Часть 1
18 февраля 2015 г., 21:35
Я захожу в детскую пожелать дочке спокойной ночи.
Элли-маленькая лежит, обняв своего плюшевого мишку; глаза-пуговки таращатся в потолок. На полу валяется полосатый детский носок. Я привычно качаю головой: ну что стоит, раздевшись, сложить всю одежду, как полагается?
— Мама, — говорит дочка заговорщическим шепотом, — закрой дверь. Я тебе кое-что покажу, только чтобы няня не видела.
Я закрываю дверь. Теперь спальня освещена только ночником: теплый свет выхватывает из тьмы детскую кроватку и полированный шкаф темного дерева, полный книг — такой же, как был у меня в детстве: все остальное остается в темноте.
— Представляешь, мама, — задыхающимся от восторга голосом сообщает дочь, — у меня получилось!
— Что получилось, Еленочка?
— Помнишь, ты мне подарила ту книжку, «Как стать волшебником»?
Смутно помню. Да, кажется, что-то такое было. Среди разноцветных переплетов, хранящих знания о том, как сделать воздушного змея, как ездить на велосипеде, как научиться вязать, вышивать и строгать, как самой сшить платье или построить дом, и еще о сотне разных вещей — почему бы не найтись книге о том, как творить волшебство?
— Ну вот, я сделала все как в книжке — и у меня получилось! Он пришел!
— Кто пришел, детка?
— Да вот же он, посмотри!
Я оборачиваюсь — и высокая темная фигура шагает из темноты мне навстречу.
Я отшатываюсь, пораженная изумлением и узнаванием. Возможно ли это?!..
Он делает ко мне шаг, другой — и вдруг, звякнув металлическими суставами, опускается передо мной на колени.
— Элли!
— Ты!..
Забыв обо всем, я сама падаю на колени, обнимаю его. Железные руки бережно сжимают мне плечи. Оба мы бормочем что-то бессвязное. По железному лицу его текут слезы; кажется, сама я тоже плачу.
— Перестань! Тебе же нельзя, ты заржавеешь!
Схватив первое, что подвернулось под руку — детский носочек с пола — торопливо вытираю ему лицо.
— Мама, почему вы плачете? — спрашивает с кровати Элли-маленькая.
Он встает и помогает подняться мне.
— От радости, детка. Это мой старый-старый друг. Мы очень давно не виделись. Но откуда ты.?
— А я знаю. Мы с ним уже познакомились! Он мне все-все рассказал про твои приключения в Волшебной стране!
Дровосек улыбается ей; но глаза его остаются серьезными.
— У тебя чудесная дочурка, — говорит он. — Точь-в-точь ты, когда попала к нам в первый раз.
Он отводит меня прочь от детской кроватки, в полумрак, к темному окну за кружевной шторой.
— Элли, — говорит он вполголоса, — почему ты больше не приходишь?
Я отвожу глаза, комкаю в руках мокрый носок.
— Наверное, просто выросла.
— Выросла? Теперь это так называется?
— Хорошо, выздоровела, — с раздражением отвечаю я. — Не все ли равно, как назвать? Я вернулась к реальности. Живу настоящей жизнью, и эти детские фантазии мне больше не нужны.
— Уверена? — тихо спрашивает он.
— О чем ты?
— Уверена, что это и есть твоя настоящая жизнь?
Я смотрю на кровать, освещенную ночником — из тьмы в свет. Элли-маленькая в кроватке кажется бледной и неподвижной, как кукла.
— Тебе пора, — сухо говорю я.
— Если этот твой мир настоящий — откуда здесь я? Как твоя дочь, ничего не знавшая обо мне, сумела вызвать меня сюда? И точно ли…
Он осекается; недосказанные слова его дрожат в воздухе между нами — слишком тяжелые, чтобы их принять, слишком огромные, чтобы от них отмахнуться.
— Уходи! — приказываю я.
Он склоняет голову.
— Мы не льстили тебе, Элли, — тихо говорит он. — И в тебе не обманывались. Ты и вправду волшебница.
И, повернувшись, исчезает во тьме.
Я долго стою, глядя в темное окно. За легким веселым плетеньем кружевных шторок — ни уличного шума, ни городских огней. Непроглядная тьма.
— Мама, — доносится издалека детский голос, — зачем ты его выгнала?
Словно камень падает с сердца; с безмерным облегчением я возвращаюсь к кроватке дочери.
— Он же твой друг, ты сама сказала. Почему?..
Я принужденно улыбаюсь.
— Такое случается, милая: встреча со старыми друзьями порой приносит не только радость, но и боль. Вырастешь — узнаешь сама.
— Но ведь я не вырасту, — отвечает она спокойно и серьезно.
Тьма бесшумно подходит сзади, касается моего плеча.
— Как «не вырастешь»? С чего ты взяла?
— Няня сказала. Она говорит, я навсегда останусь маленьким ангелочком. Разве нет?
Тьма дышит мне в затылок, ерошит волосы. Я встряхиваю головой.
