, а глаз сомкнуть не мог, просто не мог. Тогда я заметил листок, привязанный ленточкой к одной из коробок. "Прости" Прости? Прости?! За что ты извиняешься?! Я до твоей смерти не видел порезов на руках, не видел твоего дневника, там было столько боли, а я не видел, не видел этого , черт возьми. И т-ты извиняешься?.. Я.. Я не понимаю этого. Единственный раз, когда я не понял. Что ж.. зачем я это писал. Это письмо моей Виктории на небеса. Прости. Я безумно соскучился. И сейчас мы будем дома. Вместе. Хорошо,Виктория?