Family Friendly

– Привет, Хаммел! – Себастьян Смайф уселся за стол напротив Курта. Как ни странно, его голос сегодня был не таким раздражающим и резким, как обычно. – Привет, Себастьян, – кивнул Курт и отпил кофе. – Как дела? Ты наконец-то переехал из кладовки Лайма Бин? Давно тебя здесь не было видно. Себастьян фыркнул. – Вопреки расхожему мнению, я здесь, знаешь ли, не живу. – Он поднял свой стакан с намеком на капитуляцию. – Я подсел не ради ссоры. С этим покончено, помнишь? – Захватывающая перспектива, – хмыкнул Курт. – Но как скажешь. – Где Блейн? – У нас с ним встреча здесь в половину пятого. А что? – Он приезжал в Далтон недавно. Хотел поговорить с друзьями из Уорблерс. О тебе, – нейтрально, без намека на самодовольство в голосе проговорил Себастьян. Он наклонился к столу и скрестил руки на груди. – Ты был одним из них? – Нет, но я догадываюсь, почему меня не позвали. Потом я узнал от Ника с Джеффом, о чем они говорили. – И о чем же? – Ну, разговор шел о тебе и уверенности Блейна в твоей измене. Курт откинулся на спинку стула, ни капельки не удивленный. Конечно же Блейн пошел жаловаться своим старым друзьям после попытки пристыдить его перед Новыми Направлениями. Курта всегда удивляло, как просто у Блейна получалось замалчивать свои косяки и выносить на всеобщее обозрение его ошибки, чтобы он один нес всю ответственность за их ссоры. – Я этого ждал, – тихо ответил Курт. – В смысле, я, конечно, не думал прямо, мол, вот сейчас Блейн побежит в Далтон сдавать меня, но в целом твои новости меня не удивили. – Джефф с Ником сказали, что он все распинался и распинался о том, как ты предал его, замутив с каким-то Чендлером. И что он спел тебе песню перед хором. – Да, так и было. – Джефф с Ником были удивлены. Да и я тоже, если честно. – Потому что он спел мне песню о том, как плохо я с ним поступил? Если да, то ты действительно не знаешь Блейна Андерсона. – Нет, меня скорее удивило, что он назвал изменой это, если уж совсем честно. – Хорошо, я согласен, что не стоило позволять Чендлеру флиртовать со мной по телефону. Я это признаю. Но я не врал, когда говорил, что не изменял, вот только Блейн с этим не согласился. Мы даже с психологом разговаривали и все решили. И я не обязан был тебе об этом рассказывать, ведь это только наше с ним дело. Курт понимал, что на желание Блейна выразить свои эмоции через песню повлияла его неуверенность в себе в свете ближайшей разлуки. Разговор с мисс Пиллсбери все прояснил. Курт все еще чувствовал себя униженным подозрениями и обвинениями Блейна, который сравнил переписку с настоящей изменой, но он верил, что со временем это пройдет. Конечно, он не был признателен друзьям за осуждающие взгляды, учитывая, что едва ли не каждый из них в свое время был пойман на горячем. И если уж обмен SMS можно было назвать неверностью, то то, что творили другие члены Новых Направлений, было просто вопиющей изменой. – Еще я слышал, что он не считает нашу с ним переписку неуместной. Джефф говорил, что Блейн называл ее дружеской и семейной. Невинной. Ерундовой. Что-то вроде того. Не помню точно, как сказал Джефф. – При мне Блейн называл ее товарищески-братской. Не знаю, что он сказал им. И, честно говоря, я не рад, что он побежал жаловаться к вам. – Позволь уточнить. Основываясь на том, что знаешь обо мне, смог бы ты поверить, что я могу писать «товарищески-братские» сообщения? – Себастьян вопросительно вскинул бровь и усмехнулся. – В первый же раз, когда мы познакомились, я назвал его ходячим сексом. Курт едва подавил желание выпалить «черта с два!». – Хочешь сказать, что ничего товарищеского в них не