* * *
Бессонная ночь тянется непривычно долго. Сигарет нет, вина осталось до неприличия мало, и остается только развлекаться собственными размышлениями. Но к утру от них уже начинает ощутимо тошнить. Сколько можно бесконечно обдумывать то, что было обдумано и решено много лет назад? И бесконечно пытаться отыскать какой-то высший смысл в творящемся вокруг безобразии, словно черную кошку в темной комнате… Или целых двух кошек, черную и белую. Чистая Сила и память Ноя. Совершенно разные, противоборствующие, смертельно ненавидящие друг друга силы. Они обе не щадят своих носителей – это чуть ли не единственное, что их объединяет – и собранные вместе в одном теле… Это хуже, чем смешать серу и селитру в мешке с углем. Как бы мирно не выглядело со стороны, но достаточно одной искры – и грянет такой взрыв, что мало не покажется никому. И в первую очередь их носителю. Кросс подходит к окну, берет со стола полный бокал и смотрит сквозь него на поднимающееся солнце. Багряное вино окашивает рассвет в темные, тревожно-алые краски – получается немного мрачно, но красиво. Мариан несколько секунд любуется переливами красного и отпивает глоток, наслаждаясь терпким вкусом. Поводов для тревоги вроде бы стало меньше, но и оставшихся вполне хватит, чтобы издергать себе нервы на несколько жизней вперед. Поэтому краткий миг передышки стоит использовать как можно полнее. Тем более что сейчас действительно есть, за что выпить. То, что Аллен все-таки выжил – настоящее маленькое чудо. Видимо, в этом сумасшедшем мире, раздираемом на части в бесконечной войне, еще осталось место для чудес. За спиной генерала раздается тихий шорох. «Впрочем, — Кросс мысленно вздыхает, — на то, чтобы добавить ему ума, чуда не хватило.» И продолжает уже вслух: — Ну и куда ты собрался, глупый ученик? Шорох прекращается. Мариан разворачивается, и вопросительно приподнимает бровь, глядя на стоящего около кровати Аллена. В ответ – красноречивое молчание и упрямый, сосредоточенный взгляд. Что ж, можно гордиться своим умением вытаскивать людей с того света: несмотря на общую бледность и неуверенность движений, выглядит он… неплохо. И, похоже, чувствует себя достаточно здоровым, чтобы попытаться повторить самый знаменитый подвиг своего учителя и сбежать по-английски. А о том, что ему некуда бежать, он, конечно же, не успел подумать. Кросс тихо хмыкает: этого стоило ожидать. У Аллена не так много убеждений, но держаться за них он будет до последнего. Будет всегда идти только вперед, не останавливаясь, а куда именно идти – начнет задумываться только по дороге. Если вообще начнет. Наверное, вместо того, чтобы три года усиленно воспитывать у ученика силу воли, стоило привить ему побольше здравого смысла. — Я не могу здесь отсиживаться, — Аллен старается встать ровнее и повернуться так, чтобы не Кросс не заметил, как он отчаянно цепляется за край стола, чтобы не свалиться на пол. Цепляется правой рукой – похоже, потому что левая сейчас слушается его с большим трудом. – Я в порядке. Спасибо вам, но… — Чего ты действительно не можешь, так это самостоятельно дойти до двери, — Кросс безжалостно перебивает ученика и ставит бокал обратно на стол. – Но даже если бы и мог… Позволь поинтересоваться, куда ты пойдешь? Собираешься сбежать и «отсиживаться» где-нибудь в другом месте, подальше? Аллен качает головой. Пытается усмехнуться – получается горько. — Вы знаете, что я никогда этого не сделаю. Не сбегу. И можете меня пристрелить, — Аллен решительно вскидывает подбородок, — но в Орден я не вернусь тоже! Потому что так будет только хуже. Кросс безразлично пожимает плечами. Усталый, напряженный – на грани срыва – голос ученика его беспокоит намного больше, чем все, что тот может сейчас сказать. Потому что если Аллен по-настоящему сорвется – конец Света наступит раньше запланированного. Слишком многое завязано на одного глупого ученика. — Ты всерьез веришь, что меня это может расстроить? Никогда не любил это место, — Мариан ловит растерянный взгляд Аллена и в два шага преодолевает разделяющее их расстояние. — В Ордене тебе действительно больше нечего делать. Сядь! И решительно подталкивает ученика к кровати. Как заставить упрямого мальчишку не думать слишком много? Не кидаться в самоубийственном порыве в самое пекло? Аллен удивленно моргает, хватается за предплечья Кросса, но все равно почти падает на кровать. Вопросительно