Слабое место силы

Когда спускается ночь и дворец Нарготронда заполняют колышущиеся лиловые тени, Келегорм идёт в покои, отведённые его невесте. Ещё не отворив дверь, он чутьём знает, что чары подействовали — Лютиэн спит крепким сном. Зато огромный белый пёс, лежащий у порога, при его появлении просыпается мгновенно и преграждает ему путь, явно не одобряя затею хозяина. Келегорм склоняется к нему, обхватывает ладонями лобастую голову. — Хуан, друг, я знаю, что это плохо. Но потом будет хорошо — правда! И мне, и ей, и… может быть, ещё кое-кому. Пойми, мне очень нужно! Не ради удовольствия тела… ладно, не только ради этого. Я хочу ребёнка. Мальчика… или девочку. Помнишь, как было здорово, когда у тебя родились щенки — сразу пятеро! А у меня никого нет… совсем никого. Пёс не может вынести этого взгляда, полного тоски и отчаянной надежды, — он глухо ворчит и отступает в сторону. Келегорм благодарно треплет его за ушами и подходит к кровати. Посреди просторного ложа Лютиэн лежит на боку, положив руку под щёку. Затаив дыхание, он любуется ею, и за несколько мгновений его наполняет желание. «Лютиэн… принцесса из зачарованного леса, королева моих грёз! Ты не спешишь дать мне согласие, но я не могу больше ждать. И мне придётся кое-что сделать, чтобы поторопить твоё решение». Он скидывает с себя хламиду, вышагивает из мягких домашних туфель и укладывается позади спящей возлюбленной. В первые моменты он пододвигается к ней очень осторожно, опасаясь коснуться её напряжённой плотью. Но безмятежный покой девы быстро придаёт ему смелости, и тогда он начинает покрывать горячими поцелуями ее плечи и шею, не прикрытые остриженными волосами. А его рука нетерпеливо скользит по бёдрам, поднимая подол сорочки. И, совсем уже теряя голову от её манящей беззащитной открытости, он разворачивает её поудобнее и толкается внутрь. Она не готова его принять — слишком мало влаги, слишком неподатливо узкое лоно. А он, конечно, не взял с собой никакой мази — предусмотрительность никогда не была его сильной стороной. Но ждать долее он не может, потому смачивает себя слюной и начинает осторожно проникать в неё, закусив губу в величайшем сосредоточении: удовольствие с трудом переносимо — так тесно и горячо внутри. Лютиэн по-прежнему безмолвна и недвижима. Она ничего не должна чувствовать, но Келегорм всё равно опасается навредить её телу. Потому он медлит в ожидании — о, каким трудом оно ему даётся! — пока плотно сжимающая его полость немного растянется. Лишь после этого он начинает двигаться в ней — размеренно и плавно. И можно было бы бесконечно упиваться этой древней завораживающей игрой, но со временем всё более сильные и сладостные содрогания напоминают ему о главной цели происходящего… и приближают к ней. Он непроизвольно учащает движения и вдруг слышит, как Лютиэн начинает постанывать в такт его качаниям — что-то бессвязное; можно лишь догадаться по тону, что ей хорошо. Но одно слово он разбирает совсем отчётливо: — Бееерен… — низким грудным стоном; и от ненавистного имени Келегорма сначала бросает в жар, а потом мгновенно схватывает холодом. Кровь застывает в жилах; и там, внизу, где биение крови распирало его до каменной твёрдости, тоже всё мертвеет. Он стремительно теряет силу — так утекает вино из лопнувших мехов. И с какой-то обречённостью чувствует, как его обмякшая мужская плоть выскальзывает наружу. Лютиэн снова издаёт невнятный стон — то ли облегчения, то ли разочарования — и ворочается во сне. А Келегорм плачет, не замечая слёз, — нежеланный, отвергнутый и бессильный. Затем он, резко мазнув по лицу ладонью, вскакивает с кровати, морщась от боли неутолённого желания. Накидывает хламиду — даже не опоясавшись, просто запахнув полы; и почти выбегает из комнаты. Хуан, проводив его взглядом, горестно утыкается мордой в лапы. Он не обычный пёс — его мудрость мало уступает мудрости детей Единого, и он так же, как они, умеет думать разное одновременно. «Хозяин хотел сделать плохо. Хозяин не сумел. Это хорошо». «Госпожа не хочет Хозяина. У Хозяина не родится маленький. Это плохо». И Хуан грустит — оттого, что в этом неправильном, испорченном мире чудо новой жизни и «плохое дело» лежат так близко.