было? – Курт поерзал на стуле, удивленный не словами Себастьяна, а скорее тем, что тот решил все ему рассказать. – Сам посмотри. Я их сохранил. – Себастьян вытащил из кармана телефон, прокрутил ленту сообщений вниз и протянул трубку через стол. – Вероятнее всего, вещественное доказательство сделает мои слова более убедительными. Курт замялся, не зная, принять предложение или раз и навсегда закрыть эту тему. Ведь они с Блейном уже помирились. Оставили свои разногласия. И если Курт прочитает эти сообщения, ему снова придется ворошить прошлое. Его рука словно против воли метнулась к протянутой трубке, и Курт посмотрел на предательницу так, как будто она ему не принадлежала. Он опустил взгляд на экран с целой серией сообщений от Себастьяна к Блейну и обратно. У Курта был похожий телефон, в нем можно было сохранить очень много SMS до тех пор, пока память не переполнится. И то, чем обменивались Себастьян с Блейном, действительно сложно было назвать «товарищески-братским». Впрочем, сообщения Блейна были не такими графичными, как сообщения Себастьяна. Тот просил Блейна сфотографироваться голым, несколько раз предлагал оральный секс, хотел заняться с ним импровизированным петтингом за кулисами на соревнованиях. То же самое Себастьян не стеснялся говорить Блейну и лично. Несколько раз он напоминал, что его не заботит, если Курт узнает. «Я уже говорил – меня это не волнует, если не волнует тебя». Курту даже стало интересно, когда это Себастьян «уже говорил» такое Блейну. Ответы на все эти провокации были скромными, но, пролистав их, Курт снова начал злиться. Чендлер отсылал ему кокетливые забавные сообщения, в которых не было ничего неприличного. И, как ни странно, ответы Курта были похожи на ответы Блейна. Например, он писал: «Лол, ужасная шутка. Но спасибо». В переписке Себастьяна он нашел практически то же самое и решил читать внимательнее. Себастьян писал, что Блейн выглядит сексуально в белом костюме, в которых они выступали на конкурсе, и тот слал в ответ благодарность с подмигивающим смайликом. Вроде бы ничего такого, если, конечно, не брать в расчет другие, более вызывающие сообщения. Иногда Блейн писал «Прекрати, Себ», но всегда рядом с этими словами стоял тот самый подмигивающий смайлик. И это, конечно же, убивало их смысл. Впрочем, ладно, Курт готов был признать, что и его ответы Чендлеру можно было толковать так же. Но ведь он остановил переписку, когда Блейн попросил. Точнее сказать, потребовал. А тот не перестал флиртовать с Себастьяном, хотя Курт не скрывал, что это ему неприятно, еще даже до инцидента со слашем. Ответы Блейна можно было интерпретировать в духе «я говорю нет, но имею в виду да». Один только раз он написал: «Лол, это уже слишком, Себ. Перестань». В ответ на длинное сообщение от Себастьяна, в котором тот описывал, как сильно хочет залезть к нему в штаны. А потом они снова продолжили. Блейн ни разу ни на что не согласился, и Курт был признателен ему за это. Почти в каждом его сообщении было прямое или завуалированное «нет». Но это «нет» не было отказом в полном смысле слова. И со стороны Блейна не было просьб перестать ему писать без этих раздражающих подмигивающих смайликов. Ни разу Блейн не сказал, что неуместные заигрывания Себастьяна ему не нравятся. Да, возможно, его ответы можно было назвать «товарищески-братскими». Но сообщения Себастьяна такими однозначно не были. Курт пожалел, что во время той самой ссоры не додумался попросить у Блейна телефон и проверить его SMS-переписку. Хотя Блейн-то наверняка все удалил. Это Себастьяна не волновало, кто увидит их болтовню. К тому же Блейн вряд ли