Борис Николаевич

В сентябре 1994 года Борис Николаевич Ельцин не встретился с тишоком (премьер-министром) Ирландии Альбертом Рейнольдсом, поскольку не вышел из самолёта в аэропорту Шеннон. Предполагается, что у президента ухудшилось здоровье из-за чрезмерного потребления алкоголя накануне, в США... А что, если бы случилось иначе? – Борис Николаевич... Борис Николаевич! – негромко, но настойчиво проговорил в ухо президента незаметный лысенький советник. – Ну чего, чего тебе? – глава России недовольно обернулся, наполнив очередную рюмку. Приём у Клинтона шёл полным ходом. – Пожалуйста, больше не пейте сейчас, Борис Николаевич. Ведь у вас в расписании ещё Ирландия, Шеннон. – Да ты! Да кому! Да я тебя сейчас! Трезвенник тут нашёлся, святоша обкомовский... – Борис Николаевич, выпить – это очень хорошо. Именно поэтому я прошу Вас пока подождать. Нигде в мире не умеют пить так, как в Ирландии. Именно Вам никак нельзя это пропустить. Я отвечаю, Борис Николаевич, прилететь в Ирландию уже пьяным – всё равно что в Тулу с самоваром. – Ты отвечаешь, значит? Отвечаешь... Что ж, – Ельцин отдал рюмку приставучему советнику, – Я попробую тебе поверить. Но если ты соврал, если я не увижу, что выпить в Ирландии - это действительно у-ни-кальное дело, ты у меня... – Отвечу, Борис Николаевич. Не беспокойтесь. Невысокий советник прошуршал серым пиджаком через банкетный зал, незаметно слил рюмку в раковину и взялся за телефон. – Что? Куда? Кого? Зачем разбудили? – Альберт Рейнольдс собирался поспать ещё пару часиков перед тем, как выезжать из Дублина в Шеннон, встречать российского президента. – Что, они просят паб, а не замок? Именно по–ирландски? Ладно, а задницу вам подтирать тоже тишок должен? Вы чем занимаетесь в Лейнстер Хаусе, что не можете в графстве Клэр паб и музыкантов найти? Там же только камней и овец больше, чем этого добра! А по иностранной части у нас Дик Спринг. Я–то здесь при чём? Правительственный секретарь пристыженно замолчал. Но дело было уже сделано – Рейнольдса окончательно и бесповоротно разбудили. Тот со вздохом принял душ, откушал жареных сосисок с не менее жареной картошкой и вскоре уже грузился в "Мерседес", где ждал водитель в полицейской форме. Были и другие люди, добиравшиеся до автомобилей в этот утренний час. Знаменитого флейтиста Шеймуса Тензи из Слайго поймали аж в Арма, на Севере, причём по телефонному номеру известного деятеля... мягко скажем, Шинн Фейн. Шеймус вздохнул и сел за руль, положив рядом верную флейту. Боураниста вынимали из Лимерика, гармониста - из-под Голуэя. Со скрипачами и банджистами было проще, нашли неподалёку от Энниса, и время у них ещё было. Зато танцоров везли из Коннемары, через все пробки города Голуэя... А владелец паба "Shannon Knights" с матерком гонял поднятых по тревоге работников, заставляя отдраивать каждый уголок, сдирая все следы уличной грязи и вездесущего табака. Как-никак, лицо страны, понимаешь, как сказал бы ожидавшийся гость. На прилавки пошли все запасы из подвалов, кое-что пришлось подвезти и из Лимерика, а одну машину срочно погнали в Карлоу и Килкенни за разнообразными элями. Всё это прошло недаром – к "часу икс" паб блестел, а прилавок был полон так, как не снилось обычным посетителям. Три "Мерседеса" и новенький автобус подкатились прямо к только что поданному трапу. Из самолёта вышел Коржаков, ещё один охранник и всё тот же лысенький невысокий советник. А потом показалось лицо грузного, недоброго, трезвого президента. Как только тот сошёл на землю, Рейнольдс поспешил протянуть руку – и был несколько ошарашен поцелуем в щёку по партийно-советскому, или всё-таки русскому, обычаю. За Ельциным тянулись и остальные участники делегации. После небольших формальностей с паспортами свиты кортеж отправился с лётного поля прямо в паб. Через десять минут Ельцин уже скептически озирал внутренности ирландского паба, не показавшегося ему особо роскошным, и поставленный перед ним стакан-пинту с фирменной символикой. – Это что – "Гиннес"? – Да, Борис Николаевич. – Что ж я, "Гиннеса" не пробовал?! – Ельцин резко схватил стакан и хлебнул, намереваясь потом швырнуть его на пол. "Гиннес", который подавали в Москве, Лондоне и Вашингтоне, он никогда не любил. Но как только тёмное пиво коснулось его языка, рука, изготовившаяся для замаха, замерла. – Ммм? – Президент посмаковал и сглотнул. – Ээ? О! – И он вроде бы не торопясь, с достоинством, за минуту осушил пинту. – Это, значит, "Гиннес"? А что мне раньше давали? Что, я вас спрашиваю?! – он схватил переводчика за грудки, пока тот, запинаясь, передавал вопрос на английском. Правительственные чины замешкались. – "Гиннес" продаёт за рубежом лицензии, – отозвался из–за стойки кабатчик, по такому случаю, конечно, работавший сам. – Жулик! Вот ведь жулик, а? Толя, жулик же? – Ельцин поискал глазами Чубайса, явно больше всех понимавшего в