— Конечно, нет! Глупости болтает няня. Я с ней поговорю.
— Мама, а почему.?
— Детка, тебе спать пора.
— Ну, мам!..
Тьма за спиной замирает — ждет, осмелюсь ли я заговорить.
— Ладно, маленькая. Вижу, ты не уснешь, пока я тебе все-все не объясню.
С довольной улыбкой Элли поудобнее устраивается в кровати, обнимает своего мишку — готовится слушать мамину историю.
— Это будет как сказка, да?
— Да, как сказка. Давным-давно жила на свете девочка, которую звали так же, как тебя…
— Элли?
— Да. Точнее, Елена, но папа называл ее на английский манер — Элли. А вслед за ним и все остальные стали так ее называть. Элли жила в большой квартире с высокими потолками, где всегда вкусно пахло мастикой и полировкой для дерева…
— Как у нас?
— Да, как у нас. У нее были папа, мама и старенькая няня из деревни, которая вечно ворчала и жаловалась на свои больные ноги…
— Как наша няня?
— Да, совсем как наша. Папа любил все английское. Он читал Элли старую английскую книжку о девочке, которая улетела в Волшебную страну и пережила там разные приключения. Элли привыкла много думать и мечтать об этой Волшебной стране. Все они жили дружно и очень любили друг друга. А потом…
Тьма входит в меня, мягкой лапой касается сердца. Не поддаваться. Только не поддаваться.
— Это было страшное время, детка. Ночью по улицам ездили черные машины и забирали людей. В дома врывались люди в форме, хватали всех, кого найдут, и уводили с собой. Кого они уводили, тот уже не возвращался. Однажды люди в форме ворвались в дом маленькой Элли, увели ее папу и маму…
— А няню? — испуганно расширив глаза, спрашивает Элли-маленькая.
— Няня сумела спрятаться сама и спрятала маленькую Элли. А потом отправила ее к тетке, которая жила в другом городе. Но, приехав к тетке, Элли вдруг заболела. По крайней мере, так думали все вокруг. Она совсем перестала разговаривать, не одевалась сама, даже не умывалась — только сидела целыми днями на кровати и смотрела в стену. Взрослые решили, что она сошла с ума…
— Но на самом деле?.. — голосок ее замирает в ожидании чуда.
— На самом деле…
Я улыбаюсь, сжимая в руке, словно талисман, пропитанный слезами детский носок.
— Детка, ты ведь уже поняла, что твоя мама — волшебница.
Она кивает.
— На самом деле это было волшебство. Малышка Элли сама себя заколдовала. Это оказалось совсем несложно. Она разделила себя надвое: пока одна Элли сидела и смотрела в стену, другая перенеслась в Волшебную страну, путешествовала там вместе со Страшилой и Железным Дровосеком, пережила много разных приключений. И была свободна и счастлива.
— А потом? — сонным голосом спрашивает Элли-маленькая.
— Потом… ну, наверное, она просто выросла. И страшное время закончилось — не надо было больше бояться, что злые люди в форме придут и заберут всех, кого ты любишь. И Элли решила, что пора возвращаться.
У Элли-маленькой уже слипаются глаза; но вдруг новая тревожная мысль заставляет ее заговорить:
— Мама, но ведь ты больше не уйдешь? Ты не вернешься в Волшебную страну?
— Что ты, милая, конечно, нет! Ведь теперь у меня есть ты.
Я целую дочку в лоб и выхожу из детской.
Свет ночника обрывается, словно отсеченная пуповина. На кухне тихо: няни нет сегодня. Нет и знакомого уютного аромата мастики и полировки для дерева. И скрипа половиц. Ничего нет. Вокруг меня и во мне — непроглядная тьма, лишенная запахов и звуков.
Теперь я вспомнила.
Тогда, в больнице, вместо ответа на вопрос: «Ну как она?» услышав молчание и увидев виноватое лицо юноши-врача, я все поняла. И сделала то, что делала уже однажды. Волшебство — как езда на велосипеде: один раз попробовал — никогда уже не разучишься. Только на этот раз мне нужно было заколдовать не только себя. И действовать очень быстро.
Но у меня все получилось.
Я отломила себя от себя, отломила от Еленки маленькой — маленькую Элли. Я взяла свою девочку на руки и унесла в дом с высокими потолками, пахнущий мастикой и полированным деревом, с ворчливой няней, которая гремит кастрюлями и жалуется на свои ноги. Дом моего детства. Другое тельце остывало в прозекторской, другая женщина рыдала в пустой квартире, сжимая в руке полосатый детский носочек — нас с Элли-маленькой все это уже не касается. Мы свободны и счастливы.
Были.
Не знаю, смогу ли я быть счастлива теперь — когда помню, что мир наш так мал, и вокруг бесконечная ночь, и где-то в бесконечной ночи другая Елена раскачивается взад-вперед на койке, упершись пустым взглядом в стену, сжимая в руках ветхий детский носок.