Причины, которые на самом деле не причины

Когда Крейг почувствовал, что бежать больше нет никаких сил — мышцы ног свело неприятной болезненной тяжестью, а поперек горла встал горячий липкий ком — он схватил Кенни за локоть и, завернув в первый попавшийся закоулок, потянул его за собой. Пробежавшись еще немного по инерции, они остановились и, оперевшись руками в колени, попытались отдышаться. Первым в себя пришел Кенни. Откинувшись спиной на грязную кирпичную кладь, он задрал голову наверх и тяжело расхохотался. Ему было весело, просто невозможно весело. В этот момент Крейг подумал о том, насколько они все-таки разные и что их представления о веселье явно не имеют ничего общего. Знай он, что всю ночь им придется бегать по незнакомым улицам чужого района от толпы разъяренных наркош, остался бы дома и спокойно смотрел телик. А Кенни все не мог успокоиться: он смеялся всем телом, показывая белые зубы, складываясь пополам и хватаясь за живот. Он делал это так заразительно, что в конце концов Крейг не выдержал и, прислонившись плечом к вонючей сырой стене, слабо улыбнулся в ответ. Кенни смотрел на него, повернув голову, и даже в темноте было видно, как сильно сейчас блестят его глаза. — Ты псих, Кенни, просто конченый психопат. — О да, детка! Но, признайся, ведь это было весело. — Весело? Эти придурки чуть не порешали нас на месте. А у одного из них был нож. Огромный, острый, заточенный кусок стали. Господи, о чем ты только думал? — Я думал, как бы нам поскорее свалить оттуда. Ну ладно тебе ныть, все же обошлось, так что кончай скулить, как киска. — Значит, я скулю, как киска? — Ага, есть немного. Такер пристально посмотрел на Кенни, но догадавшись, что тот просто издевается, толкнул его в плечо. — И зачем я вообще с тобой связался? На самом деле Крейг прекрасно знал, почему он до сих пор общается с Маккормиком. Первая и самая главная причина заключалась в том, что, не беря в счет случаи вроде этого, когда Крейг по уши влипал в неприятности из-за очередной супергениальной затеи Маккормика, с ним было чертовски весело. Вторая, но не менее важная: Кенни был настойчивым. И упорным. По какой-то неясной причине он решил завербовать Такера себе в друзья и не отлипал от него, пока тот просто не смирился с таким положением вещей. Топот десятка ног и чьи-то громкие крики вывели Крейга из его пространных размышлений. Он схватил Кенни за шиворот и потянул его обратно. Они вплотную прижались к стене: Крейг — боясь вздохнуть, Кенни — еле сдерживаясь, чтобы снова не заржать во весь голос. — Бля, вот мудаки, — давясь от смеха, произнес Кенни. Крейг зашипел на него. — Заткнись, ради бога! Но, казалось, Кенни не собирался останавливаться, топот и крики звучали все ближе, а улыбка на худом бледном лице становилась шире, и это, конечно, ничего доброго не предвещало. Крейг знал, что по-хорошему заткнуть Кенни у него не получится, вывести придурка из игры можно было двумя способами: либо вырубив его тяжелым ударом по голове, либо... удивив чем-то? Мысль пришла мгновенно и, подобно цунами, затопила собой все остальное. Он схватил Маккормика за его худое плечо и, прижав к стене, почти распластав по ней, резко и без предупреждения поцеловал. Кенни замер, оцепенев от неожиданности. В этот раз инициативу проявил сам Крейг, и это было так странно и совсем на него не похоже — перестановка ролей напрочь вышибала опору из-под ног. Придя в себя, Кенни постепенно включился в игру: он натянул на Крейга капюшон его же толстовки, полностью ныряя и прячась в него лицом, и сцепил руки за его шеей. От этого стало душно. Крейг чувствовал, как Кенни жмется навстречу всем телом, словно стена позади него обжигала спину. Когда Маккормик в очередной раз прижался к нему бедрами, воздух начал выходить из Крейга неровными, резкими толчками, словно кто-то намеренно выколачивал его из легких, а он ничего не мог с этим поделать. Это было похоже на неконтролируемый приступ астмы, на секунду Крейг даже струсил, что так и не сможет восстановить нормальный ритм дыхания. Пульс, набатом стучащий в ушах, заглушил шум поравнявшихся с ними шагов, и Крейг совершенно не мог вспомнить, ради чего все это начиналось. Губы Кенни на вкус отдавали горечью сгоревшей соломы, от него пахло сигаретами, травой и потом; причудливо смешавшись, его запахи щекотали ноздри, а голова шла кругом, и почему-то от этого становилось невероятно сладко. Крейг не знал, сколько времени они стояли вот так — уткнувшись друг в друга носами, не решаясь поднять глаз. Звук дыхания был единственным живым звуком в образовавшейся тишине. Крейг стоял с закрытыми глазами, ощущая слабость во всем теле и лениво размышляя, что будет дальше. Все, о чем в этот момент трусливо мечтал Крейг Такер: открыть глаза и оказаться у себя дома, чудесным образом миновав эти неловкие объяснения случившегося. Первым в себя пришел Кенни, он всегда реагировал на все быстрее. Откинувшись на стену, он с глухим стуком ударился об нее лопатками. Вытащив из кармана пачку сигарет, он подкурил сразу обе и молча протянул одну Крейгу. Тот, не глядя на Маккормика, принял уже раскуренную сигарету и, встав рядом, благодарно кивнул. — Думаю, это можно считать ответом на твой вопрос, — выпустив дым себе под ноги, произнес Кенни. Зажав сигарету в зубах, Крейг непонимающе уставился на него в ответ. Кенни закатил глаза и улыбнулся. — Ой, зачем я вообще с тобой тусуюсь? — скорчив гримасу, Маккормик передразнил его прошлые слова. Уловив столь прозрачный намек, Такер едва не подавился дымом. Усмехнувшись краешком губ, он произнес: — Мечтай. Кенни ничего не ответил, только, опустив глаза, попытался скрыть довольную улыбку. — Подбросишь до дома? — Без проблем, только сначала надо вспомнить, где мы оставили тачку. — Следуй за мной, путник, и я выведу тебя к свету. Докурив, он щелчком отправил свой окурок в далекий полет в сторону мусорных баков и легко, словно пружина, оттолкнувшись от стены, побрел к освещенной пустой дороге. Крейг пошел следом. Нарочно замедлив шаг, он смотрел на светлый, взъерошенный затылок, прибавляя к своему списку причин под условным названием "почему я, черт возьми, все еще общаюсь с этим придурком" еще один немаловажный пункт. Кенни Маккормик потрясно целуется.