согласился бы дать ему мобильный. Курт свой-то еле вернул. В общем, такие ответы подсказывали Себастьяну продолжать неуместные приставания, потому что Блейн был не против. И переписка замерла только после инцидента со слашем. Хотя даже после него они обменялись парой сообщений. Себастьян извинялся, а Блейн писал: «Я знаю, что ты не хотел, Себ». – Зачем ты мне это показал? – спросил Курт, протянув телефон владельцу. – Я та еще штучка, Хаммел. Меня называли шлюхой, называли дешевкой. Если помнишь, ты сам говорил, что от меня воняет сайтом знакомств, сложно вспомнить, сколько раз меня осуждали за то, что мне нравится секс. Я наглый и не собираюсь меняться. Большую часть времени мне плевать на всех, и я не стесняюсь говорить об этом вслух. Но я не лицемер. Джефф рассказал мне про твою переписку с Чендлером, ну, точнее, он пересказал версию Блейна. И, боюсь, этот самый Чендлер сослужил мне плохую службу, – Себастьян подмигнул Курту, – потому что я никогда не вел и не буду вести себя «товарищески-братски». Честно говоря, я даже оскорблен такой характеристикой. И хотя я с трудом переношу вид твоего постного гейского лица, мне показалось, что ты должен знать правду. – Спасибо. Что-то было не так. Курт не должен был хотеть знать эту информацию. И не должен был за нее благодарить. Как будто на свете вообще существовало хоть что-то, за что он мог бы поблагодарить Себастьяна. Тот поднялся и направился к выходу, но, сделав несколько шагов, обернулся, отпил из своего стаканчика с кофе и проговорил: – О, кстати, телефонные звонки. Я практически наяву видел, как он заливается краской от каждого моего слова. То же было и по скайпу, только там я действительно все видел. Переписка в фейсбуке почти не отличается от телефонной. Ну, вдруг ты решишь сравнить, любопытства ради. Себастьян улыбнулся, посмотрев на Курта с жалостью, и тот тоже глотнул кофе, прежде чем ответить: – Спасибо, что все рассказал. Теперь мне многое стало понятно. Себастьян молча кивнул и сделал шаг в направлении двери, но Курт не дал ему уйти. – Себастьян, – окликнул он. Тот остановился и обернулся. – Ты сказал, что догадываешься, почему он не позвал тебя. Почему? – Потому что он знал, что я раскрою его обман перед другими. А он бы не позволил этому случиться, ведь так? – пожал плечами Себастьян и наконец-то ушел. Одновременно с этим в кофейне появился Блейн. Они столкнулись в дверях, и через весь зал было видно, как Блейн испугался. Он зашарил взглядом по помещению в поисках Курта, а когда они завершились успехом, мертвенно побледнел. Курт отставил стакан в сторону и уселся поудобнее, скрестив руки на груди. Блейн попытался улыбнуться, но, видимо, в дверях Себастьян сказал ему что-то такое, что заставило его занервничать. Он сел напротив Курта, на тот стул, на котором парой минут ранее сидел Себастьян, а Курт снова абсолютно невозмутимо отпил кофе. – Привет, Блейн, – проговорил он, достал свой телефон и положил его на стол между ними. – Привет, Курт… – Блейн протянул руку, чтобы накрыть ладонь Курта своей, но тот отстранился. – Послушай, я не знаю, что Себастьян тебе наговорил, но очевидно же, что он просто хотел сбить тебя с толку. – Он не сбивал меня с толку. – Что он тебе сказал? Курт положил руки на стол перед собой. – Сначала скажи, что он тебе сказал. Когда вы столкнулись в дверях. – Что вы поговорили. О том, как я приезжал в Далтон к своим друзьям. Сказал, что мне пора прекратить нести вздор. Не знаю, что он имел в виду. – Вообще-то меня не порадовали новости о том, что ты ездил в Далтон. Но благодаря твоей маленькой истерике в нашем хоровом клубе я не удивлен, что