***
— Ada, − голос дрожит, и тишина бьётся о стены, осыпаясь осколками. Леголас обнажен и бесстыден, как и король, Трандуил, который с упоением целует шею сына, а ладони принца крепко сжимают светлые волосы отца, а с уст его срываются нетерпеливые стоны. Руки короля с нежностью гладят нежную, почти бархатную кожу, и пальцы прикосновениями бабочек заставляют сердце биться в глотке, а кровь кипеть в теле, как лава. Тело предательски двигается, так, что полусидя на коленях Леголас трется возбуждённой плотью, пачкая блеклой смазкой идеальную кожу короля, а ведь король желает не меньше, чем принц. Трандуил же будто не замечает метаний Леголаса, лишь впивается еще более страстным поцелуем в оголённую шею, там, где бьется жилка, оставляя красный след на коже, облизывает губы и заставляет сына опустить голову для того, чтобы уже поцеловать его в манящие и сладкие уста. Глаза встречаются взглядами, и все нереально, рушится и собирается вновь. Ласковые пальцы принца гладят нежную кожу щеки и спускаются ниже, это, как долг, в котором не стоит оставаться и ждать, когда наконец потребуют оплату. А Леголасу не нравится, не нравится быть в долгу. — Прошу тебя, папа, — сквозь стиснутые зубы умоляет принц и ерзает на коленях отца, жар распространяется по телу слишком быстро. Леголас не может больше терпеть, он сжимает еще сильнее мягкие и длинные волосы, в груди горит огонь, ему хорошо, но хочется большего, и даже почти дикие поцелуи не дают нужного эффекта. Голова опускается на плечо, в легкие тяжело втягивается воздух, эльф вздрагивает. Тело ноет, требует, а перед глазами мутится реальность, будто вода. — Ты так нетерпелив, — голос Трандуила от возбуждения кажется еще более хриплым, еще более возбуждающим, еще более горячим. Горькая слюна проваливается в глотку и плавится. — Отец, я так хочу тебя, — хрипит смущенный эльф, облизывая припухшие после поцелуев губы, слезы стоят в очах, нетерпение уже больно бьет по нервам, а ноги ужасно дрожат, в его теле огромный комок связанных нервов, но ответа нет. И Леголас целует открытую шею короля, нежно ведет языком к мочке уха. Лишь после того, как серые глаза впиваются в его, чистые даже в темноте небесно—голубого цвета, в них читается такое же нетерпение и желание да так, что сердце, бившееся в глотке, теперь и вовсе будто проваливается желудок. Трандуил ничего не говорит, снова захватывает губы собственническим поцелуем, языком задевает его, прикусывает губы, слизывает капли крови, его пальцы нащупывают тугие горошины сосков. Принц, не ожидавший такого, прогибается и подается вперёд, почти впечатываясь в горячее тело отца. Левая рука спускается ниже и неожиданно опускается на возбужденную плоть, пачкая длинные музыкальные пальцы в поблеклой смазке. В воздухе витает возбуждение, и напряжение искрится, вызывает вдохи и нетерпение. Леголас вздрагивает, и с его уст снова срывается нетерпеливый полустон—полукрик, и бедра толкают напряженную плоть в ладонь, желая ощутить хоть часть наслаждения. Трандуил лишь прикрывает глаза и обдает горячим шепотом острое ухо, слыша, как с губ срывает тихий выдох сына - ему определённо хорошо, и не терпится ощутить еще больше страсти. Но еще рано! — Потерпи, я просто хочу сделать тебе приятно, — голос Короля Лихолесья пропитан возбуждением, он желает одного - доставить наслаждение, но сам же себя и мучает, он ведь не каменный. — Ada, я не могу, я так желаю тебя… Внутри, желаю, — чуть ли не взвывает Леголас, глотая собственное возбуждение, сам впивается в губы отца, который кривит их в улыбке, чувствующейся даже через поцелуй. Король всегда слишком разный, нежный, иногда слишком импульсивный, а иногда такой, мучительно—страстный. Пальцы, сжимающие член у основания, расслабляются и ползут к мокрой головке, размазывая по всей длине блёклые капли и выше оставляя после себя мокрые скользкие переливы. Губы кусают незащищённую ключицу, срывая новый хриплый крик со сладких уст, язык обводит место укуса, оставляя после себя мокрую дорожку и ползет ниже, обводит сначала один напряженный светлый сосок, после - другой. Зубы несильно, но чувствительно смыкаются на напряженной и ноющей горошине, руки Леголаса, гладившие тело короля, остановятся, и короткие ноготки с силой вопьются в спину. Ощущения пропадают почти сразу, в теле необычайно сильно кипит кровь, а перед глазами все плывет и красится в радужные цвета, меняется, как витраж, калейдоскоп перед глазами. Руки ласкают тело, сжимают