жуликах. Чубайс разговора не слышал, но, конечно, аккуратно поддакнул президенту. И тут же вернулся к завязавшемуся разговору с Берти Ахерном, министром финансов. Анатолий Борисович интуитивно почувствовал в нём родственную душу. Они, конечно, ни о чём таком не говорили – разве что о погоде и общем развитии бизнеса. Но оба безошибочно знали, что в любви к коричневым конвертам они легко могли бы потягаться. А Ельцину тут же подали вторую пинту – с красным элем "О'Хара". На третьей пинте, "Бимиш", в зал паба вошли музыканты и незаметно, тихо стали играть. На четвёртой, "Килкенни", Ельцин музыкантов заметил и попробовал дирижировать. Те послушно сыграли "Калинку", причём неплохо. На пятой, "Мёрфис", президент схватил было железные ложки с подноса, но всё тот же незаметный советник подал ему русские, деревянные. Крупный усатый Шеймус Тензи подмигнул Ельцину и начал играть на флейте какой–то не очень быстрый рил. Ельцин безошибочно подстучал ему. Тогда Тензи стал ускоряться. Ельцин не отставал. Пара танцоров это заметила и начала импровизировать чечётку. Борис Николаевич стремился перестучать их ложками... Через несколько минут рил кончился, и смеялись в пабе абсолютно все, но громче всех – президент Ельцин. Вечер явно начинался неплохо. Когда в ход пошёл виски ("Бушмилл" двадцатилетней выдержки), один из музыкантов отложил банджо и стал петь. – In Mountjoy jail one Monday morning High upon the gallows tree Kevin Barry gave his young life For the cause of liberty... [послушать: https://www.youtube.com/watch?v=nxlNcSv5ypQ ] Никто, конечно, не переводил песню. Но Ельцин учил в институте английский и половину понял. – Послушай, Альберт, понимаешь! – Язык президента слегка заплетался, но переводчик работал чётко. – Кто такой этот Кевин Барри? – Кевин Барри – он был боррец за свободу Ирландии! – Рейнольдс не позволял себе пить меньше гостя и потому тоже говорил не очень твёрдо. – Он был невинный хорроший парень! Он убил трёх британских солдат в бою! А это сволочи, они его повесили! – Убил? Зачем убил? – Мы бились за свободу! Свободу от британской империи! – Отделялись, значит? Независимость устроили? – Да, сражались за независимость! Англичане думали, что быстро нас раздавят, а мы им задали! Но... – Что но? Победили же вроде? Я тут английского флага не видел. – А вот что! Музыканты как раз закончили песню. Рейнольдс что-то коротко им сказал, те заиграли мелодию. А тишок запел сам – и, несмотря на алкоголь (или благодаря ему), более чем прилично. – ...So take it down from the mast, Irish traitors, It's the flag we Republicans claim. It can never belong to Free Staters, For you've brought on it nothing but shame.... [послушать: https://www.youtube.com/watch?v=-b2EL8Jytao ] Борис Николаевич даже сделал перерыв в питии, слушая премьер–министра, поющего под стройную игру музыкантов. Он всё равно мало что понял, но Альберт, допев, объяснил. – Это песня про наш флаг. Зелёный, белый и оранжевый. Ирландцы давно воевали под зелёным флагом, оранжевый – это про протестантов севера, а белый – про мир. Но те, кто тогда выиграли, были недостойны этого флага. – Гм, как? – Виноват Майкл Коллинз. Ирландцы сражались, как львы! Британцы не могли удержать Ирландию. Тогда наш президент Де Валера послал Майкла Коллинза, хорошего командира, на переговоры с королём. Но он был командир, а не дипломат, и проклятые англичане обманули его! – Гмм... – Ельцин выглядел задумчиво. Если честно, желающих отделяться он в последнее время не любил, но не хотел обижать тишока и потому молчал. – Он подписал договор! Отдал Англии север Ирландии! – Рейнольдс икнул и выпил ещё маленькую рюмочку виски; Борис Николаевич повторил за ним, – Сделал Ирландию доминионом, подчинённым королю! Много ирландцев сражалось за Де Валеру, против договора, и они убрали Коллинза, но проиграли. Де Валера потом стал премьером, но ему понадобилось много лет, чтобы медленно избавиться от короля. А за Север мы сражаемся с поганцами до сих пор... то есть конечно это северяне сражаются, мы (тут он снова икнул) мир заключаем. – Вот как? – Президент задумался, пригубив новую рюмку виски (теперь – коннемарского, настоянного на торфе). Три дня после возвращения в Москву Ельцин не показывался журналистам. Ходили слухи, что в Ирландии он сильно перебрал, обратно в самолёт его просто внесли. Но сам он никогда не говорил плохого слова о том визите. Хотя, похоже, не всё помнил. А через три месяца к Борису Ельцину пришёл Павел Грачёв. – Разрешите навести конституционный порядок в Чеченской республике! Мы справимся за неделю одним десантным полком! А то гоняют там всякие под зелёным флагом. – Под зелёным, говоришь?.. – Ельцин задумался. – Неееет. Так не сработает, понимаешь. По-другому надо, Паша. – Как это – по-другому, Борис Николаевич? – Найти, кто от них будет договариваться. Из тех, кого можно обвести вокруг пальца...