Wanted Dead Or Alive

— Назовите ваше полное имя для протокола. — Кирк О'Райли. — Мы располагаем информацией, что у вас есть второе имя. Назовете его? — Не назову. — Эта беседа проводится для того, чтобы выяснить причину, заставившую вас пойти против закона. Нам известно, что это ваша работа. Не думаете, что ваша профессия уже устарела? "Наемный убийца" – это уже в прошлом, ведь так? Наемник, ну конечно. Ассассин, ага. — Мудаки будут всегда, так что и работа для меня найдется. Рядом с дамой, заливающей про камни преткновения и становление на путь порока, стоит рыжий мужик в два с чем-то метра ростом. У Кирка был период, когда он практически тащился от рыжих. Но из-за каждого почему-то возникали какие-то проблемы, поэтому он решил завязать. А этот высокий, широкоплечий, с ярко выделяющимися мускулами и неуемным самодовольством, да к тому же огненно-рыжий – в лучших традициях. Кирк ловит себя на том, что уже некоторое время рассматривает его. Дама замечает его взгляд и представляет: — Мердок МакАлистер... — дальше Кирк не слушает. Слишком по-ирландски. Ирландию Кирк не любит хотя бы потому, что родился и вырос тут. Здешнее небо видело все его детские проколы и слабости, а этого Кирк просто так простить не может. — Может, сразу признаешься? Кирк дергается, звенит наручниками и щурится на этого Мердока. — В чем? — Ты знаешь, что около десятка стран прислали запросы на твою им передачу? — Вы же не согласитесь, — Кирк даже для себя не решил, вопрос это или утверждение. — В некоторых штатах Америки разрешена смертная казнь, а из-за тебя у нас много проблем было. Кирк понимает, что причин для удовлетворения желаний чужих стран у ирландских стражей порядка нет, но от мысли об электрическом стуле или смертельной инъекции внутренности все равно скручивает липкая тревога, а вдоль позвоночника пробегает холодок. И это уже прямой вызов со стороны МакАлистера. Тем временем дама откланивается и ретируется. Мердок остается, и становится как-то не по себе. Такой ведь и к негуманным методам убеждения прибегнуть может. Тем не менее, в ближайшее время Кирк понимает, что все не так плохо. Мердок дает закурить, и за одно это послабление Кирк готов ему прямо сейчас долго высказывать свою благодарность. От никотина он расслабляется, успокаивается и, кажется, готов идти на компромиссы. — Так с чего ты начал людей убивать? Тяжелое детство? Родителей убили, поэтому мстить пошел? Или сам кого убил, и так понравилось? Кирк пожимает плечами. Нормальное детство. Ну, не ладил с окружающими. Но ведь у многих так. Не все же в криминал пускаются. — Или диагноз? — Неа, — невротик – это диагноз? Или не считается? — Наркотики? — Только Ксанакс, только таблетки. — Нет. — Тогда теряюсь в догадках. Просветишь? — Кто бы еще Кирка просветил, у него-то и у самого внятного ответа нет. Поэтому Кирк просто пожимает плечами (оправдания вроде "так жизнь сложилась" не для него). *** Кирк встречается с Мердоком в течение недели и осознает, что упустил тот день, когда что-то изменилось. Но ясно понимает, что хочет МакАлистера. Видимо, началось это давно, и на подсознании он давно уже смирился с этим, потому что вместе с осознанием приходит мысль о том, что он не удивлен. Кирку по жизни везет как утопленнику. Поэтому первый раз они трахаются, когда Кирк во время очередного нервного срыва на допросе ломает камеру наблюдения. Мердоку звонят коллеги, спрашивают, кто кого убьет первым. МакАлистер отвечает, что все нормально, зажимая пытающемуся выкрутиться из наручников Кирку рот ладонью, дабы не дать ему сообщить, что ни черта не в порядке. Зато в результате каждый получает то, чего добивался. Выползает из помещения Кирк уже помятым, но более менее довольным собой, а Мердок – ухмыляющимся во все тридцать два. Тем не менее, с перспективой просидеть остаток жизни в местах столь отдаленных он не смиряется. Несмотря на все случившееся, неделя с Мердоком не повод, чтобы остаток жизни отсасывать настоящим маньякам за сигареты в подсобках в какой-нибудь тюрьме. Кирк смотрел "Побег из Шоушенка", читал еще в щенячестве "Зеленую милю" и повторять такие подвиги он не собирается – это он для себя уже решил. И да, Фортуна благосклонна даже к таким мразям, как Кирк. Потому что возможность исчезнуть представляется. Не воспользоваться шансом – все равно, что жизнь отдать ни за что. И именно поэтому тот, кто первым