ягодицы, проходят по бокам, ведут по колену, по плоскому, достаточно твердому животу и выше. Кожа горит под пальцами короля, и кажется, что он оставляет на белоснежной коже прописанные горящие символы. Язык вырисовывает замысловатые мокрые узоры, по шее к мочке острого уха, ощущая, как снова дрожь пробирает тело сына, и каждое прикосновение непременно сопровождается криком, стоном или тихим вдохом. Его дыхание сбито, и тело его горячо, как лава, капельки пота блестят на теле, как множество драгоценных самоцветов. Неожиданно интимная поза меняется, Трандуил толкает податливое тело Леголаса на кровать, прижимая его спиной к мягкой перине, тела соприкасаются, и молния ползет между ними. Леголас пытается отплеваться, его волосы попали в рот, но закашливается он от резких действий со стороны короля. Ощущения яркие, и свет слепит глаза, дыхание еще больше сбивается. Принц стонет, прикусывая собственные губы, и пара капель красной крови появляется из небольшой ранки. Руки хватают его под бёдра, закидывая стройные ноги себе на плечи, поза становится не просто необычной, почти сакральной, только это уже даже неважно. Трандуил наклоняет голову, да так, что волосы рассыпаются по обоим сторонам от головы, закрывая обзор, обдает горячим дыхание мокрую от смазки головку, и язык касается ее, слизывая терпкую каплю с кончика, срывая с уст хриплый крик. Тело принца прогибается в пояснице, а дрожь пробирает все тело, руки может быть слишком сильно сжимают прохладную простынь, а может это бред, ведь она не трещит. Яркие синие глаза сверлят потолок затуманенным взглядом, волосы золотым ореолом рассыпаны по подушке и кажется, что это расплавленное золото в свете серебряной луны, не просто металл. Но все связные и бессвязные мысли постепенно улетучиваются, скрываются за облаками. — Папа, умоляю, — уже не зная, что сказать, просит умоляющим голосом Леголас, сглатывая собственную слюну, терпение лопается, подобно мыльному шару. Трандуил же внемлет, но лишь сейчас, доведя наследника до края пропасти, до плясок перед глазами, метаний его тела по большой кровати. Леголас облизывает пальцы отца, которые маячат перед глазами, он знает, что нужно делать… Скоро он почувствует, как там внутри жарко, как тело снова сотрясает оргазменная дрожь. А перед взором будет плыть мутная пелена, и звезды будут слепить. Тугого входа касаются горячие кончики пальцев, напряжение нарастает с каждой секундой, реальность будто трескается по швам и блекнет. Бедра сами подаются, и первая фаланга с легкостью соскальзывает внутрь, вызывая у Леголаса тихий, просящий выдох и резкое телодвижение, бедра сами насаживаются на источник острого наслаждения, полностью захватывая его. Трандуил лишь слегка покачивал головой, знал, что будет делать принц, ловя уста сына, захватывая его в очередной неистовый манящий поцелуй. Второй палец так же оказался внутри, рука начала двигаться, и пальцы осторожно скользили в нём, снова и снова срывая с исцелованных уст хриплые просящие крики. Леголас же оплел руками шею собственного отца, заглядывая в потемневшие от страсти глаз, облизал ухо и губы и похотливо приподнял бровь, млея от каждого острого проникновения пальцев. Прикрыв глаза, тихо прошептал едва слышные слова любви, не простой, не родной отеческой или сыновьей, а настоящей, той, что горит в огнях звезд, и та, про которую складывают легенды. Ведь любовь хранит и Эру каждый раз, не давая потухнуть горячему огоньку. Острого уха снова касается горячий язык, обводит ушную раковину, лижет мочку и целуют светлую шею, желание доставить удовольствие такое же неистовое, как и получить. Его собственных же волос король касается не так уж и редко и в порывах слишком неистового желания хватает наследника, заставляя откидывать голову, подставляя шею под горячие поцелуи и укусы за загривок. Понемногу кажется, что вот, вот оно, пойманное наслаждение, но это скорее мираж. Леголас хнычет, кусает собственные губы, пытаясь сконцентрироваться, но все падает в тартарары, когда узкого входа касается прохладный язык, член готов разорваться от возбуждения и обильно покрывается смазкой, обжигающие капли катятся ниже, оставляя после себя небольшие шлейфы. — Скажи мне, скажи, как сильно… Желаешь ты меня? Насколько я дорог твоему сердцу? Готов ли ты пожертвовать всем ради меня… Готов ли разделить вечность? — последние слова - эгоизм, последние слова - провокация. — Ada… Нет слов, чтобы выразить ответ на твой вопрос, могу сказать лишь, что луна, любимая мною, меркнет рядом с твоим величеством, и Эру ведает эти чувства. И я… Безумно рад, что любим тобой… И умру я ради тебя, погибну… Коль ты пожелаешь того! И не отпущу, если Смерть пожелает затащить тебя в чертоги свои. Adar*! — слова не имеют даже никакого значения, Леголас хрипит, его язык не слушается, сильнее сжимает простыни, отец прекрасно знает, какие у него мысли, и как он предан, а также любим. Звезды, кажется, пляшут, вырисовая прихотливые узоры в хмельном, но не от вина мозгу. — Ion… Ion nin! meleth nín.