ты так поступил. – Курт! Это была не истерика. Я хотел показать тебе, что чувствую. – Неправда. Ты хоровому клубу хотел показать, как тебе плохо из-за меня, как ты злишься на меня. Как тебе за меня стыдно. Это представление перед нашими друзьями было нужно, чтобы пристыдить и меня за то, что ты назвал изменой. Но ты забыл упомянуть – и им, и мне, – что мое поведение было ничуть не хуже твоего. И прежде чем ты откроешь рот, чтобы снова выставить себя безупречным, предупреждаю: Себастьян не побоялся дать мне свой телефон. Он разрешил мне прочитать всю вашу переписку. – Тогда ты знаешь, что я с ним не заигрывал, – почти самодовольно ответил Блейн, откинувшись на спинку стула. – Я уже говорил тебе, что краснеть и пожимать плечами в ответ на подкаты Себастьяна еще не значит не заигрывать. Ты не просил его остановиться. Ты отсылал в ответ смайлики, смеялся. Благодарил, когда он говорил о твоей сексуальности. По твоим ответам нельзя сделать вывод, что ухаживания Себастьяна тебе не нужны. Ты, конечно, сейчас переведешь стрелки – как обычно, – скажешь, что я отвечал Чендлеру так же. Ладно, я признаю это. Ты можешь думать, что не врал мне, но ты говорил, что ваша переписка дружеская, и манипулировал этим, чтобы выставить меня виноватым. Но я видел эту переписку. Может, ты ничего такого и не писал, зато Себастьян писал. И его сообщения были далеко не такими невинными, как те, что присылал мне Чендлер. Он откровенно лез в твои штаны, а Чендлер только шутил. Разница огромная. – Ладно, может быть, я не все тебе рассказал, но я был расстроен. Я злился. Мне казалось, что я тебя теряю, а ты постоянно говорил о Нью-Йорке. – Да, дело всегда именно в этом. Я устал, что ты заставляешь меня исполнять обязательства, которые не готов исполнять сам. Я устал молчать, потому что тебе не нравится то, что я говорю. Я устал, что ты опускаешь мои руки, когда думаешь, что я и так слишком драматично себя веду. Я с тобой так не поступаю. Ты злишься на меня, потому что я с нетерпением жду отъезда в Нью-Йорк. Ты забыл, что это моя мечта? Конечно, я туда хочу. Конечно, я об этом говорю. До моего последнего прослушивания осталось несколько недель, Блейн. Конечно, я об этом думаю. Я нервничаю, Блейн. Я хочу поступить в академию, и неважно, сколько еще у меня вариантов, я всегда хотел именно туда. – Я знаю, Курт. – Я никогда не поступал так с тобой. Я никогда не пытался заткнуть тебя, если ты заговаривал о своих целях и успехах. Каждый раз, когда ты получал соло, что делал я? Я сидел и выслушивал твои идеи. Я помогал тебе репетировать, говорил, что думаю. Когда ты получил главную роль в «Вестсайдской истории», кто прогонял с тобой реплики, чтобы ты успел к премьере? Кто подбадривал тебя, когда ты запутался в танцевальных движениях на выступлении? Кто говорил тебе, что ты был великолепен, пока ты сам ругал себя? Я просил у тебя всего ничего, но тебе было страшно. Потому что в моем будущем ты видишь только то, что я уезжаю от тебя. – Курт, ты несправедлив. – Знаешь, что на самом деле несправедливо? Несправедливо было заставлять меня переживать последние несколько дней. Да, я позволил какому-то парню пофлиртовать с собой. Признаю, что был неправ. Но ты был нечестен со мной в истории с Себастьяном, а я чувствовал себя ужасно из-за того, в чем виноват и ты. И ты это знаешь. Ты месяц меня игнорировал. Прогонял меня, когда я хотел проводить время с тобой, потому что репетировал мой отъезд, чтобы потом не очень сильно по мне скучать. Знаешь, каково мне было? Тебе как будто было плевать, как сильно я буду по тебе скучать. Потому что всегда важнее твои чувства, а