заглянул, чтобы проверить Кирка на наличие, нашел только истрепанного журавлика. *** И хотелось бы уехать в закат под пафосную музыку, но жизнь – не фильм: меньше лирики, больше пошлостей и прозы. Первое, что Кирк делает – нажирается от счастья. Таблетки, суровый ирландский виски и сигареты – вот оно счастье, рай на земле. Утром с похмелья горло саднит, голова раскалывается, в квартире заливается телефон. Кирк поднимает трубку и по радостному щебету понимает – Марина. Спалился. Твою ж мать. — Ты вернулся? Как так? Почему не позвонил? — Блять, не кричи. Кажется, это Кирк должен спросить "как так?". Ну вот где он опять наложал? — В любом случае, я хочу встретиться. Получается почему-то именно так, как она хочет. Через час Кирк уже сидит в уютненькой семейной кафешке и ждет неизменно опаздывающую Марину. Впрочем, долго сидеть не приходится – она появляется, вся из себя радостная и активная, чмокает Кирка в щеку, падает на стул напротив и заказывает два кофе. — Ну, делись тайнами. — Какими? День становится очень долгим. Марине удается протащить О'Райли с собой по парку, где на них почти не оглядываются, а если и смотрят – то как на счастливую влюбленную парочку. Ох, как бесит. *** Первая неделя проходит не слишком удачно, но в выходные Кирк выбирается из города и выполняет заказ. Пристрелить ублюдка оказывается гораздо легче, чем найти, потому что он, сука, хорошо умеет шифроваться. Кирку приходится побегать за ним по всему городу прежде, чем удается его прибить и зачем-то предоставить труп связному. В мотель Кирк возвращается вымотанный и порядком мучимый головной болью, так что даже не замечает чужого присутствия. Идет в душ, потом валится на кровать и засыпает. Просыпается от того, что нечто живительно холодное касается лба. Кирк открывает глаза. Лучше бы он этого не видел. Кирк то ли стонет, то ли воет от досады. Ну что же за дерьмо? — И я рад тебя видеть. Даже не представляешь, насколько, — ржет Мердок, демонстративно снимая пистолет с предохранителя. Кирк скалится и отодвигает дуло ото лба. — Давно не виделись. Чем обязан? — Жизнью, свободой и недельным отпуском. Собирайся, тебя одиночка ждет. — А может, все-таки не стоит? — Стоит, стоит, — хотя у самого МакАлистера на лице написано "к черту одиночку, давай лучше потрахаемся". Кирк понимает, что терять нечего, и прямо предлагает. Мердок ржет, явно удивленный такой смелостью и откровенностью и придавливает О'Райли к кровати, будто только этого и ждал. Кирк затыкается, обхватывает чужие бедра ногами, притирается и то и дело тыкается носом МакАлистеру в плечо. С утра у Кирка болит задница с непривычки, но это не мешает ему по-тихому слинять еще до рассвета. *** Через месяц они снова пересекаются, но уже по желанию Кирка. В этот раз он во всеоружии и удивляется этой встрече уже Мердок. Кирк ухмыляется, заказывает в мотеле номер на двоих и снова делает Мердоку предложение, от которого нельзя отказаться: остаться на пару дней и все обсудить. Обсуждать им, в общем-то, нечего, и никто об этом не заговаривает, потому что они либо смотрят телевизор, либо спят, либо по обоюдному согласию МакАлистер имеет Кирка. Тот выгибается, громко и протяжно стонет, мечется и извивается. Потом оба курят. Мердок – сидя на диване, Кирк – на столе. Время пролетает быстро. Когда становится ясно, что отдых пора заканчивать, Мердок снова тащит Кирка постель, трахает и долго валяется в кровати, сообщив, что завтра заберет О'Райли в участок. Кирк обреченно вздыхает, разглядывает трещинки на потолке и внезапно выдает: — Бартоломью. Звучит как код от чего-то тайного. Например, оружия, которое через час должно уничтожить весь материк, если не целый мир. Мердок переворачивается на бок, поднимается на локте, нависает сверху и удивленно таращится. — Ты чего? — Бартоломью, — повторяет Кирк, поворачивает голову в сторону МакАлистера и, увидев растерянность на его лице, смотрит на него, как на тупого. — Мое второе имя. — Ватсон, блин, — Мердок откидывается назад. — И с чего это такое доверие с твоей стороны? — Ну, если ты собираешься засадить меня на остаток моей недолгой жизни, кто-то ведь должен это знать. — Да ты меня расстрогал. Сейчас заплачу, заключу тебя в объятия и поклянусь никогда не сдавать полиции. — А что, можно? Было бы неплохо. Мердок наклоняется и целует. — Нет. Выезжаем в двенадцать. Кирк спешно сваливает в одинадцать.