* Пальцы выскальзывают, резко сминают ягодицы, оглаживают расслабленный вход, и его касается большая переливающаяся каплями его смазки головка. Трандуил держит себя в узде, дышит тяжело, пытаясь не сорваться… И входит. Входит медленно, желание распирает изнутри. Леголас, задрожав, перестает дышать, ноги оплетают талию Короля, и он насаживается сам, вскрикивает, дергает тазом, желая ощутить рельефную головку, ударившую по центру всего напряжения и наслаждения. Легкое и гибкое тело изворачивается, и Трандуил начинает двигаться, сквозь зубы шепча не то проклятия, не то молитву, но отчего-то голос кажется бесподобным, обволакивающим, как мед. Леголас прикрывает глаза, и тень от длинных ресниц ложится на горящие щеки. Сильное резкое наслаждение контрастирует с прохладным ветром, врывающимся сквозь открытое окно. Комнату вновь наполняют хриплые крики и стоны, кровать готова, кажется, жалобно скрипнуть, но раздается лишь сиплое дыхание. Трандуил хватает Леголаса за щиколотку за спиной, резко дёргает, притом не останавливаясь, входя глубже в податливое тело под ним. Ноги теперь лежат на плечах, и от этого изменения в углу проникновения тело реагирует еще более остро. Язык касается лодыжки. Капелька слюны скатывается от метаний, по щеке. Трандуил лишь хрипло, скрывая стон, вздыхает, ловя губы, сгибая гибкое тело в немыслимой позе. Леголас вскрикивает, так неожиданно громко, Транудуил резко переворачивает его на живот и проникает в принца еще более глубоко, и он движется, резко, сильно, проникая внутрь. Тело принца дрожит, он прогибается в спине, вскидывает ягодицы, желая ощутить горячую плоть глубже, и слышится шлепок кожи о кожу, похотливый, крик срывается с искусанных, припухших губ. Шея искусана, но следы будут скрыты волосами и воротом одежд. Трандуилу же нет дела до того, увидят ли или же узнают. В темноте сверкают глаза, каждый раз кажется, что просто они светятся. Снова и снова, каждый раз задевая точку наслаждения, ощущая, как горячая плоть плавит тело и сдержанность в общем. Еще чуть—чуть, и мир сойдет с ума! Оглушающе, громко, слишком тихо и безмолвно. Леголас содрогается, хрипит, из глаз чуть ли не слезы льются, сорванный голос пока даже не важен, только горло скребется першением, а Трандуил наваливается сильнее, делая еще пару резких проникновений, заполняет сына собственной страстью. Тело кажется чужим, не желающим двигаться, будто стало оно ватным, разморенным страстью, обезумевшей, жаркой, испепелившей. Король Лихолесья прикрывает удивительные глаза, кривит немного губы в полуулыбке и прижимает горячее тело сына к себе ближе. Ленивые поцелуи скользят по взмокшей спине, Трандуил усмехается, поглаживает рукой волосы сына, гладит тело, лишь после тихо шепчет, неразборчиво, на губах Леголаса расцветает нежная улыбка, и ветер уносит все за окно, кружа пожелтевшие листья. За окном давно глубокая ночь, и кажется, что луна смеется, серебрено—белая, смеется над золотым, солнечным.***
Тауриэль проснувшаяся с тяжелой головой, не веря, осматривает собственную небольшую комнату, это было просто… Ужасное утро. В голове все никак не могла уложится страшная тайна принца, разделенная с королем. Она помнит ту страсть меж ними, помнит те страстные поцелуи и просьбы, умоляющие вздохи и тихие шепоты. Эльфийка вздыхает, тяжело, он знал, король Трандуил знал, что она смотрит, она видела, как на пару мгновений он поймал ее взгляд и усмехнулся, продолжил, будто говоря, что не отпустит принца от себя, пока Эру не заберет его в чертоги праматери. — О Эру, помоги мне!***
Леголас лениво открыл глаза, улыбнулся, зарываясь носом в подушку, пока не чувствует, как макушки касаются тонкие, но от того не менее сладкие губы. В груди заиграет перезвон колокольчиков, и рассветёт противное чувство всеобъемлющее любви, в прочем, проснется и страсть. — Доброе утро, Ada! — Доброе, meleth nín*! Прекрасное утро… *Отец. **—Сын… сын мой! * Моя любовь!