смотрит на учителя снизу вверх и нервно облизывает губы. И невинная, совершенно неосознанная провокация неожиданно подает Мариану идею. Интересно, какой в этой стране возраст согласия – четырнадцать, пятнадцать? Хотя, какая разница. Он не собирается спрашивать разрешения. Кросс привык брать от жизни все. Взять все, что она может дать – и еще немного вырвать силой. Ценить каждый день, каждый час, не отказывая себе ни в чем, а такие вещи как мораль и совесть смело посылать к черту. На войне для них просто нет места. И поэтому ему совсем не стыдно сжимать подбородок Аллена и властно сминать в поцелуе мягкие губы. Слегка прикусить нижнюю губу, провести по ней языком, запустить руку в короткие волосы, заставляя запрокинуть голову… Аллен замирает, почти цепенеет в его руках, но не сопротивляется. И это заставляет… увлечься. Только когда Кросс неохотно убирает руки, Аллен, словно опомнившись, резко отодвигается на противоположный край кровати. Потрясенно смотрит на учителя и вздрагивающими пальцами прикасается к зацелованным губам. — Зачем вы ..?! – в его голове возмущение, растерянность – и непонятно, чего больше. Кросс усмехается. На подобные глупые вопросы обычно есть только один ответ. — Захотелось, — а смотреть на сбитого с толку и явно смущенного Аллена оказывается даже приятно. – А тебе, кажется, понравилось, да, ученик? Если захочешь продолжения, обращайся. В любое время. Он удовлетворенно наблюдает, как яростном взгляде Уолкера возмущение начинает преобладать над всеми остальными чувствами. Вот, это уже намного лучше, чем усталое отчаяние. Я не позволю тебе сделать из себя жертву, глупый ученик. — Я никогда это не сделаю! Лучше, — Аллен на мгновение запинается, словно подбирая сравнение похуже. – Лучше убейте! Кросс отходит к столу и подхватывает свой бокал. Насмешливо салютует Аллену: — Никогда не зарекайся, Аллен. Жизнь любит глупые шутки…* * *
Аллену понадобилось два дня для того, чтобы восстановить силы и начать хотя бы передвигаться по квартире, не держась за стену. Два дня – чтобы успокоиться и начать слушать намеки, которые Кросс щедро подбрасывал ученику. Только намеки – просто потому, что правду иногда рассказать оказывается невозможно. Некоторые обещания не нарушают, пусть даже они даны давно мертвому человеку. Когда речь идет о семье Ноя, смерть – понятие весьма и весьма относительное. …И два дня – для того, чтобы прийти ночью в комнату Кросса. Аллен ничего не сказал – но все и так было понятно. По крайней мере, Мариану. Нужно было только перехватить на полпути его руку – и притянуть к себе. Так просто. И совсем не обязательно разговаривать. Неторопливо расстегивая пуговицы на рубашке ученика, Кросс прижимается губами к нежной коже на шее. Аллен коротко вздыхает – пульс у него просто бешеный – и кладет руки ему на плечи. Вздрагивает всем телом, когда Мариан прикусывает кожу, оставляя яркий след около ключицы, и с нажимом проводит ладонью по спине, от лопаток до поясницы. Опыта у Аллена нет совершенно, это чувствуется. Кроссу даже немного любопытно, неужели во всем Ордене не нашлось достаточно предприимчивой девушки? Или парня. Аллен хрипло выдыхает и прижимается к Кроссу. Хотя к черту всех девушек и парней! В конце концов, это долг учителя – научить ученика… всему. А в том, что упомянутый ученик действительно хочет учиться усомниться трудно. Аллен слегка теряется под откровенным, жадным взглядом Кросса, но решительно сбрасывает с плеч расстегнутую рубашку и тянется за поцелуем – сам. Зарывается руками в длинные алые волосы, осторожно «расчесывает» их пальцами. Гладит плечи, изучающе проводит ладонями по спине и груди учителя, на более откровенные ласки его еще не хватает. Но и это очень, очень приятно. Настолько, что оставшаяся одежда начинает казаться совершенно лишней. К черту и ее тоже. Горячая, влажная кожа, шальной взгляд серых глаз, покорно выгибающееся тело – этого вполне достаточно для того, чтобы выдержка Кросса дала трещину. А Аллен кусает губы и изо всех сил старается не краснеть, раздвигая ноги. И до крови впивается ногтями в плечи учителя. Кросс этого почти не чувствует. Он только слегка морщится и успокаивающе целует приоткрытые губы Аллена, перехватывая его затуманенный взгляд. В конце концов, немного боли только делает удовольствие более острым. Запоминающимся. А некоторые вещи определенно стоят того, чтобы запомнить их навсегда.