не мои. – Я не хотел, чтобы ты себя так ужасно чувствовал, – тихо проговорил Блейн. – При всем моем уважении, Блейн, ты хотел. Ты этого очень хотел. Ты стыдил мою распущенность и не только мою. Ты судил Сэма за слишком сексуальные движения, меня за переписку. Но зато ты никогда ничего не говорил человеку, который не скрывает свою распущенность и постоянно сует ее мне в лицо. Ты никогда не осуждал Себастьяна так, как меня, и я считаю, что это по меньшей мере несправедливо, Блейн. – Ты прав. Я никогда не говорил ему об этом. – Ты вел себя лицемерно, Блейн, и я хочу извинений. Настоящих. Вообще-то я хочу извинений за все те моменты, когда ты тянул одеяло на себя, а я позволял это делать, потому что люблю тебя. Черт, да ты даже не представляешь, как сильно я люблю тебя. И от чего мне пришлось отказаться, чтобы все доставалось тебе. – Например? Курту пришлось замолчать и сделать глубокий вдох из-за насмешки, промелькнувшей в этом вопросе. Он разозлился еще сильнее. – Я отступался от соло в хоре, потому что знал, как сильно ты хочешь быть главным солистом и что ты скучаешь по ведущей роли в Уорблерс. Как-то раз я сказал тебе, что раньше получал соло каждую неделю, но знаешь что? Это была неправда. Мне приходилось бороться за них, я пел основные партии так редко, что как-то даже начал задаваться вопросом – зачем мне все это. В Далтоне было так же. Но когда ты перевелся, я догадался, что ты очень скучаешь по Уорблерс, и отошел в сторону, чтобы ты добился всего, что хотел. Я даже не стал спорить, когда ты получил роль Тони. Я подарил тебе цветы и сказал, что очень горжусь тобой. Да, ты подпортил мое заявление для НЙАДИ, но мы никогда это не обсуждали, потому что это не касалось тебя. Это касалось меня. – Так нечестно, Курт. Мы об этом не говорили. – Ты сам в этом виноват и сам же в этом признался у мисс Пиллсбери. Я молил тебя о внимании целый месяц. Я просил тебя о встречах, а ты отталкивал меня. Например, когда я хотел, чтобы мы вместе поискали мне песню для прослушивания. Но я уверен, что, если бы я предложил поискать песню для твоего выступления, ты пошел бы со мной. Между прочим, именно тогда я познакомился с Чендлером. И он повел себя очень мило со мной, Блейн. Знаешь, как часто со мной такое бывает? И можешь не вспоминать Дэвида Карофски, потому что я ему отказал. Вежливо, но твердо. Чего ты не сделал в ситуации с Себастьяном. Так что Дэвид Карофски здесь не пример, и я больше не хочу о нем слышать в этом ключе. Блейн кивнул и собрался было ответить, но Курт жестом попросил его остановиться. – Я не закончил. Раз уж мне пришлось выслушать твои напыщенные претензии в тот вечер, теперь тебе придется выслушать мои. Я не шутил, когда сказал, что быть твоим парнем тяжело. Ребята из хора любят тебя, им нравится проводить с тобой время. Люди, которых я знаю три года, только недавно начавшие прикасаться ко мне без заминки, спокойно обнимают тебя за плечи. Мы оба геи, но, по всей видимости, заразный только я. Ты знаешь, как это меня задевает, но злишься, что в моей жизни появился человек, который не считает меня отвратительным, только потому, что он – не ты. Но зато ты считаешь нормальным постоянное присутствие Себастьяна, потому что он подкармливает твое эго. Не может быть так, чтобы один и тот же поступок одному вменялся как измена, а второму спускался с рук. Так не бывает, Блейн. И если я изменил, то и ты тоже, так что я заслуживаю извинений за Себастьяна. – Ты прав, я должен был рассказать тебе о нашей переписке, но я злился. Прости меня. – Мне всего лишь нужно, чтобы ты сказал «Курт, я был неправ». Но ты никогда этого не скажешь. Даже извиняясь, ты как будто просишь прощения не за то, что наделал, а за то, что я себе напридумывал. – Да о чем ты? – Помнишь вечер после нашей поездки в бар? Блейн кивнул. – Мне не надо было, чтобы ты говорил «Себастьян ничего для меня не значит, Курт». Потому что, может, для тебя он ничего не значит, но ты для него еще как значишь. Для него ты вызов. Он хотел тебя, а ты этим наслаждался. Можешь отрицать, но я читал твои сообщения, Блейн. Ты сказал, что мне нравится Чендлер, но мне нравились только чувства, которые он вызывал во мне. И тебе нравились чувства, которые вызывал в тебе Себастьян, и ты это знаешь. Просто не хочешь признавать. Блейн смутился. – Ладно, может быть, это действительно так. – Спасибо, что наконец-то признал это, даже если и уточнил, что это только «может быть». Я понимаю, почему ты так сказал – тебе сложно согласиться с тем, что ты неправ. Это меня не беспокоит, беспокоит то, что мне пришлось вытаскивать из тебя признание, хотя я сам признался в своих слабостях уже в тот момент, когда ты узнал о Чендлере. Без отрицания правды. Курт промочил горло уже давно остывшим кофе. – Мне всего лишь нужно было, чтобы ты сказал: «Да, Курт, Себастьян флиртовал со мной и ясно дал понять, что хочет меня, но мне не стоило этим пользоваться. Я не должен был танцевать с ним весь вечер и набрасываться на тебя в машине. Я был неправ, что не понял ответа «нет», прости меня за это». А вместо этого ты повернул все так, словно это я должен был извиняться за то, что не захотел поддержать твою спонтанную замечательную идею. И я извинился перед тобой за то, что не являюсь супер-звездой гей-баров, как Себастьян, только вот ты мне взаимностью не ответил. – Но я же извинился за это, – заспорил Блейн. – Нет, ты сказал: «Наш первый раз не должен был быть таким, я напился, прости». И получилось так, как будто это я был виноват в том, что не захотел заниматься с тобой сексом без кровати, усыпанной розами. Потому что я ведь так и не понял, что ты просто пытался быть веселым и свободным. Я не хотел заниматься с тобой сексом, потому что ты весь вечер протанцевал с другим парнем, а потом вдруг задумал завалить меня. И ты не остановился, пока я не отпихнул тебя, Блейн. Я говорил, что не хочу, снова и снова, но ты не слышал, потому что даже не слушал меня. Ты отмахнулся от моих просьб, потому что тебя, похоже, не волновало, что я пытался сказать. А когда мне удалось привлечь твое внимание, я получил в ответ тонну грязи. – Это неправда. – Неужели? В тот день, когда ты на сцене пел «Cough Syrup», я заикнулся о Себастьяне. Ты без причины сорвался на меня, рявкнул, что не хочешь о нем говорить. И это тоже проблема. Ты никогда не хочешь говорить о Себастьяне и отрицаешь реальность месяцами. Зато о Чендлере ты молчать не можешь. Каждый раз, когда я вспоминал Себастьяна, ты отказывался признавать, что вы общались. Когда я спросил, сколько раз вы разговаривали по телефону за моей спиной, ты так и не ответил. Ты отмахивался, потому что тебя не волновало, что это расстраивает меня. Иначе ты позволил бы мне завести разговор об этом. В тот вечер ты сказал, что хочешь, чтобы я рассказывал тебе о том, что меня беспокоит. Но, когда я открывал рот, ты не слушал и перебивал, потому что не хотел слушать. – Я не понимал, что делаю что-то не то. – Это спорно, честно говоря, но я привык к твоей рассеянности, я был терпелив с тобой, даже до того, как мы начали встречаться, потому что люблю тебя. Но мне не нравится то, как ты себя со мной иногда ведешь. Ты злишься на меня и публично вытряхиваешь наше грязное белье, не задумываясь, что будет со мной. Ты винишь меня за мои поступки, но, когда я требую у тебя ответа за твои, начинаешь огрызаться и переводить стрелки. Ты сколько угодно можешь говорить, как сильно ты сердился в тот день, но выступать перед хором с этой песней было лицемерно с твоей стороны. Потому что тогда я не знал о твоей переписке с Себастьяном, но ты-то знал. И все равно позволил всем моим друзьям думать обо мне худшее, хотя ты поступал ничуть не лучше меня. Ты унизил меня. Это было неправильно, как поется в твоей любимой песне, но все нихрена не в порядке, Блейн. – Курт… – начал Блейн. – Нет, раз уж ты считаешь, что можешь перебивать меня и не слушать, теперь моя очередь делать то же самое. Представь, что теперь я опускаю твои руки, фигурально выражаясь. Ты сказал мне, что перевелся в МакКинли не ради меня. И знаешь что? Мне не стоило намекать тебе сделать это, теперь я это признаю. Было слишком эгоистично с моей стороны просить тебя покинуть любимый Далтон. Но ты ведь мог отказаться. Только почему-то не отказался. Ты сказал, что перевелся ради себя, а я еще спросил, уверен ли ты, потому что не хотел, чтобы потом ты обвинял меня в своих невзгодах. Я догадывался, что ты используешь этот козырь против меня, когда мы серьезно поссоримся. Поздравляю, ты оправдал мои ожидания. В доказательство своей любви ты швырнул мне этот поступок прямо в лицо. Но с тех пор, как перевелся, ты никогда не ставил меня на первое место среди своих приоритетов, ты уже пожертвовал мной. И если тебе захочется, я полностью поддержу твое намерение вернуться обратно в Далтон. – Ты хочешь, чтобы я ушел? – Нет, ты снова пытаешься выставить свое решение моим. Снова. А я имею в виду, что если ты жалеешь о том, что покинул Далтон, то можешь туда вернуться. Вот и все. Я не стану говорить, чего хочу от тебя, потому что потом ты снова обернешь это против меня. – Я не собираюсь возвращаться в Далтон. – Отлично. Здорово. Это великолепно, потому что я бы скучал по тебе. Потому что я люблю тебя. Но ты должен прекратить обвинять меня в том, что тебе приходится скучать по друзьям из Уорблерс. – Я не обвинял тебя. – Так и поступай согласно своим словам. Я не собирался затрагивать эту тему, но, видимо, придется. Я хотел поговорить еще кое о чем. – О чем? – Точнее, о ком. О Дэйве. – Ну вот опять… – Блейн откинулся на спинку стула и угрюмо уставился на Курта. – Вот об этом я и говорил, Блейн. Ты не можешь говорить со мной о том, что важно для меня, потому что тебе не хочется. Например, о Дэйве. Я не общаюсь с ним. Ради тебя. Потому что тебе это не нравится. И чувствую себя ужасно, потому что ему нужен друг, Блейн. Но ты не можешь допустить, чтобы я стал его другом, потому что не контролируешь ситуацию. И все сводится к тому, что ты не доверяешь мне, а я при этом должен верить, что вы с Себастьяном друг другу никто. Нельзя иметь все и сразу, Блейн. Я не отвечал на звонки Дэйва, а один из них он сделал перед попыткой самоубийства. И ты до сих пор не знаешь, как я себя чувствую из-за этого, потому что просто не слушаешь меня. Когда я заговариваю о Дэйве, ты начинаешь причитать, что он в меня влюблен и что я должен держаться от него подальше. И не думаешь, что я виню себя в том, что с ним случилось. Мне даже пришлось обратиться в Божий отряд, чтобы хоть с кем-то поговорить об этом, и все потому, что я не мог положиться на тебя. А я просто хотел, чтобы кто-нибудь поддержал меня, сказал, что я не виноват в срыве Дэйва. В итоге поддержку я получил от религиозной группы, а я ведь даже не верю в Бога. – Я не знал, что ты винишь себя в случившемся с Дэйвом. – Знаю. Потому что – еще раз – ты не слушал меня. Ты отчитываешь меня. Потом поешь. Потом отмахиваешься от меня. И мне начинает казаться, что в наших отношениях я не так важен, как ты. Я знаю, что ты будешь скучать по мне, но ты ни разу не задумался, как сильно я буду скучать по тебе. У тебя останутся наши друзья, Уорблерс, моя семья, твоя семья; тебя будут окружать знакомые вещи и места. Ты останешься дома. А я поеду брать штурмом чужой город, в котором единственным человеком, которого я знаю, будет Рейчел Берри. И я не могу взять тебя с собой. Но разве тебе интересно, насколько мне страшно? Нет, потому что я не умоляю тебя простить меня за то, что ты будешь тут, а я буду там. Потому что я не прошу у тебя прощения за то, что оставляю тебя. И я больше не собираюсь извиняться за то, что исполняю свои мечты, Блейн. Так же, как и не ждал извинений от тебя, когда ты в прошлом году уехал в консерваторию, в которой так хотел побывать. Я буду скучать по тебе, потому что я люблю тебя. И ты никогда не поймешь, как сильно я люблю тебя, потому что ни за что не остановишься и не попытаешься меня выслушать. Ведь тебе больше нравится, когда я сижу молча и слушаю тебя. Курт встал и закинул ремень сумки на плечо, Блейн поднялся со стула вслед за ним. – Нет, – покачал головой Курт. – Я пока больше не хочу с тобой разговаривать. Если честно, я все еще сержусь на тебя и не хочу выслушивать твою точку зрения снова. Я ее уже выслушал – в тот вечер у себя в комнате и потом в хоровой. Я хочу, чтобы подумал над тем, что наговорил мне. Поразмышляй о том, как мастерски ты манипулируешь фактами, чтобы выставлять меня виноватым. Я никогда не считал себя идеальным, Блейн, и всегда извинялся перед тобой за то, что тебе не нравилось. Но, по правде говоря, для меня ты никогда не делал того же, потому что тебе сложно даже просто признать свою неправоту. И только потому, что люблю тебя, я позволял себе плыть по течению. Прилюдное унижение стало последней каплей, переполнившей чашу моего терпения. – Курт! – Не переживай. Я не бросаю тебя. Пока. Я все-таки тебя люблю и именно поэтому так долго игнорировал твои попытки сделать мне больно. И это было несправедливо. Я не могу позволить тебе безнаказанно обвинять меня в поведении, которое себе ты прощаешь. В нормальных отношениях так не бывает. Я уезжаю домой, потому что мне нужно готовиться к прослушиванию. Когда ты будешь готов поговорить без притворства, не выставляя меня ужасным злодеем, приходи. Или позвони. – Хорошо, – понуро кивнул Блейн. – Если мне придется измениться, чтобы у нас все получилось, то и тебе тоже. Подумай, что тебе хочется во мне поменять, только выбирай что-нибудь посерьезнее. А если ты сам не захочешь меняться, но будешь ждать этого от меня, я приму этот выбор. Только тогда будет уже неважно, как сильно мы любим друг друга – мы не сможем быть вместе, если только один из нас будет готов пойти на компромисс. И первое, о чем я тебя попрошу – пересмотри свое отношение к извинениям. В том числе свое нежелание просить прощения. И веру в то, что я этого не заслуживаю. – Хорошо. Я подумаю. Обещаю. Я люблю тебя, Курт. Курт положил на стол десять долларов и бережно прикоснулся к подбородку Блейна кончиками пальцев. – Что это? – спросил тот. – Сегодня я должен был купить тебе кофе, помнишь? Ладно, я домой, выбирать песню. Как решишься, приходи. Что бы ты сейчас ни думал, Блейн, я все еще тебя люблю. Я спел тебе песню, чтобы показать, как много ты для меня значишь, и это ничем не изменить. Но мне хотелось бы услышать, что я тоже много значу для тебя. Курт наклонился, поцеловал Блейна в висок и наконец-то покинул кофейню.